26 июня
Сегодня работала уже без Клавы. Ох, как мне её недоставало! Не работа, а сплошное горе. Как бы меня не вытурили.
Никакая я, оказывается, не работница. Ничего не знаю, с людьми разговаривать не умею, все валится из рук. Понадобилось напечатать две бумаженции, так в каждой я наляпала штук по пятнадцать опечаток. До чего было стыдно, когда Николай Петрович перепечатывал! Я ревела, а он меня утешал. Позор! Зачем я так легкомысленно согласилась? Думала: ну, технический секретарь, пустяки, конечно, справлюсь. Папа говорит: терпи, привыкай. Говорить-то легко. А мне стыдно людям в глаза смотреть. И главное — работа страдает. Все-таки райком!..
29 июня
Сижу на работе. Все давно разошлись, только Николай Петрович и Оля философствуют о чем-то в соседней комнате. Я задержалась — перепечатывала списки командиров комсомольских патрулей. Вчера тоже пришлось почти весь вечер провести в райкоме.
Помаленьку начинаю привыкать. Все-таки хорошо, когда вокруг такие внимательные, всё понимающие люди. Теперь я готова в лепешку расшибиться, чтобы все было ладно. Но «расшибиться» — ведь этого мало…
Дневник я принесла сюда и держу в сейфе. Это, наверное, не полагается, но что ж тут страшного? У Клавы, например, в сейфе лежали губная помада и пудра.
…Ушли. Николай Петрович ругался, что я сижу, хотел прогнать, но я уговорила. Сказала, что дел осталось только на полчаса, не хочется оставлять на следующую неделю.
Сегодня в райкоме был Саша Петряев. Не у меня, конечно. Но я все-таки поймала его, расспросила.
Оказывается, он, Яша Шнейдер и ещё трое из наших «искателей» включены в отряд «Веселые голоса». Это райком организовал такую группу.
Что-то вроде того, о чем когда-то говорил мне папа.
Их восемнадцать человек. Идут по определенному маршруту, с палатками, с запасом провианта. Будут отдыхать и попутно проводить в селах, деревнях, ну полевых станах беседы и давать концерты.
— Придем в колхоз, день покосим, а вечером — даёшь музыку!
У них с собой портативный магнитофон и набор пленок с песнями, частушками и прочим эстрадным репертуаром.
Как это я проморгала? Интересная штука.
Таких отрядов из нашего района посылают пять. На три недели. Потом, наверное, пойдут другие.
Еще Саша сказал:
— Даниил о тебе спрашивает.
— Ну?
— Что «ну»? Дескать, как дела. Вот и все.
— Передавай привет, — сказала я равнодушно.
— Ладно.
Вот так, Даня. Привет — и всё. Опять хочется реветь.
1 июля
Вчера были с Володей в парке. Купались, дурачились в комнате смеха. Очень глупая комната. И мне было совсем не весело. Смеялась я только для Володи. Впрочем, и он был весьма кислый.
Видели Светку с какими-то ребятами. Вот она весёлая. А что ей не веселиться?
— Ты какая-то… повзрослевшая, что ли, — сказал мне Володя.
— А как же! — сказала я. — Начальство!
— Так ты и не поедешь к нам на дачу?
Тут я сообразила, что он же должен быть на даче, а почему-то не уехал. И поняла: из-за меня. Но мне этого не надо. Ведь просто скучно было бы одной идти в парк, вот поэтому я позвонила ему вчера, позвала. У меня вдруг окончательно испортилось настроение.
Дома прибиралась в столе, нашла запись недоигранной партии в шахматы с Даниилом. ещё в апреле играли, тренировались «по всем правилам». И сразу вспомнила его, — он тогда был молчаливый, серьёзный и грустный…
Последние строчки в этой тетради. Она для меня заветная.
Я, наверное, действительно повзрослела за это время.
Сейчас, милая, пойдешь в сейф. В темноте, одна, под замком за толстенной стальной стеной… Бедная!
Что-то будет в пятой?..
СЛЕДЫ ВЕДУТ НА ВОСТОК
Уже около часа Иван слонялся по саду возле отцовского кабинета.
Парнишка ждал Ярослава, своего племянника. Было немножко удивительно, что отец разговаривает со своим внуком в это время. Обычно до обеда Юрий Игоревич занимался только работой.
Кабинет у него был просторный и светлый. Два стола — письменный и лабораторный — стояли у прозрачной пластмассовой стены, обращенной в сад. Вдоль других стен выстроились стеллажи с повседневно необходимой справочной литературой, картотекой и фонограммами. Дед не любил работать в служебном помещении, он работал дома.
Когда Ярослав зашел в кабинет, Юрий Игоревич, прохаживаясь, диктовал самописцу какую-то статью. Записывались оба варианта — звуковой и печатный. Сделав предостерегающий жест: «подожди, не мешай», — старик произнес ещё несколько коротких отточенных фраз, затем выключил механизм.
— Ну, здравствуй, архивариус, — повернулся он к внуку. — Как дела?
— Не очень…
Юрий Игоревич ещё прошелся по комнате, глянул на Ярослава из-под густых седеющих бровей:
— Никаких следов?
— Кое-какие есть.
— Ну, рассказывай. Лациса вконец измучили?
Лациса? Ну, скорей он сам кого-нибудь измучит, этот упрямый и дотошный старикан. Находку и заботы ребят хранитель архива принял близко к сердцу — как свои. Он тоже прочёл тетради дневника и тоже загорелся мыслью отыскать дальнейшие следы этих двух молодых людей из прошлого века.
Поиски, однако, были безрезультатными. Ни в основном фонде, ни во вспомогательных больше не нашлось никаких документов, которые касались бы Инги Холмовой или Даниила Седых. Правда, Лацису удалось найти кое-что иным путём. В старом библиографическом каталоге оп обнаружил упоминание трудов Д.П. Седых по океанографии. Это было издание 1987 года.
— Так и написано: «Д.П.»? — обрадовался Ярослав. — Даниил Павлович?
— «Д.П.», — кивнул Лацис. — Профессор Д.П. Седых.
— А Инга Холмова… В том каталоге…
— …о ней, разумеется, ничего нет, — закончил за него Лацис. — И «Д.П.» может означать: Дмитрий Петрович, Денис Порфирьевич, Дормидонт Поликарпович, Пантелеевич, Пантелеймонович…
— Не может быть! — испуганно воскликнул Ярослав. Они решили обратиться в Центральное архивное управление. Ответ оттуда не был особенно утешительным, но всё же оставлял какую-то надежду. Москва рекомендовала обратиться в Дальневосточный морской архив.
— Ну и что ответили вам дальневосточники? — поинтересовался Юрий Игоревич.
— Ничего… Мы и не запрашивали.
Дед непонимающе вскинул брови.
— Я думаю лететь туда. Ты как на это посмотришь?
— Это во Владивостоке?
— Да. И ещё где-то есть филиал. Дед задумался.
— Что ж, — молвил он наконец, — отправляйся. Кстати, и наши там недалеко, может, повидаешься с ними.
— Если бы папа взял меня на глубоководную станцию!.. — Это была давняя мечта Ярослава.
Юрий Игоревич был настроен более деловито.
— Когда летишь?
— Наверное, завтра. А Рано и Анд — на Памир. Мне тоже очень хотелось туда, но архив важнее, верно?
— Смотри сам, — небрежно бросил дед; он был бы недоволен, если бы Яр отступил от задуманного.
— На Восток, уже решено, — весело сказал Ярослав: он и без слов бы понял деда.
— Ну ладно. — Юрий Игоревич задвинул самописец в стенную нишу и уселся в своё любимое кресло. — Поболтаем? Все равно заканчивать сейчас статью я не буду. Пообедаем — и я повезу тебя в гости. Ярослав взглянул вопросительно.
— Позднее узнаешь, — успокоил дед, — не бойся.
— Я не боюсь, — усмехнулся внук, — я ведь весь в тебя.
Они были большие друзья, эти два человека. И напрасно Иван поджидал своего племянника. Ярослав с дедом настолько увлеклись разговором, что не заметили даже, как мимо, приветственно помахав им, по садовой тропке прошла Анна Александровна.
Дед любил разговаривать с внуком. С ним он мог толковать на любую тему. Но чаще всего они рассуждали об истории человечества, и мудрая, неприметная снисходительность деда к чересчур категоричным, от незнания, высказываниям внука вполне уживалась с почти мальчишеской страстностью, с которой Юрий Игоревич мог доказывать свои полуфантастические гипотезы. В кабинет заглянула Анна Александровна. — Даже питекантропы старались обедать каждый день, — напомнила она.
