Я молча кивнула.

Ничего этого я до сегодняшнего дня не слышала. Не любила мама рассказывать, как познакомилась с отцом, и почему вышла за него замуж. "Так получилось", - вот и весь ответ.

- А как же ребенок?

Это все, на что повернулся мой язык. Вдруг Маринка совсем не дяди Павлика дочь?..

- А что ребенок?..

В комнату посещений вошла Ольга, и все вопросы сразу забылись. Я только увидела ее лицо, и тут же вскочила со стула. Дожидаться, пока она подойдет, не стала быстро пошла навстречу.

- Оксана! Срочно в палату! Ребенку плохо!

Ольга говорила тихо, чтобы других не пугать, а я будто оглохла от ее слов.

- Олежка?!

Хлопнула себя по губам, чтоб не болтали лишнее, и бросилась к двери.

Права была Мамирьяна: мальчишки в нашем роду не живут долго, или мертвыми рождаются.

- Нет. Другой.

- О, Господи! Знала же, что нельзя оставлять…

Ольга еще что-то говорила, а я уже стояла возле лифта. Нажала кнопку, и цифра пять на табло сменилась шестеркой. И тогда я побежала по лестнице. Хватаясь за перила и поддерживая рукой живот. И плевать, что ноги подгибаются, а сердце вот-вот выпрыгнет из горла.

Я добегу, я успею! А иначе… а иначе и быть не может! И не инакать надо, а шевелить ходулями. Быстрее, еще быстрее!

На третий этаж я влетела в полуобморочном состоянии. Воздуха не хватало, в глазах двоилось и троилось, все качалось и дрожало вокруг. Внутри меня тоже что-то дрожало, да еще кровотечение усилилось. Хорошо, что халат длинный, не видно как течет по ногам. Главное, не садиться, тогда никто ничего не заметит.

Двойная дверь в палату была распахнута, но я не вписалась в проем. На плаче потом здоровенный синячище вскочит. Но это потом, а сейчас надо спасать ребенка. С ним творится что-то странное.

Малыш голенький. Лежит среди вороха пеленок, дрожит, выгибается, открывает ротик в беззвучном крике, а Зинаида Сергеевна прижимает его к пеленальному столику. Рядом стоит дурища Марина и лепечет:

- Я только укол… Обычный укол… Его всем…

Следом за мной вбежал Кисонька и еще с порога начал распоряжаться:

- Кислород! Капельницу! Инкубатор! Живо!

И ни одного матерного слова. Чудеса все-таки бывают.

Марина бросилась выполнять распоряжение, а Зинаида Сергеевна повернулась к нам. Малыш как раз затих.

- Вы представляете, - врачиха развела руками, - Марина опять все перепутала. Я ее жду в соседней палате, а она здесь… Нет, чтобы подождать меня сама сделала укол. Первый раз вижу такую реакцию на БЦЖ…

- Держи! рявкает вдруг Кисонька.

Я едва успела подхватить малыша. Никогда бы не поверила, что ребенок пяти дней от роду может свалиться с пеленального столика.

- Зина, ты что это творишь? Мало мне Марины-кретинки, ты еще дурью маешься. Давай тогда за ногу его и об стенку! Чтоб уж наверняка! А потом его отец с нами то же самое сделает!

Врачиха стояла посреди комнаты, пожимала плечами, улыбалась дрожащими губами, и всем видом показывала, что она не виновата, что так уж получилось, что оно само…

А я прижимала малыша к груди и чувствовала, как прекращается дрожь, как расслабляется маленькое тельце, как стихает жуткий хрип. Мне было страшно глянуть вниз, проверить, как там темненький, и я во все глаза смотрела на Кисоньку.

- Еще одна дура! уже спокойнее сказал он. Тебе не на меня пялиться надо, а на ребенка!

- А он живой? почему-то шепчу я.

- Вот сунь ему грудь, и узнаем.

И я тут же начинаю расстегивать халат.

- Ребенка надо запеленать, - подает голос Зинаида Сергеевна.

И я опять смотрю на Кисоньку. Что он посоветует?

- Дубинина, хоть ты не строй из себя идиотку. Надо пеленать пеленайте, надо кормить кормите, только никаких больше экспериментов над этим ребенком! И не подпускайте к нему Марину, ради Бога! Как она вообще попала в детское отделение? Зинаида Сергеевна, я тебя спрашиваю!

- "Как, как"… на подмену ее прислали!

Врачиха старательно пеленала малыша, и не смотрела на Кисоньку, а я стояла возле столика. На всякий случай.

- И ты взяла ее?! Кисонька даже воздухом захлебнулся от возмущения.

- А что делать?! И Зинаида Сергеевна начала повышать голос. У меня вообще людей не осталось! Дашка в отпуске. Катя на больничном. У Нины ребенок заболел. А мне хоть разорвись! Хорошо хоть "звезду" эту в помощь прислали.

- Да от нее вреда больше, чем помощи!

- Я полдня за ней следила, на шаг от себя не отпускала, вроде бы все было нормально. А стоило на секунду отвлечься и… Ну, вот, кажется, успокоился. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

И врачиха постучала по деревянному столику. А я схватила темненького и села на кровать. И только потом вспомнила, что садиться мне нельзя. Теперь придется ночнушку застирывать. А может и халат. Ладно, это такие мелочи, что и внимание обращать не стоит. Главное, чтобы с детьми все было в порядке.

Глянула на Олежку спит. Вот молодец! Кто хочет спать, тот спит, и не замечает, что в его палате конец света случился. Спасибо, сыночка, хоть ты радуешь маму.

А вот другой малыш не спал. И выглядел не очень хорошо. Серенькая мордочка в обрамлении больничных пеленок. Если бы он всегда так выглядел, я бы его не темненьким, а сереньким называла. Или Зайчиком. Летним.

Малыш лежал с таким задумчивым видом, будто пытался вспомнить: "И чего это я хотел?" Я выдавила немного молока и тронула его губы соском. И малыш тут же схватил его. "Вспомнил! Вот этого я и хотел!"

Кисонька посмотрел, как человечек активно сосет, и сказал:

- Надо же, как проголодался!

- Он всегда так ест, - улыбнулась я.

И всегда таким серьезным делается, будто невероятно сложную работу делает.

- Соски трескаются? спросила вдруг Зинаида Сергеевна.

- Немножко.

- Смотри, если будет сильно болеть…

- Потерплю.

- Дубинина у нас женщина терпеливая.

Я так и не поняла, похвалил меня Кисонька или совсем наоборот.

- Я помню, как она вела себя на родах, - улыбнулась врачиха. Теперь уже нормальной улыбкой. Так вот, Оксана, если соски будут болеть, смазывай их остатками молочка и давай ему высохнуть. Средство простое, но эффективное. И саму грудь не спеши прятать после кормления. Пусть минут пять погуляет на свежем воздухе. Это ей только на пользу пойдет.

- Спасибо за совет.

С чего это врачиху на благотворительность пробило? Или вину свою заглаживает?

Малыш заснул. Быстро он на этот раз.

- Утомили мне ребеночка. Сил у маленького на нормальную кормежку нет.

- Ты его по времени кормишь или по требованию? спросила Зинаида Сергеевна. На "утомили" она никак не отреагировала.

- По просьбе желающих.

- А если сразу два "пожелают"?

- Значит, оба и получат. В чем проблема?

- Тяжело сразу двоих держать, - сообщила врачиха. Будто это она держать должна, а не я.

- Мне пока не тяжело!

Кисонька фыркнул.

- Ну, и чего смешного я сказала?!

- Ничего смешного, просто я песню вспомнил.

- Какую? зачем-то спросила я. Словно жить без песен не могу.

- Женщины бывают разные. Сильные, злые и грязные… - запел Кисонька противным голосом.

- Ну, и какое она имеет ко мне отношение? Я решила не подниматься с кровати, пока все не уберутся из палаты.

И плевать, если потом придется застирывать не только халат, но и простыню. Хорошо, что сейчас батареи горячие и вся постирушка быстро сохнет.

- К тебе никакого. Это же песня… я не хотел тебя обидеть…

Что там Кисонька собирался еще говорить, не знаю. Прибежала Марина со штативом для капельницы.

- Инкубатор готовят, кислород сейчас подвезут и… вот! - Штатив она поставила на мой тапочек. Я едва успела выдернуть из него ногу. А систему и лекарство я сейчас принесу! и медсестра метнулась к двери.

- Не надо! в один голос сказали Кисонька и Зинаида Сергеевна.

- Почему? Вы же сами велели…

Марина стояла на пороге, одна нога в коридоре, вторая еще в палате. Мамирьяна таких торопыг называет "электрометелка с дистанционным управлением".