Сознание моей тетки обладало одной особенностью — его свойство бессвязно перескакивать с предмета на предмет было заразительно. Я поймала себя на том, что тоже думаю странными петлями и сложными кривыми в стиле Софи. Поэтому, уже лежа в постели, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать факты воедино. Мама появилась. Выглядела больной. Просила денег. Сказала, что покинула Саратога-Спрингс навсегда и направляется навстречу новой жизни. Просила Софи никому не говорить, что она здесь была.

— Ну, разумеется, как только она ушла, я тут же позвонила твоему отцу, — сказала Софи. — Он звонил мне примерно за месяц до этого, узнать, не появлялась ли Сара у меня. Только представь себе — сбежать от новорожденного ребенка!

Что я могла на это сказать? Но это не имело значения, поскольку она уже снова говорила.

— Отец твой — странный человек. Тебе так не кажется? Он был такой красивый мальчик, такой жизнерадостный. Все девушки были наполовину влюблены в него… никогда не пойму, почему он выбрал Сару, у нее такой отвратительный характер. Рафаэль — мы называли его Раф — отменно танцевал. Такой живой. Потом он уехал в Англию. Должно быть, там с ним что-то произошло. Он возвратился каким-то потухшим. — Она многозначительно покивала. — Англия, — произнесла она так, словно виноват в происшедшем был весь английский народ.

На следующее утро, после скудного завтрака, состоявшего из черствого песочного печенья и прогорклого масла, я поблагодарила Софи за гостеприимство и сказала ей, что собираюсь двигаться дальше.

— Мама не сказала вам, куда направляется?

— Она сказала, что едет на юг. — Софи поправила вязаную скатерть, неровность узора и фактура которой наводили на мысль, что она самодельная. — А отец твой знает, где ты находишься? — Она подняла на меня неожиданно проницательные глаза.

Я отпила глоток сока из своего стакана — рубиново-красного грейпфрутового сока из коробки, от его терпкого и в то же время приторного привкуса меня чуть не стошнило. Но я сглотнула.

— Разумеется, — заявила я и, дабы отвлечь ее, спросила: — А у вас не осталось маминых фотографий?

— Я выбросила их все, — сказала она само собой разумеющимся тоном. — Я хочу сказать, все эти годы не иметь от нее вестей… ни даже поздравления с днем рождения, только та дешевая карточка…

— Она прислала вам открытку?

— Фотографию животного, какой-то морской твари. Вульгарнейшего вида.

Я была терпелива.

— Откуда она была прислана?

— Откуда-то из Флориды. — Она прижала ладони ко лбу. — Ты же не думаешь, что я все вспомню. Сок допивать собираешься?

Я сказала, что лучше пойду.

— Ты не хочешь позвонить отцу? — И снова взгляд ее превратился из рассеянного в острый и проницательный.

— Я говорила с ним вчера, — соврала я.

— А. — Глаза ее снова затуманились. — У тебя этот, мобильник?

— Да.

Я вскинула рюкзак на плечо и направилась к двери, надеясь, что она не попросит показать телефон.

Хотя отношение ко мне тети Софи было почти безразличным, теперь оно расцвело в нерешительное проявление чувств. Она положила мне руку на плечо, неодобрительно глядя на мои волосы.

— Куда ты собираешься сегодня? — спросила она добрым голосом.

— На юг. — Я понятия не имела, куда направляюсь. — К друзьям.

— Знаешь, странное дело, — Софи пригладила свои волосы, которые не нуждались в приглаживании — казалось, они приклеены лаком навечно, — твоя мать всегда загадывала желание, когда видела белую лошадь. Она была излишне суеверна. — Голос Софи помрачнел. — Эта дурацкая свадьба посреди ночи…

— Вы были на их свадьбе?

Она повернулась и вышла из комнаты. Я стояла в дверях с рюкзаком за плечами и гадала: «Что на сей раз?» Я подумала: или моя тетушка впала в маразм, или всегда была такой. Маленькая столовая с бежевыми стенами, стерильно аккуратная, выглядела так, словно ею пользовались крайне редко. Внезапно мне стало жаль старушку.

Софи вернулась с фотоальбомом в зеленом кожаном переплете.

— Совсем про него забыла. Пойдем в гостиную.

И мы вернулись на неудобный диван, и на сей раз она села рядом со мной. Она открыла альбом. Вот они, мои папа и мама, смотрят на меня с фотографий. Мама — наконец я вижу ее лицо! Она казалась сияющей — большие глаза, радостная улыбка, длинные блестящие темно-рыжие волосы. На ней было белое вечернее платье, мерцавшее, словно огненный опал. Отец в смокинге выглядел элегантно, но лицо его было смазано.

— Только представь себе, надеть подобное платье на собственную свадьбу! И без фаты. — Софи вздохнула. — И Раф тут не получился. Он никогда не получался.

Она перелистнула страницу. И снова фотография родителей, на сей раз при свете свечей на фоне бамбуковых деревьев.

— Свадьба у них была под открытым небом в саду во Флориде. — В теткином голосе звучала горечь. — Далеко во Флориде. Сарасота, вот как город назывался. Нас отвезли туда на поезде.

— Сарасота?

— Она выбрала это место из-за названия. — Софи прицокнула языком. — Вот так Сара и принимала решения. А ты?

Я перевернула страницу и еще одну. На каждой фотографии мама выглядела красивой и безмятежной, а отец — неотчетливо.

— Она такая очаровательная. — Я должна была это сказать.

Софи не ответила.

— Можешь забрать его, если хочешь.

Мне потребовалась секунда, чтобы решить. Она сунула альбом мне в руки.

— Спасибо.

Я взяла альбом и посмотрела на тетю. Взгляд ее был печален, но тотчас снова сделался острым.

— И как же вы путешествуете, барышня?

Я не могла посвятить ее в свой план снова сделаться невидимым автостопщиком.

— Я думала сесть на поезд.

Она резко кивнула.

— Я отвезу тебя на вокзал.

— Что вы, не нужно.

Но она и слушать не стала.

Я стояла снаружи, глядя, как она задом выезжает из гаража. Это заняло некоторое время. Сев в машину, я спросила:

— А что случилось с вашим розарием?

Она скроила кислую мину.

— Это была бесконечная битва с японским жучком. Я испробовала все пестициды, какие есть. Они так меня доводили, что я даже стреляла в них, но это портило розовые кусты. Однажды я решила, что игра не стоит свеч, и повыдергала кусты с корнем, все до единого.

Я думала, что Софи высадит меня у вокзала, но она припарковалась и вошла внутрь вместе со мной. Поэтому я заняла очередь в кассу, вынужденная выбрать станцию назначения.

— Сколько стоит билет до Флориды? — спросила я.

— А куда во Флориду? — уточнил кассир.

— Э, в Сарасоту.

— Поезд идет до Тампы или Орландо, — сказал он. — А остаток пути вы можете проехать на автобусе. В любом случае, билет стоит восемьдесят два доллара.

Он сказал, что Тампа расположена южнее. Я пересчитала купюры.

— Когда отходит поезд?

— Отправление завтра в шесть пятьдесят утра.

Мне пришлось провести у Софи на жесткой узкой кровати еще одну ночь, которой предшествовал еще один безрадостный ужин из куриного салата. Интересно, она еще что-нибудь ест? Я терялась в догадках. Мне очень хотелось позвонить мистеру Уинтерсу и поужинать с ним, вместо того чтобы служить невольной аудиторией Софи. Сегодняшние темы включали шумных соседей, страшилки про собак, новые свидетельства испорченного и эгоистичного характера моей матери и пищеварительные проблемы Софи.

Я старалась слушать только то, что относилось к маме («Она брала уроки верховой езды, хотя они стоили целое состояние, и после них она приходила домой грязная. Я этого запаха просто не выносила»), но сосредоточиться было трудно, потому что мысли Софи постоянно примешивались к ее речи. Даже когда я попыталась блокировать ее мысли, они все равно каким-то образом просачивались. У нее имелись на мой счет подозрения: сначала она думала, что я «явилась в поисках денег», а когда я их не попросила, заподозрила, что у меня слишком много собственных. Чем это я занимаюсь, путешествуя одна в таком возрасте? Она гадала, не принимаю ли я наркотики. Она думала, что отец мой понятия не имеет, где я нахожусь, но не собиралась ему звонить после того последнего раза, когда он разговаривал с ней в таком неблагодарном тоне.