Рука его сжала запястье Альберта.
– Ты должен мне помочь. Ты здесь человек посторонний. Никто тебя не знает.
– Выпусти для приманки кого-нибудь из этих десяти бандитов, – подсказал Альберт.
– Ты думаешь? – крепко сжал губы Яруга. – Ох, если б я знал, где сейчас один тип. Но его нет. Он исчез: нет его ни мертвого, ни живого. Канул как камень в воду.
– Выпусти «приманку», – повторил Альберт.
– Кого?
– Ну хотя бы этого Медведя.
– Медведя? – Яруга с недоверием взглянул на Альберта.
– Мелкую рыбешку выпускать нет смысла. Это должна быть щука.
– А если щука уйдет под воду – и дело с концом? Тогда меня расстреляют. На это необходима санкция воеводского УБ.
– Получишь санкцию – упустишь случай. Доверяй только себе. Мы выпустили Куртмана. Не многие знали об этом. И все-таки кто-то предупредил Рокиту, что Куртман станет «сыпать».
– Простая случайность. А может, подозрительность Рокиты? Он уже никому не доверяет. Слишком уж дерзко взяли Перкуна. Даже ребенок мог догадаться, что на Перкуна донесли и что предал его кто-то из ближайшего окружения. С Рокитой этот номер не пройдет. Рыбу, которая однажды сорвалась с крючка, второй раз бывает трудно поймать на наживку. Медведя я не выпущу. Альберт пожал плечами.
Яруга распахнул дверь к секретарше и распорядился привести к нему арестованного. Секретарша водрузила на стол Яруги графин с водой и старательно, как реквизит на сцене, расставила стулья. Два стула, на которые сели Яруга с Альбертом, – по одну сторону стола, а по другую, метрах в трех от него, – стул для Медведя.
Вошел Медведь в мундире без всяких знаков различия. Ему было года двадцать два. Широкое крестьянское лицо, редкие светлые волосы. Родом он был из какой-то захудалой деревеньки под Пилицей, окончил четыре класса гимназии. В банду Перкуна вступил в конце 1945 года под кличкой «Медведь». В его облике действительно чувствовалось что-то медвежье.
Во время первого допроса Медведь признался в убийстве шести милиционеров и членов ППР, а также в том, что он участвовал в налете на город.
На вопросы, которые ему задавал Яруга, Медведь отвечал не спеша, обдумывая каждую фразу.
Яруга:
– Кто приказал ликвидировать Миколая Л. из УБ?
Медведь:
– Я ничего не знаю об этом деле.
Яруга:
– Ты ничего не знаешь?
Медведь:
– Прошу не «тыкать»! Мы с вами вместе свиней не пасли.
Яруга поднялся, потом опять сел.
– Хорошо. Будем разговаривать на «вы».
– Благодарю, – иронически отозвался Медведь.
Яруга:
– Двадцать седьмого апреля на улице около канцелярии старосты был убит некий мужчина лет двадцати трех. Кто его убил? Кто отдал приказ о его убийстве?
Медведь:
– Не знаю.
Яруга:
– Слушайте, Медведь. Вы хотите, чтобы с вами не говорили на «ты» и тому подобное. Требуете вежливости. Я не против этого. Я предпочитаю вести с вами дружескую беседу. Однако это и вас обязывает. При таких отношениях лгать не полагается. Двадцать седьмого апреля в момент убийства этого человека вы мчались на мотоцикле как раз по той дороге. У нас имеются свидетели, что вели мотоцикл вы. Ваш спутник на заднем сиденье открыл огонь и убил поручика Миколая Л. Кто этот человек, ехавший с вами?
Медведь:
– Его кличка «Куропатка»…
Яруга:
– Почему вы убили поручика Л.? Разве ему был вынесен приговор?
Медведь:
– Не знаю… не знаю. Нет. Приговора не существовало. Но он должен был погибнуть. У нас не было времени…
Яруга:
– Черт возьми! Будете вы, наконец, отвечать или нет?!
Медведь:
– Пить…
Яруга:
– Здесь УБ, а не киоск с прохладительными напитками!… Расскажите, по чьему приказу вы убили поручика Л.
Медведь:
– Мы ночевали в лесничестве Грабы. Рано утром прибыла к нам на велосипеде связная Зэнка. Ее настоящей фамилии я не знаю, где она живет, мне тоже неизвестно. У нее контакт с кем-то в…
Яруга (рычит):
– С кем? С кем, черт возьми!
Медведь:
– С кем-то у вас в УБ.
Яруга крикнул секретарше:
– Дай ему стакан чаю, да покрепче!
Секретарша принесла почти черный чай. Яруга сам поддерживал стакан, пока арестованный пил.
Яруга:
– С кем в уездном УБ был у Зэнки контакт? Какие инструкции получили вы там от нее?
Медведь:
– Она сказала, что в городе появился какой-то убек из Варшавы, по имени Миколай. Он завязывал здесь знакомства, подкупил кое-кого из наших. Во всяком случае, кажется, выведал дату и час нашего налета на город. Он явился в УБ и предостерег. Но предупредил он как раз того, кто имел контакт с Зэнкой. Тот, в свою очередь, сообщил Зэнке, а она примчалась к нам с тем, чтобы Миколая убрать… Я решил сам устранить этого типа и выехал с Куропаткой в город. Зэнка дала «наводку», а Куропатка его кокнул.
Медведь замолчал. В комнате воцарилась полная тишина, раздражающе поскрипывало только перо Яруги, который вел протокол.
Яруга:
– Кто в уездном УБ был членом вашей организации или сотрудничал с нею?
Медведь:
– Не знаю. Контакт с этими людьми поддерживала Зэнка.
Яруга:
– Опишите ее или назовите адрес либо место, где ее можно встретить.
Медведь:
– Мне ее адрес неизвестен. Я не знаю, где можно с ней встретиться. Зэнка – сотрудник нашей разведки, а деятельность разведки полностью законспирирована.
Яруга:
– Опишите ее внешность.
Медведь:
– Зэнка высокого роста, рыжеватая. Голубые глаза, широкая в бедрах. Возраст, пожалуй, около двадцати лет. Последний раз я видел ее в черном костюме. Кто из УБ с нами сотрудничал, не знаю; я знаю только, что их было два или три человека. Один работает у вас охранником, второй занимает какое-то весьма высокое положение. Именно к нему и обратился этот ваш поручик, которого пришлось потом ликвидировать. Вероятно, он обладал немалой властью, если… смог освободить из тюрьмы Романа, прежнего адъютанта Рокиты. Роман влип по собственной глупости. У него нашли сургуч и какую-то печать нашей организации. Освободили его почти сразу же.
Яруга:
– Когда это было?
Медведь:
– Когда? В январе… Больше я ничего не знаю. Яруга вызвал часового и приказал увести арестованного.
На следующий день состоялись торжественные похороны двенадцати жертв ночного налета Рокиты. Убитых везли через весь город на трех армейских грузовиках с опущенными бортами, в гробах, обтянутых кумачом. Похоронную процессию, которую составляли школьники, несколько тысяч жителей городка, возглавлял почетный воинский эскорт в составе роты. На похороны прибыли представители воеводского комитета партии.
Вначале открытые гробы установили для гражданской панихиды в зале заседаний при канцелярии старосты. Оттуда колонна двинулась к загородному кладбищу. Альберт почти всю дорогу шел в абсолютном одиночестве, оказавшись среди родных и близких погибших. Около кладбищенских ворот он заметил возле себя Лигензу. Она была в элегантном черном костюме, который плотно облегал ее стройную фигуру. В ярком свете полуденного солнца еще более отчетливо бросались в глаза фиолетовые следы ожога на ее лице.
– Я боюсь за вас, майор, – сказала она.
– Майор? Вам и об этом уже известно. Меня поражает ваше всеведение.
– В этом маленьком городке обо всех все знают. – Неужели?
– Люди утверждают, что у Яруги длинные руки. Вам лучше не становиться ему поперек пути. Тем парням, которых он схватил, уже ничем не поможешь. Мне жаль их. Ни одному из них уже не суждено изведать прелесть свободы.
Альберт не ответил. Он шел рядом с нею по длинной кладбищенской аллее, обсаженной печальными туями. Лигенза задевала его плечом, так как в узкой аллее было тесно. Он взял ее под руку и склонился к самому уху:
– Бывает и так, что молодой человек, которому вроде бы больше не суждено почувствовать прелесть свободы, вдруг оказывается на воле. Случаются же побеги даже из-под перекладины. Но подчас неизвестно, – что же все-таки было лучше: могила или свобода. Одно несомненно – молчат только мертвые. У Иуды, как вам известно, был мешок. Рассказывают, что мешок этот был сшит не только из ягнячьей, но также из львиной и… лисьей шкур. Из шкуры ласки-лисицы, которая высасывает кровь через крошечную, почти неразличимую ранку. О, поверьте, в этом городе тоже есть Иудин мешок… Между прочим, можно сшить мешок из… медвежьей шкуры, – громко рассмеялся он, так что люди, шедшие рядом, с негодованием посмотрели на него.
