– Как мрачно вы смотрите на жизнь! – маэстро вздохнул. – И вы, и ваш Торквемада – кстати, что за дикое прозвище? – и ваш юный приятель. Знаете, что сказал про него Энрико? "Все великие карьеры были испорчены этими героями из провинции. Они всегда появляются не вовремя. Вспомнить хотя бы 17 век, Францию…"
– Это он о чём?
– Я не совсем понял. А ещё он, уходя, сказал странную вещь: "Ни для кого из нас нет пути назад. И я, и вы – те, кто рядом со мной, – уже не будете прежними"…
Полонский скептически хмыкнул:
– Евангелие от Энрико! Вы действительно считаете его божеством, маэстро?
– Я завидую ему, – признался вампир. – Он уже многое изменил – во мне. Да и в вас, мне кажется, тоже.
Детектив пожал плечами.
– Не знаю, не замечал. Но, честно говоря, у меня давно не было такого запутанного и напряжённого дела. И пусть уж лучше эта власть будет в руках мессира Энрико, чем в руках Гин-Гроана! Интересно, кстати, вернулись ли к нашему наркомафиози сны?
– О да! – сказал маэстро Жорж и мстительно улыбнулся. – Ему сейчас снится встреча с Рикардо!
– Не завидую. Что ж, маэстро, пора и мне ложиться. Вы ещё будете работать?
– Да, – на лице вампира вновь возникло то же загадочное, мечтательное выражение. – Мне нужно записать ещё одну мелодию. Только что пришла в голову, прямо с названием – "Рождение светила".
Полонский пристально посмотрел на маэстро, затем попрощался и отправился в свой номер. На следующий день ему предстояло проводить музыканта на Ашпис и присутствовать на планёрке у Торквемады. Возвращение домой, на Меркурий, опять откладывалось, но детектива не слишком тянуло в родные пенаты.
Придя к себе, Полонский привычно заказал вечернюю порцию коктейля и стал готовиться ко сну. Он уселся в кресло с дымящимся бокалом, намереваясь прикинуть своё завтрашнее выступление на планёрке, но замер, не донеся трубочку до рта. Коктейль пах цветами с планеты Хазеоль в системе Шетанга. Полонский мог сказать с уверенностью, что никогда не бывал там, но перепутать этот запах с чем-нибудь другим было невозможно.
Детектив отставил бокал и с подозрением посмотрел на свой бар-автомат. Тот выглядел вполне невинно. Полонский вздохнул и выпил коктейль, пряный аромат незнакомой растительности наполнил его лёгкие, и он явственно увидел себя бредущим среди зарослей огромных сиреневых ромашек. Стряхнув видение, детектив лёг в кровать и закрыл глаза, но заснуть сразу ему не удалось.
Белоснежные простыни благоухали мурлагой – крохотным растеньицем, которого давно не существовало в природе, потому что уже на памяти Полонского, двадцать лет назад, оно было полностью выведено с лица Горелеи в системе Хухто местными мастерами-парфюмерами, открывшими, что духи с этим запахом имеют огромный спрос по всей Галактике. В последний раз детектив ощущал их аромат, когда гостил у бабушки на Юпитере после четвёртого класса колледжа.
Наконец Полонскому удалось заснуть, но это было ничуть не лучше, потому что во сне на него ринулись всевозможные запахи – трав, которых он никогда не видел, цветов, которые уже исчезли, листьев с ещё не открытых планет… Это не было неприятно, но непривычный, дотоле закрытый для него мир ароматов оказался слишком огромным и разнообразным, так что Полонский чувствовал себя ребёнком, потерявшимся в густом лесу.
От знакомства с новыми ощущениями его оторвала трель видеофонной связи. Звонил Алекс Папалексис, что уже само по себе было странно, учитывая помешанность последнего на здоровом образе жизни. Вид у Алекса был задумчивый.
– Виктор, ты ещё не спишь? – спросил старший поисковой группы. Полонский буркнул в ответ что-то неразборчивое, но Алекс не обратил внимания. – Ты знаешь, я всё помню.
– Ты о чём?
– Я всё помню. Все тексты, все графики, все рисунки и схемы, которые когда-либо видел в своей жизни. Тексты из учебников, по которым мы занимались в Академии, свою выпускную работу – слово в слово. Хочешь, расскажу тебе что-нибудь наизусть?
– Лучше не надо! – быстро отреагировал Полонский, который в своё время специально, ради интереса и в качестве упражнения на развитие памяти, вызубрил название выпускной работы Папалексиса – "Субстанциональные причины заторможенности псевдоокислительных реакций при экспертной обработке органических вещественных доказательств на планетах с неустойчивым температурным режимом и повышенным радиационным фоном". – Если уж хочешь похвастаться, вспомни, откуда родом наш стажёр. Мне эта мысль покоя не даёт – где таких выращивают?
– Пожалуйста! – просветлел лицом старший. – Он из системы Плезии, это сравнительно недалеко от Веги. В системе Плезии две населённых планеты, одна из них называется Франкенштейн, – я точно помню, потому что так была фамилия моего самого первого начальника, – а у второй трудно запоминающееся и ни о чём не говорящее название – Гасконь.
– Как? – переспросил Полонский, не веря ушам.
– Гасконь! – с готовностью повторил Алекс. – Здорово, а? Всю операцию не мог вспомнить, а тут вспомнил. С чего бы это?
Когда Папалексис наконец попрощался и отключился, детектив некоторое время сидел перед пустым экраном, собирая разбегающиеся мысли. В воздухе томительно млел сладкий запах лаванды. Потом к нему стали примешиваться какие-то другие, более экзотические ароматы.
– Все великие карьеры были испорчены этими героями из провинции, – сказал детектив сам себе. – Вечно они появляются не вовремя. Вспомнить хотя бы 17 век, Францию… Проклятый гасконец!
Полонский рассмеялся. Он смеялся и смеялся, а вокруг него бушевал океан запахов, словно вся Вселенная вдруг покрылась зеленью, расцвела и зашелестела миллионами лепестков, вторя его веселью.
