– Ну, ладно, Тони, – вздохнула она. – Во что мы теперь играем?

Внезапно он почувствовал, что между ними нет враждебности. Появилось какое-то тепло, взаимопонимание. Не любовь, любовь ушла, возможно, ее никогда и не было, но все же сохранилось что-то, и оба они знали, что это «что-то» останется с ними до конца дней.

– В игру, моя дорогая. – Вильерс подошел к буфету и налил себе бренди. – Все мы играем в игру, начиная от премьер-министра, Гальтьери, Рейгана – и ниже, на всех уровнях.

– А ты, Тони? В какую игру ты играешь все эти годы? В игру со смертью?

Он усмехнулся.

– Господи, Габриель, думаешь, я сам не задавал себе этого вопроса тысячу раз? Но ответа так и не нашел.

Она нахмурилась, задумавшись о чем-то, и села в кресло.

– Понимаешь, Тони, я думаю – мы играем в игру, или она играет с нами? Можем мы остановиться, если захотим, или обречены вечно следовать каким-то правилам, которые кто-то установил, не спросив нас?

Тони снова почувствовал близость между ними, как в прежние времена. Он сел напротив нее.

– Этот Монтера... Ты его любишь?

– Да, – просто ответила она.

– Думаешь, ты сможешь справиться со своим заданием?

– Надеюсь. Фергюсон очень рассчитывает на меня. Я – его последняя козырная карта.

– Когда-нибудь я перееду его очень большим грузовиком, – заявил Тони. Она улыбнулась, и он взял ее руки в свои. – Вот это лучше. Давай обсудим, как ты сможешь встретиться со своим Монтерой.

– Не знаю. Ты уже что-то придумал?

– Все очень просто. Корвин сказал, что видел, как Монтера бегал в Булонском лесу вчера утром.

– Ну и что?

– Он бегает хорошо, а это значит, что он регулярно тренируется. Более того, в такой дождь могут бегать только фанатики, которые не хотят пропустить ни одного дня. Я уверен, что завтра он тоже появится.

– А что должна делать я?

– Ты можешь поехать покататься верхом. Слушай, сейчас все объясню.

Когда он закончил, она вяло улыбнулась.

– Ты всегда такой изобретательный, Тони.

– Только в некоторых вещах. – Он поднялся. – Я буду присматривать за тобой. Сиди, не вставай, я знаю, где выход.

Поколебавшись немного, он взял ее за руку. Она крепко сжала его ладонь и подняла голову. Ее лицо стало печальным.

– Я люблю его, Тони, хотя это выглядит нелепо. Но о такой любви я читала только в романах или в стихах. Любовь с первого взгляда. Она захватила меня полностью, и я ничего не могу с этим поделать.

– Я понимаю.

– А теперь, – продолжала она, сжав кулаки, – я сама все порчу, и выбора у меня нет. Ты, наверное, скажешь, что это ирония судьбы?

Он заметил в ее глазах слезы. Что он мог ответить ей? Ответа не было. Только злость на самого себя, на Фергюсона, на этот мир, в котором мы все живем. Он поцеловал ее в лоб и тихо вышел.

На следующее утро шел дождь, но Габриель все же взяла лошадь и ждала у края леса, как сказал ей Вильерс. Было тихо, только монотонно шелестели по листьям капли дождя. Все выглядело каким-то нереальным, и она не могла отделаться от странного чувства, что наблюдает за собой со стороны, как во сне.

Далеко за деревьями, у озера, появилась фигура в черном тренировочном костюме. Рауль! Она сразу узнала его. Выждав несколько секунд, как ей велели, она тронула лошадь.

Вдруг справа от нее, в кустах, послышался какой-то шорох и из-за деревьев показались двое мужчин. Один бородатый, в дождевике. Другой – моложе, с длинными светлыми волосами, в джинсах и залатанной куртке. Она сразу почувствовала, что от этих двоих у нее будут неприятности.

Бородатый выбежал перед лошадью, размахивая руками. Лошадь попятилась, и он схватил ее за поводья. Молодой поймал Габриель за руку. Она вскрикнула от страха, и в ту же секунду ее стащили с седла.

Бородатый держал ее сзади за руки, а тот, что был в джинсах, полез ей под куртку, стараясь схватить за грудь. Испуганная лошадь убежала, а бородатый сказал:

– Тащим ее в кусты!

Она снова закричала, но не от страха, а от гнева, сопротивляясь изо всех сил.

Монтера услышал первый крик Габриель, остановился и увидел, как ее стащили с лошади. Он не узнал ее, но понял, что женщина попала в беду. Монтера побежал в ту сторону.

Когда он приблизился, бесшумно, в своих спортивных туфлях, Габриель была уже на земле, бородатый пытался затащить ее в кусты, а молодой стоял рядом и смотрел. Монтера налетел на молодого, как ураган, ударив его по почкам. Парень закричал и упал на колени. Бородатый поднял голову, и Монтера ударил его ногой в лицо.

Мягкая резиновая подошва не причинила особого вреда. Бородатый упал, по тут же вскочил на ноги и выхватил из кармана нож.

В этот момент Габриель повернулась, и Монтера увидел ее лицо. Он в замешательстве остановился, потом инстинктивно сделал шаг в ее сторону.

Бородатый бросился на него, Габриель вскрикнула, предупреждая от опасности. Монтера оттолкнул ее в сторону и повернулся на одной ноге, как тореро. Бородатый проскочил мимо.

Теперь Монтера был в такой ярости, какой, кажется, не испытывал никогда в жизни. Он пригнулся, слегка согнул ноги в коленях и ждал нового нападения. Бородатый снова кинулся на него, держа перед собой нож. Монтера поймал его за руку и вывернул так, что на хрустнула. Бородатый завопил от боли. Монтера нанес ему сокрушительный удар ребром ладони по шее, и тот рухнул как подкошенный.

Длинноволосого тошнило. Он стоял, согнувшись пополам и держась обеими руками за живот. Габриель прислонилась к дереву. Ее лицо было бледно и перепачкано грязью.

– Габриель! О, Боже мой!

Он вдруг рассмеялся, взял ее за руки, глядя ей прямо в глаза.

– Ты никогда не делаешь дела наполовину, да? – спросила она дрожащим голосом.

Рауль окинул взглядом своих врагов.

– Какой смысл? В таких делах надо доводить дело до конца или сматываться. Я приведу твою лошадь.

Лошадь мирно паслась неподалеку. Он взял ее под уздцы и подвел к Габриель.

– Сядешь верхом?

– Нет, не хочу.

Бородатый застонал и попытался сесть. Длинноволосый обессиленно обнял дерево.

– Что нам сделать с этими скотами? Сдать в полицию? – спросил Монтера.

– Не надо, оставь их. Они уже получили свое.

Рауль и Габриель пошли к воротам.

– Удивительно, просто удивительно! – говорил Монтера. – Я прилетел только вчера. У меня нет твоего парижского адреса, но я звонил тебе в Лондон. Никто не ответил.

– Конечно, нет! Ведь я же здесь! Но почему ты здесь? Ты же был на войне. Почему ты не в Буэнос-Айресе?

– Длинная история. Я остановился недалеко, прямо через дорогу, на авеню де Нейи. А ты где живешь?

– Моя квартира на улице Виктора Гюго.

– Тоже недалеко, – улыбнулся он. – Ко мне пойдем или к тебе?

Ее радость была так велика, что на какое-то время она забыла обо всем на свете.

– О, Рауль, как я рада видеть тебя!

– Счастливый случай снова свел нас. Наверное, это судьба!

Ее глаза искрились счастьем, на губах была улыбка, которую он так хорошо помнил.

– Кажется, тебе сейчас не помешала бы горячая ванна, – сказал он.

– Моя машина стоит возле конюшни.

– Так чего же мы ждем?

Он обнял ее за талию одной рукой, держа в другой поводья лошади. Они направились к выходу из парка.

Когда Монтера и Габриель ушли, Тони Вильерс и Харви Джексон появились из-за деревьев и приблизились к двоим нападавшим. Бородатый поднялся на ноги. Он держался за сломанную руку, сморщившись от боли. Длинноволосого опять тошнило.

– Я сказал вам напугать ее немного – и все! – рявкнул Вильерс. – Но вы начали умничать. И получили то, на что сами напросились!

Джексон достал из бумажника несколько банкнот и сунул их в карман рубашки бородатого.

– Пять тысяч франков.

– Мало! – заявил бородатый. – Он сломал мне руку.

– Значит, тебе не повезло, – на плохом французском ответил Джексон.