Хозяин, неслышно ступая в толстых вязаных носках, подошёл к главному.

— Не желает ли господин жареных ревельских колбасок с кренделями?

— Мин херц, — вяло позвал Александр Данилович, — отужинать желаете?

Пётр, покусывая гусиное перо, что-то чёркал на листе бумаги и не отвечал.

— Неси свои колбасы-кренделя, — махнул рукой Меньшиков. — Сдохнешь тут у тебя от тоски.

— Завтра можно поехать на охоту, — с достоинством поклонился тот. — Могу продать вам пару великолепных Балтийских гончих.

— Какая охота? — Александр Данилович положил голову на стол. — Зайцев по воде гонять? У вас и дичи-то, поди, нет. В полях зайцы, да в море шпроты. Нет у вас тут ни хрена, понял?

— Неправда. У нас богатая земля. И дичь, и рыба, и лён, и янтарь.

— Дааааа! Слышишь, мин херц? Вот янтарь у них, действительно есть. Этого не отнять!

— Отчего же, не отнять? — Пётр отбросил перо и пристально смотрел круглыми глазами на хозяина. — Можно и отнять.

Александр Данилович счастливо засмеялся, а хозяин мрачно насупился.

— Тащи вина, дурак! И, — тут он потянул носом, — поторопись, дядя, кажись, подгорели кренделя!

(Позднее эта фраза Меньшикова стала крылатой)

Разумеется, великий Иога;нн Кри; стоф Фри; дрих фон Ши; ллер (нем. Johann Christoph Friedrich von Schiller) немецкий поэт, философ, историк и драматург, представитель романтического направления в литературе, не занимался разведением гончих. Просто германские поклонники его таланта, назвали породу в честь великого земляка.

Приятно, кстати, когда плоды своих трудов можно посвятить кумиру. Художники, писатели, астрономы, землепроходцы, подводники и кинологи — нарисовав, написав, вырастив, открыв, отыскав и выведя нечто удивительное, немедленно посвящали это своим родным, друзьям, любимым или просто, уважаемым, людям. Так появился тюльпан Гагарин, пик Ленина, землеройка Ливингстона, земля Франца-Иосифа, пельмени Сан Саныч.

Другое дело, если вы, к примеру, микробиолог. Открываете новый убийственный вирус. От него нет спасения, он неуязвим и фантастически живуч. И вы даёте ему самое подходящее и дорогое для вас имя — Брюс Уиллис. Пишете письмо своему идеалу в Беверли-Хиллс, а его агент отвечает, что мистер Б. Уиллис не в восторге от подобного подарка… Говорят, что когда доктор Боткин изобрёл желтуху, то довольно долго искал, кому бы посвятить эту грозную болезнь. Так и пришлось назвать её «Болезнью Боткина».

Кстати, посвящать лучше всего после смерти одариваемого. Вполне возможно, что герр Шиллер при жизни, не одобрил бы, как его доброе имя склоняется собачниками.

— Мой Шиллер так вчера уделался, что керосином не ототрёшь.

— Этот Шиллер ни одной течной твари не пропустит.

— Приобрёл вчера трёх Шиллеров и у всех глисты…

— Если ваш гасконский гриффон вернулся домой со шкурой красного цвета, то это не значит, что теперь он революционер и социалист. Он просто испачкался в краске.

— Если ваш гасконский гриффон вернулся домой со шкурой зелёного цвета, то это не значит, что он просто испачкался в краске. Он теперь Робин Гуд.

— Если ваш гасконский гриффон вернулся домой со шкурой белого цвета, это значит, что он уже поседел от старости.

— Если ваш гасконский гриффон вернулся домой со шкурой оранжевого цвета, то он просто спятил. И считает себя апельсинчиком.

— Если ваш гасконский гриффон вернулся домой со шкурой голубого цвета, то это значит, что он голубой гасконский гриффон.

Существует такое забавное понятие, как Национальная Идея. Народ какой-нибудь страны, вдруг, а, иногда, и не вдруг, решает, что теперь все будут жить так-то и так-то. Вот, к примеру, амазоноки. Решили жить без мужчин. Родится мальчик, его тихонечко придушат и спокойно ждут следующего приплода. И, ничего, получалось. Жили, не тужили. Или спартанцы. Выдвинули идею, что, каждый должен стать атлетом-спортсменом-воином. Родился слабенький или с дефектом — со скалы в море, зато, остальные будут, как пасхальные яички, один к одному. И тоже сработало. Или, вот, шведы. Замыслили стать нацией викингов и стали. Все при топорах, на ладьях, глаза горят, руки делают. Одна проблема, нет-нет, да и уродится кто-нибудь не викингового норова или комплекции. А в Скандинавии, детьми со скалы особенно не поразбрасываешься. Там одного-то, в скалах, снегах и фьордах, зачать-родить-выкормить целая проблема. Но, Национальная Идея тем и хороша, что решается всем миром. Посовещались вожди и друиды, да выделили недомеркам небольшую провинцию Смоланд, что на юге Швеции. Вот, уродцы там и прижились. Нашли руду, поставили кузницы, стали мечи-кольчуги ковать. Одна у них проблема была. Уж больно заказчики суровые. Скуёт, бывало, смоландец шлем огромному волосатому викингу. А тот ему на голову не лезет, или, наоборот, велик. Ну, понятное дело, мастер пострадает. Хорошо, ещё если без членовредительства. Поэтому, всё, что в Смоладе не производится — исключительного качества, не придерёшься. Даже пословица у местных умельцев такая есть, типа, «Береги честь Смоланду».

И собаки там все, как на подбор. Уж, ели гончая, то не догонишь…

Это то же самое, что и Большая Голубая Гасконская гончая (см. Гончие и Борзые № 32), только поменьше.

Первые отряды испанских конкистадоров прибыли в Мексику, конечно же, в поисках золота. Да они, кроме как о золоте и говорить ни о чём не могли. Ведь, оно такое тяжёленькое, красивое и так редко встречается. Кстати, очень хорошо, что тогда меня не было на свете, ибо я тоже редок, красив и тяжёл… Но, вернёмся к испанцам. Этих усатых мужчин в камзолах и касках сразу же ждало первое разочарование — прибрежный песок оказался не золотым. Мало того, за пляжем начинались джунгли, в которых тоже ничего не блестело. Правда среди стволов то и дело мелькали индейцы, спешащие по своим дикарским делам.

— Не нравятся мне эти аборигены, — глубокомысленно заметил Главный Конкистадор, разглядывая первого пленного. — И у этого какие-то глаза бегающие. Наверное, успел спрятать всё своё золото. Обыскать!

Обыск принёс пару медных наконечников для стрел, полкармана семечек подсолнуха, обрывок бечёвки, костяную заколку для волос и золотую коронку.

— Значит, золото есть, — воскликнул Главный Конкистадор, потрясая коронкой. — Наловите ещё дикарей.

Конкистадоры свели с кораблей свору испанских гончих и выпустили их в джунгли. Спустя полчаса собаки нагнали полный пляж всевозможных майя и ацтеков.

— Говори, где ваше золото, идолопоклонник! — схватил за волосы первого попавшегося индейца Главный Конкистадор.

Поставьте себя на место дикаря. Идёте, к примеру, в лес по грибы, а тут из кустов орешника выскакивают собаки, гонят вас на поляну, где одетый в железные штаны мужчина принимается орать — «Куда ты спрятал золото партии?».

Естественно, что ничего путного подобные методы испанцам не дали. Мало того, ночью пленники освободились от пут и бежали, благоразумно прихватив с собой всех собачек.

— Без гончих нам больше дикарей не наловить, — мрачно сказал наутро Главный. — Возвращаемся домой.

Так бесславно закончилась первая Конкиста.

Правда, по прибытию в Испанию, конкистадоры наврали своему королю, что везли домой целый корабль золота, но тот утонул, а, где, не помнят, потому что была ночь и темно…

Давным-давно жила в старой доброй Германии некая маркиза Анна. Дни её протекали в одиночестве, ибо, возлюбленный жених дамы вот уже седьмой год сражался с сарацинами на святой земле. А что бы невесте не докучали женихи и воздыхатели, оставил ей своего пса Лепорелло породы штейбракк. И, только соискатель руки маркизы появлялся у ворот замка, как немедленно возникал верный страж с оскаленными зубами. Женихи убирались прочь, и Анна возвращалась к молитвам, чтению и вышиванию. Однако, время шло, штейнбракк старел и однажды испустил дух. Привязавшаяся к псу маркиза, была безутешна в своём горе. Рыдая и скорбя, похоронила бедного Лепорелло в глубине сада и приказала установить на могиле мраморную статую верного друга. Первым о кончине грозного стража прознал некий Д. Гуанно — иностранец, негодяй, проходимец, бретёр и голодранец. С букетом цветов он проник в сад маркизы и, глумясь, возложил их к надгробию Лепорелло.