На том месте на святом, Где татарином клятом Снята главушка с христа, Ровно серпиком с листа». Как ходили на Мамая, Люди божьи, не хромая, [28]Христа бога поминая, Христа, сударь, Аверьяна, Аверьяна, не буяна, Распинали же его, Христа бога моего, Как на поле Куликовском, Во наездии Ростовском(?)… Богу слава и держава Во веки веков. Аминь. Об Иване Емельянове у хлыстов Рязанской губернии, Зарайского уезда, Московской — Серпуховского и в других местах употреблялась лет тридцать тому назад следующая песня, по всей вероятности, и теперь распеваемая на радениях: Грозен, грозен царь Иванушка, Грозен, грозен сын Васильевский! Уж порол же он, порол бояр, Уж травил же их медведями, А не стало и в нем храбрости Супротив царя небесного, Свет Ивана Емельяныча. Соходились люди божии На святом кругу, в Кадашеве, Сокатал на них сударь дух святой, Возрадел с ними отец родной, Сам отец наш, Иван Емельянович, Сам батюшка Христос истинный, Со двенадцатью апостолы, С херувимами, с серафимами, Со ангелы, со архангелы И со всею силою небесною. Спознавали людей божиих И христа царя небеснаго Архереи июдейские. С патриархом волком Никоном (?) Июдейские — московские, Предавали христа батюшку На святую страсть, смерть вольную Самому царю Иванушке Свет Васильевичу Грозному. Возговорил царь Иванушка Самому царю небесному: «Вправду ль, Ванька, молва идет, Что горазд ты пророчить стал?» Отвещает ему сударь батюшка Своими устами пречистыми: «Уж ты Ванька, ты Ванька, беспутный царь, Сам ты, Ванька, людскую кровь пьешь, А мясом человечьим закусываешь, Я не Ванька, — Иван, да не Предтеча, А сам спас, христос сын божий». Тут у царя Иванушки сердце разгорелось, Хочет царишка спаса жезлом прободать, Хочет Иванушка пречистую плоть растерзать, Да не стало у Иванушки силушки, Не стало у Васильича храбрости: Перед ним сам спас стоит, Перстом правыя руки грозит, Как на той ли на иконе Мануиловой. Упадал тут земной царь перед небесным: «Ступай, спасе, на все на четыре стороны Со всеми своими двенадцатью апостолы, С херувимами, с серафимами, Со ангелы, со архангелы И со всею силою небесною». Богу слава и держава Во веки веков. Аминь. Из преданий хлыстовских, вошедших частью в их песни, частью в сказания, видно, что во времена Ивана Емельянова была богородица Марья Якимовна и что хлыстовщина содержалась кроме Москвы в Киржаче (ныне заштатный город Владимирской губернии) и на реке Андоме.[29]
Появление христов с двенадцатью апостолами, столь обыкновенное ныне в тайных сектах, вероятно, бывало (как видно из приведенного об Иване Емельянове) и в XVI столетии. В первых годах того же столетия такой же христос и также с двенадцатью апостолами явился между русскими в нынешней Галиции и прошел в Силезию. Вот рассказ о том густынского летописца: «В то же лето (1507) за Краковом собрался лестцов некоих тринадесять, иже поведаху ся быти апостолами и единаго межи собою нарекоша христом, и ходиша по селам, безумных лестяше, и многа чудеса хитростью твориша: в безводных озерах пред людьми рыбы ловиша, прежде их тамо наметавши; наемши кого да ся мертвым сотворит, донели же его воскресят, тако мертвых воскрешаху и пр. На Шлионску же гостиша у единыя жены, и понеже не хоте им дати, еже у нея прошаху, тай вложиша губку зажжену во убрус, отыдоша, грозящей ей пометою от бога, она же не смотревши, вложи убрус со огнем в скрыню, и помалу возгореся ей скрыня и потом весь дом изгоре, егда же прииде муж ея и глагола: «Что се есть?» она же рече: «Яко христос мя покара, ему же не дах, еже мя прошаше». Муж же, яко смысленнейший, позна, яко лестцы бяху сии и собрав соседы и гнаше по них, идеже крепко их биша, яко оттоле преста тоя лести». Из этого должно заключить, что христовщина не ограничивалась в старые годы одним Московским государством, но что лжехристы появлялись и между русским населением, отделенным от нас политически. И одним ли русским? В Силезии жили хотя и славяне, но не русские. III Строгий аскетизм манихеев, существовавший в болгарских монастырях, дал аскетическое направление богомилам. Аскетизм, сильно развившийся в России, особенно во времена татарского владычества, имел такое же влияние на русские тайные секты, от богомильства происшедшие. Последователи их, и прежние и современные, всегда изнуряли тело постом, веригами, сильными телодвижениями, и не одними земными поклонами, которых для них казалось недостаточно, но прыжками, скаканьем, верченьем в продолжение долгого времени, причем спирали дыхание и таким образом доходили до состояния восторженного исступления. Замечательно, что эти своего рода дервиши, как увидим в дальнейшем изложении, нередко открываемы были в православных монастырях, как мужских, так и женских. Хлыстовщина постоянно имела немало последователей между людьми набожными, богомольными, как, например, в женских общинах и в так называемых «келейных рядах» больших селений, где обыкновенно живут старые девки и вдовы, оставившие хозяйство для богомолья и чтения духовных книг. Это так называемые «духовницы», сманивающие к себе молодых девок, представляя им брачное состояние греховным и ведущим к неизбежной душевной погибели. Так называемые «блаженные» или «юродивые» — явление также самое обыкновенное в «кораблях» тайных сект. В Костромской губернии, на правом берегу Волги, в Кинешемском уезде, около Плеса и Решмы, принадлежащих к «тайным сектам» зовут купидонами. Это испорченное слово капитоны. Известны они и под именем подрешетников. О тех и других упоминает еще св. Дмитрий Ростовский. Название капитонов было очень известно в конце XVII столетия. Некоторые писатели того времени, например, Матвеев в своих записках о жизни своего отца и о стрелецких бунтах, даже всех вообще раскольников называют капитонами.[30] Купидоны считают основателем своей секты пустынника Капитона, жившего в XVII столетии в Колесниковой пустыни, что была в Костромском уезде. О нем мы находим сведения и у церковных писателей (митрополита тобольского Игнатия Римского-Корсакова и св. Дмитрия, митрополита Ростовского), и у известного раскольничьего писателя князя Семена Денисовича Мышецкого. Капитон учил еще до совершившегося в церкви раскола старообрядства, в царствование Михаила Феодоровича, которому, по уверению Семена Денисовича, был лично известен. Капитон был такой строгий постник, что даже в Светлое Воскресенье не дозволял ни себе, ни ученикам своим употребления какой-либо пищи, кроме хлеба, семян и ягод, и вместо красных пасхальных яиц христосовался луковицами. Семен Денисович, почитавший Капитона своим (то есть беспоповцем), упоминает, что он был пророком: «пророческих дарований преизобильно богатство почерпе, предняя яко задняя, дальная яко ближняя непогрешительно возвещаше».[31] вернуться«Письма о расколе», 1662 г., стр. 55. вернуться«3аписки русских людей», издание Сахарова, Спб. 1841, 39. вернутьсяСемена Денисова «Российский виноград», рукопись. |