— Нейя, послушай… — попыталась вмешаться баронетта Монброн, но госпожа Раварта только вздохнула и ушла следом за своим другом, вряд ли догадывавшимся, что вслед за утратой человеческого облика он в скором времени рискует потерять и так тяжело доставшееся право на королевский титул.

— Вот вы где, — правитель королевства Аквилонского умудрился подойти к ожидавшим его людям совершенно незамеченным, заставив Айлэ вздрогнуть. На какое-то длинное мгновение ее глаза и разум вступили в спор: является ли стоящий рядом незнакомец той же личностью, что и владетель Трона Льва? Да, рост и комплекция вроде бы одинаковы, но… — Можем отправляться. Йен обещала присмотреть тут за порядком, прежде чем уехать в Аквилонию, а если все пройдет благополучно, то к осени я сам сюда наведаюсь. Айлэ, закрой рот — ворона влетит и гнездо совьет. Хасти, отдай кувшин, пока не лопнул от жадности.

— Вот такой он и есть на самом деле, — язвительно хмыкнул рабириец, демонстративно переворачивая глиняный сосуд вверх дном. Оттуда вытекло несколько чудом уцелевших капель. — А королем он только прикидывается для развлечения.

— Теперь поняла, — оторопело бормотала баронетта, подтягиваясь и забираясь в седло. Грядущее путешествие внезапно предстало в совершенно неожиданном свете, а испытания, пережитые в Заповедном Краю, показались по сравнению с ним сущей безделицей.

Они проехали под аркой Снежных ворот, миновав холодную гулкую темноту барбикена и вновь оказавшись на ярком солнце. Десяток обывателей, собравшихся на площадке у ворот замка послушать герольда и обменяться новостями, глянули на них без всякого удивления и даже помахали вслед.

4 день Второй летней луны.

Вольфгард, столица Пограничья.

Сказать по правде, задворки дровяного сарая — не самое посещаемое место, и неудивительно, что свернувшегося в тесном и темном простенке человека обнаружили по совершеннейшей случайности. Произошло это около седьмого вечернего колокола, и исключительно благодаря тому, что кто-то из пробегавших мимо по своим делам замковых челядинцев заинтересовался причиной, по которой возле сарая носились, ошалело лая и пытаясь забраться в щель, несколько псов, обыкновенно крутившихся неподалеку от кухонных подвалов.

Отогнав собак, любопытствующий обитатель замка на скору руку соорудил из палки и куска тряпки подобие факела, запалил его и сунулся в подозрительный проем. Узрев лежащий там неподвижный куль, вокруг которого натекла изрядных размеров темная лужа, по большей части успевшая впитаться в землю, челядинец охнул и припустил за стражниками.

Трое прибывших гвардейцев решили сперва выяснить, не является ли скрючившееся тело жертвой давешнего налета скогров, доселе не найденной отрядом, собиравшим разбросанных по замку мертвецов, или одержимым оборотнем, подраненным во время ночного штурма, заползшим сюда в поисках укрытия да так и помершим.

Протиснувшийся в узкий проход страж порядка разочаровал сотоварищей, вначале крикнув, что труп наверняка еще нынешним утром ходил собственными ногами, а затем — уже потише — добавив: «Эй, да ведь у него нож в брюхе торчит…»

Выходило, что скогры вроде как не при чем: при всей их кровожадности никакому зверю в жизни не удастся взять в лапу клинок и воспользоваться им. Зачем оборотню, прекрасно обходящемуся собственными клыками и когтями, прибегать к помощи людского оружия? Стало быть, как здраво рассудил блюститель постарше, гут налицо насильственное умерщвление, заниматься разгадкой которого надлежит умникам из Дознавательной управы. Только поди, сыщи хоть одного из них — Управа, говорят, сгорела дотла, служащие разбежались кто куда, и…

— Так это за ширрифом посылать надо! — с некоторым запозданием сообразил гвардеец, припомнив, что капитан городской стражи вроде как перебрался в замок короны, и к нему начали собираться уцелевшие подчиненные. — Мертвяка пока с места не трогать, а вот ты беги-ка к месьору Грайтису, он нынче в Медвежьей башне проживает. Извести его, что мы тут отыскали. Может, его милость сам захочет глянуть. Или пусть хотя бы скажет, чего с этим покойником делать — сразу хоронить или малость обождать. Только лишнего шума не подымай, а то сюда полкрепости сбежится.

Ждать пришлось не слишком долго, менее трети колокола, однако тени на стенах и траве успели потемнеть и вытянуться, окутывая уголки крепости сизыми полотнищами наступающих сумерек. Вдоль крепостных зубцов начали один за другим вспыхивать оранжевые пятна факелов, когда из подкрадывающейся темноты вынырнула цепочка покачивающихся огоньков масляных ламп. Ширриф явился в сопровождении двух своих людей и державшейся в отдалении девицы, закутанной в черно-лиловую хламиду — магички Ренисенб эш'Шарвин, казавшейся мрачнее и опаснее голодного скогры.

Увидев приближающегося человека, призванного отвечать за порядок в городе, стражник невольно поежился. Может, митрианский монах не так уж ошибался, крича давешним утром, мол, мертвецам не должно пребывать среди живых? Пусть бывшие в столице волшебники стократно твердили, что месьор Грайтис жив, но трудновато им поверить, глядя на типа без единой кровинки в лице. Вдобавок движется он, ровно кукла на ниточках, что показывают в лицедейском балагане, а белые, словно выцветшие и неживые волосы раскачиваются при этом взад-вперед. И смотрит как-то… не на тебя, но сквозь тебя. В общем, с подобным человеком вряд ли кому захочется потолковать по душам за кружечкой-другой.

— Что у вас? — из голоса Грайтиса напрочь исчезли все интонации. Внятная, сухая речь, будто ему известно все на свете и больше ничего не интересует. Он пренебрежительно отмахнулся, даже не став дослушивать ответ гвардейца, а немедля сунулся в пропахший стынущей кровью тупик. Бледно-желтые отсветы фонаря запрыгали по замшелой и покосившейся стене сарая, по каменной кладке и зарослям бурьяна, кое-где поломанного и потоптанного. Стигийская чародейка, не удержавшись, тоже подошла ближе, опасливо заглянув в узкий проем. Стражник опасался, что та, как всякая женщина, немедля кувырнется в обморок, но колдунья оказалась стойкой и только поморщилась. Должно быть, за последние дни свыклась с мыслью, что смерть бродит неподалеку.

Магичка тем временем подобрала подол длинного одеяния и решительно полезла вслед за ширрифом. Гвардейцы и сыскные дружно насторожили уши, прислушиваясь к долетающим из тупика отрывистым репликам.

— Случаем, не знаешь, кто это может быть? — Грайтис поднял фонарь повыше, чтобы как следует осветить скорчившегося едва ли не вдвое мертвеца, при жизни бывшего тощим мальчишкой лет пятнадцати, одетым в потрепанную холщовую рубаху блекло-зеленого цвета и такие же штаны.

— Вроде нет, — госпожа эш'Шарвин наклонилась вперед, озадаченно щурясь. — Это же совсем ребенок! Неужели кто-то затащил его сюда и убил?

— Сомневаюсь… Рени, отойди немного… — Грайтис с некоторым усилием присел на корточки, пристально вглядываясь в окостеневшие ладони, плотно сомкнувшиеся вокруг узкой рукояти ножа, вырезанной из косульего рога. Некогда она была светло-коричневой, но за долгие годы вытерлась до грязно-серого оттенка. Лезвие и даже нижняя часть рукояти глубоко ушли в живот, распоротый зияющей раной в почти в два пальца длиной, кровавым зигзагом протянувшейся к нижним ребрам.

— Не сам же он сотворил над собой такое! — не выдержала затянувшегося молчания стигийка, безнадежно сражаясь с подступающей тошнотой. — Я не берусь давать тебе советы, но, может, стоит вынуть нож и глянуть, нет ли там чьей-нибудь метки?

Ширриф оглянулся через плечо, и под его тяжелым, неподвижным взглядом Ренисенб мигом прикусила язык.

— Именно что сам, — нехотя проговорил

Грайтис. — Пришел сюда, достал нож и всадил его в собственные кишки. Остается только понять, по какой причине сущему юнцу понадобилось сводить счеты с жизнью. Касательно лезвия ты нрава — сейчас я его вытащу. Посмотрим, где мальчишка его раздобыл.