Паш-мурта снова поднялся и поклонился. Потом приосанился и хлопнул в ладоши.

Трое чернокожих невольников внесли в зал большой ящик, сбитый из крепких оструганных досок, и поставили его возле стола. По знаку своего господина они сняли переднюю стенку и извлекли на свет нечто, сверкающее бронзовыми отливами. Водрузив свою ношу на резной табурет, рабы удалились.

Это была статуя обнаженной девушки: ноги чуть согнуты, колени слегка разведены, в раскрытых ладошках на уровне плеч — два медных светильника. Паш-мурта подошел к изваянию, чиркнул кресалом и зажег в светильниках масло.

Зана молча рассматривала девушку из своего кресла.

— Изящно, — произнесла она, наконец, тоном ценителя. — Неплохая лампа для моей спальни. Сколько ты за нее хочешь?

Паш-мурта назвал цену. Черные брови хозяйки дома удивленно взлетели вверх.

— Она что, из чистого золота? — спросила донна.

— Подобно крабу уважаемого Сантидио, это необычная статуя, — произнес Паш-мурта торжественно. — Вот она-то умеет петь, свистеть, танцевать, правда не уверен, что обучена грамоте.

Он щелкнул пальцами, и статуя ожила. Это был странный медленный танец, бедра и ноги девушки плавно двигались, а тело и руки оставались неподвижными: пламя светильников горело все так же ровно.

— Черная магия! — воскликнул лекарь.

— Ты колдун? — спросила Зана работорговца.

— О нет… — начал тот, но дон Эсанди не выдержал и рассмеялся.

— Прости нам маленький розыгрыш, Зана, но это — живая девушка. Хотя она может обращаться в настоящее изваяние и стоять часами в самых немыслимых позах. Чтобы произвести на тебя должное впечатление, мы намазали ее бронзовой краской. Ваная, покажи, что ты еще умеешь!

Рабыня легко закинула ногу себе за плечо и поставила на узкую ступню один из светильников.

— Лампы уже нагрелись, — задумчиво молвила донна дель Донго, — ей что, не больно?

— Как-то она разгребала раскаленные угли костра, в котором невольники пекли рыбу, — сказал Паш-мурта. — Удивительно, но на ее пальцах не осталось ожогов.

— Я покупаю эту рабыню, — поднялась хозяйка из своего кресла. — Она составит подходящую компанию моим уродцам. Прием окончен, господа. Дон Эсанди, жду вас завтра к обеду. Нам надо многое обсудить.

— О моем появлении… — начал было Сантидио, вставая, но хозяйка прервала его нетерпеливым взмахом руки.

— Разумеется! Купец может получить плату у моего управляющего. Всего хорошего.

Когда дон Эсанди и работорговец откланялись, Зана подошла к девушке и провела пальцем по ее животу.

— А ты, оказывается, мягкая и теплая, — сказала донна почти ласково. — Ступай за мной. Хочу проверить, не зря ли заплатила столько денег. И так ли уж ты нечувствительна к боли…

С этими словами она направилась к маленькой потайной дверке, прикрытой ярким гобеленом. Ваная последовала за ней, все еще держа в руках горящие светильники

Гостиница оказалась даже хуже, чем можно было предполагать, судя по ветхой хламиде посыльного. Это было деревянное двухэтажное здание с покосившимися стенами, укрепленными бревнами-подпорками. Называлось заведение «Приют толстосума» — очевидно, хозяин обладал некоторым чувством юмора. Перед гостиницей лежал обширный пустырь, покрытый чахлыми кустами и дурно пахнущими лужами.

Весь первый этаж занимала грязная харчевня с длинной стойкой и грубо сколоченными столами, за которыми в полумраке сидели какие-то подозрительные личности. Их бледные лица, словно подсолнухи за дневным светилом, поворачивались за малиновым беретом, пока фаллиец шел к стойке в сопровождении своего мрачного телохранителя.

Конан был зол вовсе не от того, что придется заночевать в таком паршивом месте. Он навидался притонов и похуже, и в обществе самых отъявленных негодяев чувствовал себя, как рыба в воде. Киммерийца злило молчание брегона, который, как он подозревал, до сих пор что-то не договаривал. Было ли недомогание Да Дерга истинным, или он просто придуривался, преследуя какие-то свои цели?

Этот человек, столь легко разделавшийся с записным рубакой Гийломом, к концу их путешествия превратился в почти беспомощного ребенка. Впрочем, его недомогание началось сразу после того, как ладья миновала устье Ледяной и вышла на водный простор Ширки. Брегон предпочитал отлеживаться в шатре, и на все расспросы киммерийца отвечал весьма туманно. Конан так и не понял, отчего Да Дерг, с легкостью перенесший его на несколько месяцев в прошлое, не может вызвать какую-нибудь летучую тварь, которая доставила бы их прямиком к капищу Дивиатрикса. Фаллиец начал объяснять что-то насчет закона сохранения и равновесия сил, но варвар только махнул рукой и заключил для себя, что Да Дерг — чародеишко никудышный и уже исчерпал запасы своих колдовских фокусов.

Последним его достижением было окрашивание иссиня-черной шевелюры Конана в русый цвет. Впрочем, это вряд ли можно было назвать волшбой: брегон просто дал склянку с зеленой жидкостью, от которой у варвара за пару дней отросла борода, а посветлевшие волосы упали на плечи, так что их пришлось заплести в косы на бритунский манер, чему соответствовал и костюм, заранее припасенный Да Дергом. Только после этого Конан вышел из шатра на палубу и показался ладейщикам. Учитывая запоминающуюся внешность киммерийца, предосторожность, конечно, не лишняя: им предстояло пересечь всю Аквилонию, пополняя запасы провизии в Галпаране, Танасуле и других городах, и слухи о том, что кто-то видел государя на ладье торговцев мехами, были совсем ни к чему. Да и в Кордаве, даже спустя многие годы, кто-нибудь из бывших друзей или врагов Конана мог бы признать его и задаться вопросом: отчего это король аквилонский шляется по улицам, изображая простого телохранителя…

Хотя киммериец никак не мог уразуметь, за каким таким нергальим пометом несет их в Кордаву. Джаббал Саг, упомянутый брегоном, был древним богом, жрица которого когда-то помогла Конану в борьбе с некромантом, забравшим власть над древним королем и его страшными каменными воинами. С тех пор минуло более двадцати лет, и киммериец уже забыл многие подробности. Святилище Джаббал Сага находилось на пиктской территории, но намного южнее, чем то место, где следовало искать Арэля. Когда же киммериец напрямую спросил брегона, чем может помочь древний бог в их поисках, Да Дерг ответил, что не знает и следует лишь указаниям светящихся рун фелидов. Послав фелидов вместе с их рунами по своему обыкновению в задницу Нергала, варвар удалился на палубу, чтобы выпустить пар, орудуя тяжелым ладейным веслом.

А потом брегон исчез. Сильный затяжной дождь заставил ладейщиков причалить к лесистому берегу в безлюдной местности на границе с провинцией Тауран. Они сняли парус и растянули его между деревьев, устроив навес, под которым и укрылись, отогреваясь у костра. Да Дерг выбрался из шатра и побрел к кустам, никому ничего не объясняя. Когда некоторое время спустя киммериец заподозрил неладное и направился вслед за брегоном, то обнаружил лишь малиновый берет, лежащий на примятой траве.

Проклиная все на свете, варвар предложил команде немедленно отправиться на поиски. Ладейщики наотрез отказались. Они жались к костру и опасливо поглядывали на темнеющие вокруг огромные деревья, покрытые сизым мхом. Едва сдержавшись, чтобы не расквасить им морды, Конан отправился в лес, держась примятой травы, то и дело натыкаясь на обломанные ветки кустов: кто-то шел здесь напролом с тяжелой ношей. Он старался двигаться осторожно, держа в руке обнаженный кинжал, и все же стрела, впившаяся в землю у самых его ног, явилась для варвара полной неожиданностью.

Сейчас же откуда-то сверху раздался квакающий голос:

— Забыл что-нибудь, белобрысый?

Конан осторожно глянул вверх. Среди ветвей огромного вяза была устроена бревенчатая площадка, огороженная невысокими перилами. Сквозь небольшую бойницу он заметил блеск чьих-то глаз и наконечник стрелы, целящий ему в шею. На соседних деревьях темнели такие же сооружения, и Конан не сомневался, что не менее дюжины лучников готовы превратить его в подобие ежа.