Он обернулся к философам:

– Валяйте!

– Пожалуй, за полчаса я с ним разберусь, – заявил тот, что принимал пари, рассматривая узел. Гордей негромко хмыкнул, сказал (опять всем сразу):

– Я вернусь через час. Вы все можете ему помогать, – и направился к выходу из сада.

– А если мы за это время развяжем? – спросил один из зрителей.

– Не развяжете! – бросил на ходу Гордей. Он направлялся к себе домой, где у него еще оставалось немного карфагенского.

В зюзю пьяный Гордей пришел в сад только через три часа. Он не держал дома часов, ни водяных, ни солнечных, и определял время, сообразуясь с собственными ощущениями, которые на этот раз дали сбой – наверное, карфагенского все-таки было лишку. Об узле он вспомнил, когда уже стемнело.

Философов в саду не было, а узел Гордей нашел на дышле, все так же аккуратно затянутый, разве что чуть ближе к концу. Наверное, философы, отчаявшись развязать, попытались стащить узел с дышла, но оно в одном месте утолщалось: там в жерди, из которой его сделали, был сучок. Так ничего у них и не вышло.

А может, ему просто показалось это, в темноте и с пьяных глаз.

Александр, сын царя Филиппа и наследник македонского престола, возвращался домой из поездки в Аттику в скверном расположении духа.

Он не хотел туда с самого начала, но отец сказал: "Надо, Саня. Надо!" – а с ним не поспоришь. Аристотель тоже уговаривал ехать и при этом все расписывал архитектурные красоты Афин: Акрополь, возвышающийся на горе над городом, Длинные стены, прикрывающие дорогу от города к порту Пирею… Ну, у Аристотеля, положим, свой интерес: там, в Афинах, философов – что собак нерезаных, а старика хлебом не корми – дай поспорить, родить какую-нибудь истину; но Александру-то на кой ляд сдались эти диспуты?!

Он хотел еще раз поговорить с отцом – может, удастся отвертеться. Тут его, однако, сбил с панталыка капитан корабля, на котором Филипп отправлял их в Аттику. Он с такими гримасами и причмокиванием рассказывал Александру о шлюхах из Пирея, что тот решил: ладно уж, съездим по-быстрому, чем затевать с отцом спор, в котором скорее не истину родишь, а по шее схлопочешь.

Пирейские шлюхи Александра разочаровали. Они оказались точно такими же, как в любом портовом городе Ойкумены, – не хуже, но и не лучше. Александр собирался объяснить капитану, что врать нехорошо, но корабль, как оказалось, не простоял в Пирее и суток, снялся с якоря и ушел дальше по своей программе. Это означало, помимо прочего, что домой им придется тащиться по суше, – тоже тот еще облом. Нет, конечно, сухой путь не хуже водного, а кое в чем даже лучше, но он ведь рассчитывал по-быстрому!

Ну, а в этот городишко, бывший им даже не вполне по пути, они заехали специально по требованию Александра. Тот хотел взглянуть на знаменитый узел, слава о котором не первый год шла по всей Элладе.

Собралась толпа: городок не часто посещали царственные особы, пусть даже из Македонии. Впрочем, охрана тут же выставила лишнюю публику из сада, где стояла повозка с узлом, завязанным на дышле. Остались только хозяин и с ним еще несколько философов из той же компании, остались отцы города, которых выпирать за ворота было бы неучтиво, да Александр с Аристотелем. Прочие, кому интересно, глазели через ограду.

А Гордея не было. К тому времени, разочаровавшись в философии, он почти перестал появляться в компании философов, что последних вполне устраивало. Гордей же обратился к другим путям поиска смысла жизни. Тут кстати заглянул к нему в гости знакомый матрос, который недавно ходил морем в Рим, и рассказал о том, как постигают истину римляне. "In vino veritas", – говорят они, что означает: "В вине истина". Там и искал ее Гордей.

Александр, между тем, пожелал поговорить с человеком, завязавшим узел. Слова философов о том, что человек этот недостоин внимания принца, он пропустил мимо ушей, и пришлось одному из них сходить, привести Гордея.

Тот пришел – что б не прийти, если зовут? Два последних дня Гордей пребывал в состоянии перманентной любви к ближнему. Тот самый моряк, что рассказал ему о римском пути к истине, по его просьбе купил в ближайшем порту пару мехов любимого карфагенского. (Приобрести это вино где-либо еще было невозможно, оно по-другому так и называлось – "портовое вино".) На днях он завез их Гордею, и тот, пополнив запас, был теперь готов помочь всякому, кто попросит, и пойти туда, куда позовут, везде распространяя вокруг себя аромат дивного напитка. Македонский принц – ну, пусть будет принц! Два умных человека всегда найдут взаимно интересную тему для беседы.

Чинопочитание не входило в число как достоинств, так и недостатков Гордея. Имеется в виду – трезвого Гордея, а пьяного и подавно. Александра, исходя из разницы в возрасте, он называл то Саней, то Сашкой. Аристотель делал страшные глаза и шепотом подсказывал: "Александр Филиппович!" – но что Гордею Аристотель? Раз он даже попытался дружески похлопать царевича по плечу, но охранник перехватил его руку – вежливо, но твердо.

Александр старался не обращать внимания на эти выходки; да и что взять с пьяного матроса?

– Верно ли говорят, что тот, кто сумеет развязать этот узел, будет владеть всей Азией? – спрашивал он.

– Говорят, – отвечал Гордей. – Только, Сашка, не я это придумал. Я такого не говорил. Я только вот этот самый узел завязал. Вот этими самыми ручками.

Гордей выставил перед собой ручищи, огромные и все еще мозолистые, несмотря на то, что он давно уже не был в море. От этого движения он потерял равновесие, качнулся вперед и, чтобы удержаться, попытался ухватиться за Александра, но его снова перехватил охранник.

Александр, не замечая маневров Гордея, внимательно разглядывал узел.

– Я берусь развязать его за полчаса, – решительно заявил он.

– У-у, Санёк, знаешь, сколько таких было? – сказал Гордей. Тем временем хозяин сада быстро сходил в дом, принес клепсидру. В нее налили воды на полчаса, и время пошло.

Александр со всех сторон осматривал узел, остальные молчали. Гордей тоже замолчал. Он даже немного протрезвел – так, самую малость. Вода вытекала, и чем меньше ее оставалось, тем отчетливее Александр понимал, что задача должна иметь какое-то простое решение. Даже, пожалуй, очень простое. Даже примерно понятно, какое именно…

Когда ровное журчание воды превратилось в дробь часто падающих капель, Александр решительно шагнул вперед и быстрым взмахом меча перерубил узел вместе с дышлом.

– Вот так! – он шагнул назад, опустив меч.

– Ну-у, Шурик, – разочарованно сказал Гордей, – мы так не договари…

Закончить он не успел. Всему бывает конец, пришел он и терпению Александра. Сашка, Санёк – еще куда ни шло, но Шурик – это уже чересчур!

Царевич принадлежал к категории людей, для которых принцип "покарать обидчика немедленно" работает на уровне рефлекса, а не разума. Его правая рука сделала свое дело раньше, чем голова успела что-либо подумать. Резким обратным движением меча он снес моряку голову.

Мир в глазах Гордея стремительно кувыркнулся, и последним, что он увидел, была странная человеческая фигура с красным фонтаном вместо головы. Успел ли он понять, что видит собственное обезглавленное тело, – неизвестно.

Когда тело рухнуло на землю вслед за головой, за оградой раздались возмущенные крики. Конечно, Гордей был человек никчемный, пьяница и несостоявшийся философ, к тому же чужой; но, с другой стороны, он никому не делал зла, и городок благодаря ему прославился на всю Элладу. И вообще, вот так чекрыжить головы в мирном городе – это, знаете, последнее дело; и будь ты хоть трижды македонский принц – все равно последнее!

Охрана Александра, угрожающе выставив перед собой мечи, двинулась вперед, раздвигая толпу, к тому месту, где под присмотром нескольких рабов оставили коней. Крики перешли в глухой ропот, но ни у кого в толпе оружия не было, и Александр со спутниками выбрались из городка беспрепятственно.