Стрельба в городе среди бела дня, не увенчавшаяся к тому же успехом, принесла одни неприятности жандармскому полковнику Устинову и даже самому тамбовскому губернатору Николаю Павловичу Муратову, которые были вынуждены теперь письменно объясняться перед своим петербургским начальством. Особенно в неловком положении оказался Владимир Семенович Устинов, как известно, уже отправивший победный рапорт о личной поимке Антонова во время облавы на эсеров в ночь на 22 мая. Короткое разбирательство с задержанным тогда "разбойником Шуркой", отказавшимся сразу назвать свое имя, показало, что это не Антонов, а лишь внешне похожий на него беглый административноссыльный крестьянин села Чернавки Кирсановского уезда Максим Иванович Жуликов, И хотя за Жуликовым ничего существенного не оказалось, полковник Устинов выхлопотал-таки ему 4 года ссылки в далекий Туруханский край.

14 июня 1908 года следователь по особо важным делам Тамбовского окружного суда статский советник Николай Густавович фон Арнольд начал следствие по делу о нанесении огнестрельных ранений городовому С. П. Тихонову. В августе того же года, в связи с тем, что Тамбовская губерния находилась на положении усиленной охраны, а также, ввиду особой тяжести преступления, дело было передано в прокуратуру Московского военно-окружного суда и вскоре приостановлено из-за нерозыска Антонова.

Счастливо отсидевшись 8 дней в какой-то норе в Тамбове, Антонов в полдень 21 июня без происшествий выбрался из города и направился пешком по Моршанской дороге. У пригородной Донской слободы (ныне село Донское Тамбовского района) его догнала запряженная гнедой лошадью телега, в которой сидел неизвестный ему молодой парень. Остановив подводу и узнав у парня, что тот едет к себе домой в село Пахотный Угол (40 километров северо-восточное Тамбова), Антонов представился учителем и попросил подвезти его до этого села. Возница (как выяснилось впоследствии, это был 16-летний Михаил Николаевич Савельев) не возражал.

Проехав километров двадцать, они остановились немного передохнуть и попить чаю в большом селе Горелое у знакомых парня – супругов Василия Тихоновича и Прасковьи Осиповны Мещеряковых, а затем продолжили путь по лесной дороге, ведущей в Пахотный Угол.

Отъехав километров пять от Горелого, они около 9 часов вечера проезжали через Хомутляевский лесной кордон. Здесь все и случилось.

В это время возле своего дома, выходящего фасадом на проезжую дорогу, стоял 23-летний лесной кондуктор Владимир Иванович Шипилов и разговаривал с лесником Алексеем Никитичем Федоровым и объездчиком Даниилом Филипповичем Яготиным. В их разговоре принимала участие и сидевшая в доме у открытого окна жена Шипилова, Анастасия Дмитриевна.

Тут они увидели, что по дороге со стороны села Горелое показалась подвода. По приближении ее Шипилов разглядел (уже смеркалось), что в телеге сидел молодой человек, а другой, молодой же парень, шел рядом с лошадью.

Здесь лесной кондуктор Шипилов вдруг забеспокоился. Как он сам позднее объяснил, в тот день (то есть 21 июня) у него в доме находилось около трех тысяч рублей казенных денег (очень большая по тем временам сумма), а кроме того он вспомнил, что несколько минут назад через кордон проехали на двух подводах пятеро неизвестных ему людей. Поэтому появление на ночь глядя еще одной подводы с двумя опять-таки неизвестными молодыми парнями, к тому же одетыми "по-городскому", показалось ему весьма подозрительным.

Недолго думая, Шипилов послал к приближающейся подводе лесного объездчика Яготина спросить у проезжающих, кто они такие и куда направляются. В ответ на вопрос подошедшего к телеге Яготина Антонов довольно грубо послал его, что называется, куда подальше.

Услышав такой "исчерпывающий" ответ, Шипилов приказал Яготину задержать молодых людей и вместе с Федоровым направился к подводе. В этот момент сидевший в телеге Антонов выхватил из кармана браунинг и громко крикнул: "Не подходите, а то буду стрелять!"

Видя, что его угроза не дала никакого результата, он с расстояния 3-4 метров выстрелил в подходившего первым Шипилова, ранив его в левый бок. К счастью, ранение оказалось легким, и Шипилов, развернувшись, довольно резво побежал к своему дому. Оторопевшие на какой-то миг от увиденного Яготин и Федоров тоже бросились спасаться бегством. А за ними, соскочив с телеги и страшно ругаясь, зачем-то побежал Антонов. Однако увидев, что крайне напуганный происходящим его возница вскочил на подводу и пытается ускакать с места происшествия, Антонов тут же прекратил бессмысленное по существу преследование убегавших и, догнав отъезжающую телегу, прыгнул в нее, отобрал у трясущегося от испуга Мишки Савельева вожжи и сам стоя стал яростно погонять лошадь.

Бешеной рысью отмахав от кордона километра полтора, Антонов передал вожжи Савельеву, спрыгнул с телеги и скрылся в лесной чаще.

27 июня местный полицейский урядник Александр Ефимович Кутузов, проводивший расследование инцидента на Хомутляевском лесном кордоне, арестовал в селе Пахотный Угол Михаила Савельева, который честно рассказал о том, как все было, но вот о молодом "учителе", коего он подвозил в тот злополучный день 21 июня, не смог сообщить ничего, кроме внешних примет.

Немного отойдя от недавних потрясений, Антонов направился в Саратов, к вышестоящему /надгубернскому/ эсеровскому начальству, в Поволжский областной комитет партии эсеров, где получил высокую оценку своих "боевых действий". А в порядке награды – крайне ответственное задание, связанное со смертельным риском. Но так как обком не дал и рубля на выполнение задания, Антонов решил вернуться на Тамбовщину и быстренько "экспроприировать" там необходимую сумму денег.

31 октября 1908 года в село Коноплянку Красивской волости Кирсановского уезда, к местному крестьянину Ивану Ивановичу Рогову приехали Антонов и Гавриил Иванович Ягодкин – двадцатидевятилетний административноссыльный крестьянин села Молоканщины Пригородно-Слободской волости Кирсановского уезда. Приезжие предложили Рогову принять участие в ограблении кассы железнодорожной станции Инжавино, что по соседству с Коноплянкой. Рогов согласился, а через него к участию в будущем "эксе" были привлечены еще два коноплянца – Федот Захарович Лобков и Григорий Степанович Поверков.

Вечером 3 ноября пятеро "экспроприаторов" прибыли на станцию Инжавино и, оставив Поверкова при лошадях, в 18.45 вошли в здание вокзала. Все грабители были вооружены револьверами, полученными от Антонова. Он и командовал налетом.

* Действительно, архивные документы свидетельствуют, что 4 сентября 1908 года из кассы станции Инжавино было похищено 9531 руб. 87 коп. Однако следствие доказало, что кражу совершил сам начальник станции Чекашев с помощью своего приятеля Волкова. Во время обысков у них были найдены почти все украденные деньги.

В зале ожидания вошедшие обнаружили лишь дремавшего там станционного сторожа Ивана Федоровича Синякина и шесть девушек-крестьянок из села Инжавино, пришедших на станцию засветло, чтобы встретить брата одной из них, приезжающего с пассажирским поездом около полуночи. Выхватив оружие, налетчики приказали всем не двигаться с места и соблюдать тишину и спокойствие.

Лобков и Рогов остались в зале ожидания, а Антонов с Ягодкиным прошли в контору станции, где работали весовщик Павел Иванович Коршунов и конторщик-практикант Иван Васильевич Коноваликов – сын станционного жандарма. Скомандовав "Руки вверх! Ни с места", Антонов оставил с ними Ягодкина, а сам вошел в кабинет начальника станции Василия Борисовича Петрова.

Направив на начальника револьвер, Антонов спросил, имеет ли тот оружие, а услышав отрицательный ответ, сразу же предложил достать ключи и открыть сейф с деньгами. Реакция Петрова на это банальное требование грабителя была достаточно своеобразной. Не обращая никакого внимания на чуть ли не упиравшийся в его грудь револьвер "экспроприатора", начальник в сердцах стукнул кулаком по столу, неожиданно залился горючими слезами и тут же закатил такую истерику, что Антонов просто оторопел. Из не совсем внятных слов рыдающего Петрова он понял только то, что начальник станции – самый разнесчастный человек на свете, который очень болен и стар, но у которого шесть человек детей мал мала меньше, которые не увидят больше своего бедного отца, ибо теперь его посадят в тюрьму, откуда он уже вряд ли выйдет.