Мальчишка многозначительно поднял грязный палец. Потом быстро оглянулся, заговорщицки подмигнул и прошептал:

— А тех, кто думает по-другому, иногда находят на берегу с камнем во рту. Течения у нас тут сильные, и дно галечное.

После речей провожатого Конан обратил внимание, что множество граждан носят зеленые или фиолетовые плащи и, встречаясь, злобно поглядывают друг на друга. Вокруг стихоплета, читавшего вирши о короле, собрались в основном «зеленые», которые, впрочем, выглядели людьми далеко не бедными: толстые лавочники с лоснящимися лицами, менялы, разносчики, несколько слуг и женщины в мещанских платьях, с зелеными лентами в пышных прическах.

Выйдя из теснины улицы, Конан, фаллиец и мальчишка оказались на широкой площади. Напротив высилась полукруглая стена, прорезанная высокими арками. Из-за нее долетал невнятный шум, а площадь сплошь была усеяна корками лимонов и дынь, обкусанными ломтями тыкв и стручками красного перца. Посредине пустынного пространства возвышался конный памятник, изображавший мрачного вида человека с опущенной шпагой в бронзовой руке.

— Это что, рынок? — спросил Конан.

— Ипподром! — Глаза мальчишки засияли праздничным блеском. — Здесь народ наслаждается прекрасным зрелищем бегов. Фавориты партий соревнуются в колесницах, а сенаторы и король смотрят на них из золоченых лож. Когда-нибудь я скоплю денег, чтобы попасть на галерку и увидеть, как кто-нибудь сломает себе шею!

— А кому памятник? — прервал его восторженную речь киммериец.

— О, это сам Мордерми, вождь восставших, из рук которого отец нынешнего короля получил скипетр и державу!

— Кром! — вырвалось у северянина. — Да ведь я собственной рукой выбросил когда-то этого ублюдка из окна на поживу толпе…

Многоголосый победный вопль, возникший над стенами ипподрома, заглушил его неосторожные слова. Ликующие крики, звуки рожков и какой-то треск повисли над площадью: от них мог бы содрогнуться сам бронзовый Мордерми, если бы он умел содрогаться при жизни.

— Победа! — завопил оборванец, прыгая на одной ноге. — «Зеленые» победили! Они всегда так вопят, когда берут верх над «фиолетовыми». Если бы те одолели, они дудели бы в свои фанфары…

— Пошли, — тихо сказал фаллиец. Это было первое слово, которое он произнес, ступив на берег.

— Подождите, — заволновался посыльный, — нельзя упустить такое зрелище! Вам будет интересно, вот увидите. Сейчас понесут победителя…

— В другой раз, — буркнул варвар, подталкивая мальчишку в спину.

Но не успели они миновать памятник, как из-под арок ипподрома повалил народ. Только теперь Конан понял, почему на площади не видно ни торговцев, ни праздно гуляющих граждан. С ревом, напоминающим горную лавину, толпа запрудила все пространство, грозя смести и затоптать всякого, оказавшегося на ее пути. Мальчишка из гостиницы проворно взобрался на постамент и устроился между ног бронзового коня, готовясь насладиться зрелищем. Конан прижался спиной к теплому камню монумента, прикрывая рукой безвольно стоявшего рядом брегона.

Люди в зеленых плащах приплясывали и вопили, всячески выражая свой восторг победителю, которого несли на резном сидении, снабженном длинными ручками, поднимая над головами. Поджарый мужчина в зеленой тунике и сандалиях, украшенных серебряными семиконечными крестами, с золотым венчиком на голове, еще красный от недавнего напряжения, устало помахивал одвой рукой, а другой утирал пот, градом струившийся по грубому некрасивому лицу.

— Да здравствует Базилас! — раздавались крики. — Победа! Победа! Да здравствует Карико!

Из другой арки, смешиваясь с «зелеными», выходили люди в красных, желто-голубых и оранжевых одеяниях. Они тоже победно вопили, приняв, очевидно, сторону партии Карико.

Казалось, ликованию не будет конца, но вдруг толпа отхлынула и подалась в сторону. Из третьего прохода показались «фиолетовые»: их плащи сверкали на солнце дорогой отделкой и самоцветными камнями. Многие шли в окружении слуг, вооруженных длинными палками, темнокожие рабы несли в изукрашенных портшезах дам, прятавших лица под тонкими вуалями. Впереди выступал красавец в фиолетовой тунике и перламутровых сандалиях с альмандиновыми пряжками в форме трилистника.

Толпа «зеленых» отступила за невидимую линию, центром которой был памятник бывшему королю воров.

Красавец в фиолетовой тунике поднял руку, и его сторонники замедлили шаг.

— Смотрите на него! — крикнул он, указывая на победителя. — Ты подонок, Базилас! Во втулках моей колесницы нашли песок, и все же мы пришли к финишной мете одновременно. Судейщики отдали победу тебе, но ты зря радуешься. Я побеждал на скачках в Мессантии и Луксуре, и не тебе, сыну вора, торжествовать над Скалидо!

Рев и издевательский хохот «зеленых» был ему ответом.

— Пойди в баню, Скалидо, сын своего дедушки, выпусти пар! — крикнул Базалис.

На этот раз взвыли «фиолетовые». Многие обнажили шпаги, подталкивая вперед слуг и рабов с дубинками. Со стороны последователей Карико в них полетели огрызки дынь и стручки перца, и Конан понял, что сейчас начнется потасовка. Он уже прикидывал, придется ли принять в ней участие, но тут окованные железом двери длинного строения напротив ипподрома распахнулись, и оттуда на площадь устремился отряд стражников с квадратными щитами и копьями в руках.

Они бежали цепью молча, со строгими лицами, привычно занимая места между двумя враждующими партиями, расталкивая зазевавшихся копьями, у которых, как с удивлением заметил киммериец, были деревянные наконечники. «Красные», «желто-голубые» и «оранжевые» разбегались по обе стороны отряда стражников и тут же присоединялись либо к партии Авванти, либо к сторонникам Карико, нисколько этим не смущаясь и рьяно поддерживая ту и другую сторону.

— Именем короля, разойтись! — не слишком сердито покрикивал сотник, бежавший впереди своих людей с тупой учебной рапирой в руке.

Гневные возгласы по обе стороны живой цепи стали стихать, казалось, все вот-вот кончится миром. Но тут вышла заминка: сотник неловко поскользнулся на арбузной корке и растянулся на камнях, не добежав до памятника. Стражники кинулись поднимать своего начальника. В тот же момент из-под ног бронзового коня раздался звонкий голос гостиничного служки:

— Скалидо любит мальчиков, он водит их в баню!

Красавец в перламутровых сандалиях взвизгнул и бросился на обидчиков, не разобрав, кто именно запятнал его честь столь гнусным публичным оскорблением. За ним устремились вельможи в фиолетовых плащах и их слуги, размахивающие палками.

«Зеленые» и «фиолетовые» сшиблись возле самого памятника. Резное сидение победителя закачалось, и Базилас, дрыгнув кривыми ногами и сверкнув серебряными пряжками сандалий, полетел в толпу. Сторонники давно почившего Авванти победно взвыли и усилили натиск. Началась давка. Задние теснили передних, которые попали под мощные удары здоровых кулаков и коротких дубинок «зеленых», не имея возможности использовать в этой толчее шпаги. Многих слуг и чернокожих рабов сбили с ног и затоптали, господа обнажили кинжалы, с ругательствами отбиваясь от плебеев. Пролилась первая кровь.

Возле ног Конана, стоявшего на мраморных ступенях монумента, закипело побоище. Мелькали кулаки, лезвия и дубинки, зелено-фиолетовый вихрь поглощал редкие красные, голубые, желтые и оранжевые пятна.

Из толпы, плюясь кровью, выбрался здоровяк в зеленом плаще и, постанывая, побрел к киммерийцу. Тупо глянув на его одежду, он прохрипел:

— Ты за кого?

— За Крома! — рыкнул варвар и врезал пудовым кулаком в челюсть «зеленого». Тот канул спиной в толпу, оставив на ступенях выбитые зубы.

— Надо… уходить… — слабо проговорил Да Дерг. Он едва держался на ногах, прижимаясь спиной к постаменту.

— Куда, в задницу Нергала? — проворчал киммериец. — Я, конечно, смогу проложить дорогу даже таким паршивым мечом, как этот, но потом нам придется скрываться от ареста за множественное убийство при отягчающих обстоятельствах. Подождем, пока они угомонятся…