Душа его замкнулась. Ей нельзя верить, нельзя распахнуть душу – можно только спокойно добиваться. Прошелестел ветерок грусти и докуки.

А Валя записывала в дневнике – красивом кожаном блокноте: «Еще месяц назад он казался мне таким интересным. Я совсем не знала его – расчетливого, недоверчивого. Еще не получив никаких прав на меня, он устраивает сцены, допрашивает, стремится ограничить мою жизнь, навязать свою волю.

Я могу заранее предсказать все его поступки. Даже целуется он с деловитостью, словно по расписанию. Он все время заставляет себя играть какую-то роль. И меня хочет заставить.

А самое разочаровывающее – мне все чаще делается скучно с ним, иногда скучно даже заранее, при одной мысли о встрече…»

– Мужчина должен совершать мужские поступки! – заявила она.

– Это какие?

– Он еще спрашивает. Безумные!

– В таком случае все мужчины сидели бы в психушках, – рассудительно отвечал Игорь.

– Для некоторых это было бы спокойнее, – буркнула Валя.

– Что?

– Ты можешь прыгнуть с моста?

– Прыгнуть могу. Удачно приземлиться на лед – не уверен.

– Ты не понимаешь, как действует на женщину, когда мужчина ради нее готов на любые безумства!

– Понимаю. А потом она выбирает того мужчину, ради которого сама готова на любые безумства.

В середине января морозы спали. Игорь приступил к проведению мероприятия, сулящего решительный успех. Поездка на машине в Таллинн обещала стать праздником души.

Для Вали Таллинн был – почти заграница. Там все другое. Там европейская культура. Там столько хороших вещей, необходимых женщине. (Родителям было объяснено, что они едут вдвоем с подругой.)

В юности любое путешествие – радость и открытие. Обиды и подозрения померкли, остались благодарность и предвосхищение.

– А где мы будем ночевать?

– В гостинице.

– В одном номере?

– Снимем два. Или пять.

Она долго собирала сумку: а если вечером в ресторан?.. а если в музей?.. А если вечером он придет к ней в номер, как быть?..

Проснулась утром в темноте: будильник еще не прозвонил. Сидела над телефоном, готовая:

– Доброе утро!

– Доброе утро, – ответила в полусонной нежности.

– Так через час я тебя жду в машине. На углу, как договорились. Ты как?

– Замечательно!

– Я тебя целую, милая.

– Я тебя тоже… милый… – прошептала она. Сейчас она почти любила его. Он был сильный, он все мог, мир принадлежал ему, и этот мир он дарил ей в залог своей любви.

Душ, завтрак, – она удивилась: все уже сделано, а еще полчаса осталось. Родители проснулись, поворчали ласково:

– Как только приедешь, сразу позвони.

– И не ходите нигде поздно, будьте осторожнее.

– Надеюсь, твоя Света – рассудительный человек.

– Крайне рассудительный человек моя Света, – уверила их дочь, веселясь.

Колкие кристаллы звезд дрожали, соответственно, сверху. Безобразные пространства новостроек хранили благолепную тишину и пустынность: суббота. Проковылял в колдобинах заиндевевший автобус, протрусил рехнутый приверженец бега трусцой, тряся задом.

Игорь подъехал в восемь без одной минуты: синие «Жигули» издали мигнули фарами. Открыл ей дверцу, кинул сумку на заднее сидение. Обнял, севшую рядом:

– Привет путешественникам! Вперед?

– Вперед!

В теплом салоне приятно пахло обивкой, нагретой резиной, смазкой – запах комфортной техники. Кассету в магнитофон, Раффаэлла Карра из динамиков сзади, сцепление отпускается, и мягко трогается машина навстречу будущему. Валя прижмурилась и улыбнулась.

Долго крутили по улицам, пробивая выход из города, мягко клонило в сторону на поворотах.

– А скоро мы доедем?

– Часа за четыре, если все в порядке. Ты завтракала? Есть хочешь?

– Завтракала. А ты? Я взяла с собой. Кофе есть в термосе, выпьешь?

– Кофе – выпью. А завтракать как следует будем в Нарве, прекрасное кафе сразу за въездом, и открывается рано; прилично готовят.

Мотор зачихал.

– Что еще такое, – произнес Игорь и убавил газ. Мелочь.

Перебои продолжались. Он прибавил оборотов, потянул подсос.

Двигатель закашлял, поперхнулся и заткнулся, заглох.

У Вали резко упало настроение. Не хотелось верить ни во что худшее, но мрачный внутренний голос предрек, что никогда не попадут они ни в какой Таллинн.

– Сейчас, – беззаботно пообещал Игорь, проворачивая стартер с нудным скрежетом…

– Зажигание, – знающе определил он. – Ерунда. Первая поломка на трассе! – хлопнул Валю по плечу.

Полутемный Московский проспект был безлюден, вставший «жигуль» никого не интересовал. Игорь тупо воззрился под капот. Раз в пару месяцев машина отгонялась на профилактику знакомому автослесарю, чем и ограничивалось знание матчасти.

Если судить по внешнему виду, двигатель был в большом порядке. Но не работал.

– Бывает, – бодро сказал Игорь, садясь за руль и дуя на покрасневшие руки. – Сейчас разберемся…

Бодрость была фальшивой. У Вали упало сердце. Он снова пытался изображать не то, что чувствовал на самом деле.

В последующие четверть часа его безуспешных попыток подчинить своей воле это поганое чудо техники, двигатель внутреннего сгорания, пассажирка в выстывающем салоне передумала о многом. О поведении водителя. О степени готовности техники. О ценах на бензин и гостиницу. Об опасностях на дорогах.

– А ты с собой много вещей взял? – вдруг спросила она.

Он взглянул с непониманием, переходящим в понятное раздражение:

– Ничего не взял. А что ты спрашиваешь?

– А переодеться вечером?

– Переодеться? Вечером? А зачем? И так нормально.

– И еды не взял?

– Да куда? Тут дороги-то…

– А зубную щетку взял?

Игорь удивился:

– Чего тебе щетка?

– Покажи, – велела она странным голосом.

Он улыбнулся:

– Знаешь, и щетку не взял. Она дешевле бутерброда; люблю ездить налегке.

– Как же ты, такой обстоятельный, такой рациональный, не взял с собой щетку?

Раздражение в такой ситуации как нельзя более естественно, и так же естественно срывается оно на том, кто под рукой.

– При чем тут щетка! – заорал он. – Тут машина заглохла!

– И с чего же она заглохла?

– Вот и разбираюсь!

– И я разбираюсь.

– В чем ты-то разбираешься?

– В машине.

– Ты разбираешься в машине?

– Ага. Разбираюсь: заглохла или должна была заглохнуть?

До него, наконец, дошел ее тон.

– Ты что, мне не веришь?!

– А почему я должна тебе верить? Ты же мне не веришь!

«Дура, разлетелась в путешествие. Всем уже нахвасталась… И могла поверить, будто что-то для него значу. Так ему папочка и даст гонять машину за тысячу километров. Спектакль. Конечно: и впечатление произвести, и трат никаких…»

– Сейчас попробуем еще, – через силу сохранял выдержку Игорь.

Уже светлело, белесо и хмуро; с мокрой спиной и окоченевшими руками он ввалился на сидение.

– Можешь не стараться, – злым и несчастным голосом сказала Валя. – Никуда мы не поедем.

– Почему это не поедем… – деморализованный, он еще упрямился.

Когда розовые девичьи грезы рушатся в скверную реальность, от них остается чернильная лужа вроде той, что окутывает удирающую каракатицу. Валя ненавидела себя, машину, Таллинн, номер в гостинице, ресторан, а пуще всего ненавидела виновника всего этого крушения.

– Ладно, – холодно произнесла она. – Долго еще присутствовать на представлении, или зрители на сегодня свободны?

Игорь побледнел от оскорбления:

– И ты можешь… Кататься – так милый, а саночки возить – так долго ли присутствовать! А если б у меня не было машины?

В волнении, как известно, слова вываливаются сами, и не самые удачные, усугубляя несимпатичность ситуации.

– А машина и так не твоя, – расчетливо уязвила Валя. Она обрела спокойствие, словно у них была одна доза раздражения на двоих, и по мере того, как один заводился, другой успокаивался. – Она папочкина. И можешь трястись над ней, сколько угодно.