Что касается до обращений к небесным светилам и к земле, со всем на ней находящимся, мы увидим эти обращения в песнях, употребляемых тайными сектаторами при радениях и особенно при обрядах, совершаемых во время приема в секту нового члена.[63]
У брата Анны и Пелагеи, сторожа денежного двора Григория Ефимова, нашли «заговорное письмо», как назвали его в тайной канцелярии. Оно носит на себе также хлыстовский характер. Пророчества хлыстов и скопцов, бывающие после радения, все в этом же бессмысленном роде, кроме разве того, что позднейшие хлысты ни в каком случае не употребляют имени дьявола. Вот заговорное письмо денежного мастера:
«От веры, от великия кузни, от льстиваго изменения, от великаго падения! О, како прельстихомся! О, како приведохомся! Како слышавше писание не вразумихося, како слышавше проповедника ругахомся! Те бо и тогда связанны вещми житейскими, желаючи века сего, и те бо удобь преступят к диаволу, знаменуется приемшее начертание сквернаго. Бога богоборца, место животворящаго креста Спасова и те бо удобь вложены будут со диаволом в тьму кромешну».[64]
Мы видели, что хлыстовщина, кроме Москвы, распространена была в конце XVII и в начале XVIII столетий в нынешних Костромской, Владимирской и Нижегородской губерниях. Кроме того, около 1720 года хлысты встречаются в Зарайске, в Серпухове, в Коломне и в Сергиевом посаде, куда ходила и Марья Босая с своим обществом. Наконец, мы встречаем хлыстов на Дону и около Углича.
Из дел святейшего синода видно, что в 1725 году воронежский архиерей доносил синоду о появлении лжехриста в Яминской станице войска Донского. Это был казак Агафон, именовавший себя «атаманом-христом», при нем было двенадцать рядовых казаков, называвшихся «атаманами, высшими пророками и апостолами», а казачья дочь, девка, называлась «богородицей». К сожалению, это дело нам вполне неизвестно; оно считалось (не знаем, как теперь) в числе совершенно секретных и было запечатано. Что сейчас приведено нами, то заимствовано из описи дел.
В окрестности Углича хлыстовщина была принесена Прокопием Лупкиным. Водворившись в Москве за Сухаревою башней, этот христос людей божьих бывал в Воскресенском монастыре, именуемом Новым Иерусалимом, куда хлыстовщина занесена была еще предшественником его Иваном Тимофеевичем. Здесь познакомился Лупкин с некоторыми крестьянами угличской вотчины Нового Иерусалима, приезжавшими в монастырь, отправился к ним на родину и совратил в свою секту. Это было прежде 1715 года.
В 1715 году стали ходить по народу слухи о появившейся тайной секте в вотчине Нового Иерусалима, что близ Углича, преимущественно же в селениях, расположенных по течению Волги и реки Улеймы. Слухи эти дошли до местного духовенства. Священник Дмитриевской церкви в городе Угличе довел об этом до сведения судии духовных дел Покровского Углицкого монастыря архимандрита Андроника. Архимандрит принял свои меры, и 13-го июня 1716 г., ночью, в деревне Харитоновой, в доме крестьянина Еремея Бурдаева поймал хлыстов на радении и успел захватить одиннадцать мужчин и десять женщин. В числе захваченных был и сам христос людей божьих, Прокопий Лупкин. Всех их привезли в Углич, и в тамошнем духовном правлении было производимо следствие. Вот что известно об открытиях, сделанных при этом архимандритом Андроником:
«Оный Лупкин производил в богомерзких своих сонмищах злое свое учение, а именно: называл себя яко христа, а учеников своих яко апостолы. И во время-де бывшаго у них с теми учениками пения молитв, якобы на некоторых из них сходил дух святой, овогда на двух, овогда же на трех человек, и подымало-де их с лавки, и ходили-де они скачучи в круг, по получасу и больше, а в то-де время клали на стол колач ломтиками и, отпев молитвы, тем причащались, и прочих-де приходящих к нему (Лупкину) всех учил той же богомерзкой противности, которые-де ему в том и последовали, и притом же-де говорил им, якобы тогда уже последнее время, и есть-де антихрист на земли от монашеского чина. Да о последнем же-де времени последовавшие ему (Лупкину) ученики слышали еще и от другого такого же еретика, котораго по сыску не явилось, что-де антихрист народился от монашескаго чина, и как-де он будет на море и возьмет Царьград и тогда-де наречется богом».
При производстве следствия архимандритом Андроником открылось еще новое указание на местопребывание хлыстов. Крестьянин Еремей Бурдаев, хозяин дома, где захвачен был корабль христа Прокопия Даниловича, сказал, что тому же учению следуют крестьяне вотчины Симонова монастыря, Ярославского уезда, Череможской волости, деревни Данильцевой,[65] Никита Сахарников да Иван Васильев. Словом, из произведенных архимандритом допросов открылось, «что те, чинившие вышеписанныя богомерзкия противности, люди явились жителие не одного Углицкаго, но и других разных мест, и иные злое свое плевелосеяние рассевали не в одном, но во многих местах».[66]
Архимандрит Андроник, производя следствие, 16-го июня 1716 г. донес своему епархиальному начальнику Досифею, епископу ростовскому и ярославскому. Досифей пренебрег открытиями Андроника. Он не дал хода делу. Этот Досифей, впоследствии лишенный сана и казненный по участию в деле царицы Авдотьи Федоровны, сам пророчествовал, сам видал видения. В нем можно подозревать потворство к хлыстам. Но как бы то ни было, по его приказанию все арестованные в деревне Харитоновой и сам христос людей божьих были отпущены. Прокопий Лупкин воротился в Москву.
Он, по сказаньям хлыстов, умер в 1733 году в Москве, в божьем доме в Новом Иерусалиме. Хлысты говорят, что в этот день у Христа Прокопья Даниловича находились в собрании все его последователи, и что во время радения в их «святые круги» с небесных кругов слетели бесплотные духи: ангелы, архангелы, серафимы, херувимы и вся сила небесная, и вознесли христа Лупкина при множестве свидетелей на небо. Попросту сказать, Лупкин умер во время радения. И тогда настало, продолжают хлысты, «древнее молчание», прекратилось пророчество но случаю наставшего гонительного времени.
Лупкина похоронили в Ивановском монастыре, близ Ивана Тимофеевича Суслова. На могиле его соорудили каменное надгробное строение (памятник) и на гробнице написали похвалу святости погребенного.[67]
Но недолго оставались в покое кости Прокопья Даниловича. Пред самою смертью его разразилась гроза над его последователями, кончившаяся казнями ближайших к нему людей, ссылкой в отдаленные сибирские монастыри жены, сына, свояченицы и — сожженьем его тела через палача.
В 1732 году к начальнику Москвы, графу Семену Андреевичу Салтыкову добровольно явился некто Семен Караулов, промышлявший в Москве разбоем и имевший с шайкой своею главное пребывание под Каменным мостом через Москву-реку. Повинившись перед графом в производимых им с товарищами разбоях, Караулов сказал, что есть в Москве четыре дома, где чинятся великие непотребности. Собираются-де туда по ночам на праздники разных чинов люди, старцы, старицы и прочие. Из них некоторые-де выбираются в начальники сборищ и садятся в переднем углу, а прочие по лавкам. Как приходят в дом, то старшим своим, сидящим в переднем углу, кланяются и целуют у них руки, и, собирая деньги, им отдают, а другие-де из них пророчествуют.
Дело было казусное. Пророчествовать было строго запрещено со времени смерти казненного ростовского епископа Досифея, пророчествовавшего заточенной в Суздале царице Авдотье Федоровне. Салтыков сделал нужные распоряжения, и, по указаниям Караулова, на хлыстовских радениях захвачено было семьдесят восемь человек; в числе их были монахи и монахини разных московских монастырей. Главною руководительницей секты оказалась монахиня Ивановского монастыря Анастасия (в мире Агафья Карпова). Открылось, что она и еще две старицы и старец пророчествовали и вместо причастия святых таин подавали резанный кусками хлеб, а из стакана давали пить квас, а иногда воду.
