Все встали. Рыцари бесшумно покинули Зал. Зрители выходили в коридор, взволнованно обсуждая услышанное на заседании.

Золотая Луна прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Ей хотелось только одного — быть сейчас как можно дальше от этого шума, суеты и путаницы.

Почувствовав прикосновение чьей-то руки, она открыла глаза и увидела перед собой госпожу Одилу.

— Почему вы хотели, чтобы я задала вам вопрос о Богах, госпожа Первая Наставница? — спросила она.

— Потому что его нужно было кому-нибудь задать, дочь моя, — ответила та.

— Вы хотите сказать, что Боги существуют? — нахмурилась Одила. — Вы говорили о Едином...

Золотая Луна взяла руку молодой женщины и крепко сжала ее.

— Я прошу вас, откройте свое сердце людям, дочь моя. Откройте его миру.

Госпожа Одила криво усмехнулась.

— Однажды я так и сделала, госпожа Первая Наставница. Но нашелся человек, который воспользовался этим и похитил у меня самое дорогое — веру в людей.

— И поэтому вы решили навсегда запереть свое сердце с помощью острого ума и гибкого язычка, не так ли, дочь моя? Герард Ут-Мондар говорит правду, госпожа Одила. О, пусть они посылают гонцов в Утеху и на родину рыцаря, чтобы проверить его рассказ, но вы должны знать, что он сказал правду. На эти расспросы уйдет много недель, вам это известно так же хорошо, как и мне. Скажите, вы верите ему?

— Пшеничные лепешки и васильки, — прошептала Одила, глядя на обвиняемого, который покорно стоял подле скамьи. Затем она перевела взгляд на Золотую Луну. — Сама не знаю. Иногда верю, иногда нет. Вы сказали, что, только спрашивая, мы постигаем истину... Что ж, я кое-что предприму.

В Зал возвратились Главы Орденов. Заседание продолжилось.

— Мы пришли к выводу, что не можем принять решение по тем чрезвычайно важным вопросам, которые были затронуты при слушании данного дела, вплоть до новых свидетельских показаний. Нам необходимо послать запросы в Цитадель Света и Повелителю Уоррену в Утеху. Тем временем мы предпримем широкий опрос населения Соланта, чтобы выяснить, знает ли кто-нибудь семью обвиняемого и может ли удостоверить его личность.

Золотая Луна едва слышала эти слова. Вскоре ей предстоит оставить сей мир, неожиданно поняла она. Это юное тело не сможет долго обременять душу, которая так жаждет освободиться от плоти и чувств. Правда, есть кое-что еще, что она должна сделать. Ей нужно кое-куда отправиться.

— До выяснения данных обстоятельств, — продолжал Повелитель Тесгалл, заканчивая свою речь, — рыцарь, именующий себя Герардом Ут-Мондаром, кендер, который откликается на имя Тассельхоф Непоседа, и гном Конундрум будут содержаться под стражей. Заседание окончено.

— Господа рыцари, позвольте мне сказать, — воскликнул Герард. Он вскочил с места, несмотря на старания бейлифа удержать его. — Делайте со мной что хотите, можете верить моему рассказу или не верить. — Он повысил голос, стараясь быть услышанным. — Но пожалуйста, прошу вас! Пошлите помощь эльфам Квалинести! Не позволяйте драконице Берилл безнаказанно погубить их! Если вас не волнует их судьба, то подумайте о том, что, погубив эльфов, Берилл затем нападет на Соламнию!

Бейлиф призвал стражу, и та заставила Герарда замолчать. Госпожа Одила внимательно наблюдала за происходящим, не сводя глаз с Золотой Луны. Та, казалось, заснула, ее голова склонилась на грудь, руки покоились на коленях, и вид у нее был такой, какой бывает у пожилой усталой женщины, мирно дремлющей на солнышке или у камелька, позабывшей о настоящем и погрузившейся в воспоминания.

— Она и вправду Золотая Луна, — вполголоса пробормотала Одила.

Когда порядок был восстановлен, Повелитель Тесгалл продолжил:

— Госпожу Первую Наставницу мы просим остаться на попечении Звездочета Микелиса и не покидать город Солант, пока не возвратятся наши посланцы.

— Я буду счастлив принять вас у себя в доме, — произнес Микелис, легонько притрагиваясь к плечу Золотой Луны.

— Благодарю вас, — сказала она, очнувшись, — но я не смогу остаться здесь надолго.

Пожилой Звездочет заморгал.

— Простите, госпожа Первая Наставница, но вы же слышали, что сказал Повелитель...

Золотая Луна не слышала ни слова из речи рыцаря. Сейчас ей не было дела ни до живых, ни до мертвых, по-прежнему круживших вокруг нее.

— Я очень устала, — сказала она громко, чтобы ее услышали и те и другие, и, взяв в руки посох, направилась к выходу из Зала.

С тех пор как король объявил о приближении опасности, население Квалинести готовилось оказать сопротивление драконице Берилл и ее армии, которая все ближе и ближе подступала к столице. Берилл все свое войско направила на захват столицы, мечтая о власти над городом, который столько лет очаровывал мир своей красотой. Скоро ее ставленники переедут в дома эльфов, вырубят их великолепные леса на топливо и запустят свиней в их розовые сады.

Беженцы покинули столицу. Они скрылись через туннели, прорытые с помощью гномов, ушли через леса к границам родной страны. Эльфы, которые остались ради защиты города, принялись создавать ополчение. Они не питали никаких иллюзий относительно своей победы в предстоявшей битве. Самое большее, что они могли сделать, — это задержать наступление врага. Каждый выигранный, у противника час означал, что еще несколько семей, возможно, будут спасены.

Когда до эльфов дошел слух, что щит над Сильванести пал, они воспряли духом. Они думали о том, с какой теплотой встретят их родственники, как охотно откроют они для несчастных страдальцев свои сердца и дома. Они мечтали об объединении двух издавна враждовавших эльфийских королевств.

Квалинестийский король Гилтас поддерживал эти надежды и мечты. Маршал Медан удивлялся, когда юноша умудряется спать. Казалось, король успевал бывать везде. Его видели в подземных туннелях рядом с гномами. Он участвовал в поджоге моста через реку Белая Ярость. Он помогал своим соплеменникам выковывать оружие и доспехи. У эльфов была еще одна очень серьезная задача — они вили канат. Необыкновенно длинный и легкий, но очень прочный канат, с помощью которого король задумал погубить драконицу Берилл.

Каждый найденный клочок ткани, от детской пеленки до подвенечных платьев, отдали эльфы, чтобы сплести этот канат. Они сняли шелковые простыни со своих постелей, вынули шерстяные одеяла из колыбелей, пожертвовали бесценные ковры и гобелены, которые веками украшали стены Башни Солнца. Все без сожалений было отдано во имя общего дела.

Работа продолжалась днем и ночью. Когда одни уставали резать ткань и свивать канат, их сменяли другие. После наступления сумерек бухты каната, сплетенные в течение дня, украдкой выносили из домов, таверн и приютов и несли в туннели. Эльфийские маги беспрестанно ходили из дома в дом, накладывая на канат заклятия. Иногда эти заговоры срабатывали, иногда магия оказывалась бессильной. Тогда на помощь одному магу приходил другой.

Меж тем Неракские Рыцари очищали столицу от населения. Они бросали эльфов в концентрационные лагеря, которые были устроены на подступах к столице, выкидывали на улицы мебель из жилищ, поджигали дома, до этого преданные разграблению и поруганию.

Шпионы Берилл наблюдали за происходящим с воздуха и сообщали драконице, что ее приказы неукоснительно исполняются. С такой высоты им было не разглядеть, что эльфов, которых днем волокли в концентрационные лагеря, ночью освобождали и уводили в другие дома, где снова «арестовывали» утром. Если бы шпионы были повнимательнее, они бы заметили, что мебель, которую с такой «безрассудной» яростью вчера выбрасывали из окон, сегодня затрудняет передвижение Рыцарей Тьмы, а сожженные дома могли бы стать для них прекрасными наблюдательными пунктами.

В эти тяжелые дни маршал Медан ни разу не видел Лорану. Он не видел королеву-мать со дня расправы над Ногго и тревожился о ней, хотя и знал, что она занята, пожалуй, ничуть не меньше его. Она уложила и приготовила к отправке на юг ценные вещи из своего дома и королевского дворца. Все свои одежды, кроме тех, что были на ней, Лорана пожертвовала ради общего дела — даже подвенечное платье.