Однажды поздно вечером где-то под Эдинбургом три девицы ощипывали своих Эрдельтерьеров.

— Кабы я стала супругой Шотландского короля, — говорит одна из них. — Какие бы мы с ним устраивали пиры! Жареные на вертелах быки, каплуны, лососина, рейнские вина в серебряных кубках…

— Эх, сестрица, — говорит её подруга, нещадно нащипывая своего эрделя. — Кабы я была женой короля, то настроила бы мануфактур и заставила бы всех шотландок прясть-прясть-прясть. Наткали бы мы полотна, нашили парусов, снарядили военные корабли и…

— Кабы меня взял монарх в жёны, — перебила её третья девица, — то я бы рассказала ему секрет приготовления верескового мёда.

Только вымолвила она эти слова, как скрипнула дверь, и в щипальню ворвался неистовый Шотландский король.

— Ты! — рукой в металлической перчатке он указал на третью девушку. — Ты можешь прямо сейчас поклясться, что знаешь этот секрет? Если знаешь, то уже можешь считать меня своим супругом.

— А я вам нравлюсь, Ваше Величество? — смущённо потупилась девица.

— Да, какая разница? — нетерпеливо воскликнул король. — Всё просто, ты мне вересковый напиток, я тебе руку и сердце.

— Ах, король-король, — покачала головой девушка. — Неправильный ответ. А ты ведь был так близок. Всего-то на всего надо развести 12 вёдрами воды 1,5 пуда мёда, поставить кипятить и как можно осторожнее снимать пену. Когда выкипит половина, тогда…

На этих словах девица начала таять в воздухе. Сначала исчезли ноги, затем руки, туловище, голова и только улыбающийся рот ещё какое-то время говорил.

— …снять с огня и дать остыть, потом перелить в кадку, стенки которой надо вымазать ржаным кислым тестом, — с этими словами она исчезла полностью.

— Кто-нибудь записывал? — взревел король.

Несостоявшиеся невесты испуганно затрясли головами.

— Проклятье, — монарх угрюмо обвёл глазами девушек и их полуощипанных эрдельтерьеров. — Аккуратнее надо бы…

И вышел вон, ногой бешено выбив дверь.

Появлению этой породы мы обязаны псарям эрла Бедлингтона Нортумберлендского. Когда их хозяин вконец разорился и перестал не только платить жалованье, но и кормить, бедняги стали пробавляться мелким воровством в крестьянских хозяйствах. Разумеется, скоро они примелькались и бывали биты суровыми фермерами. Тогда хитроумные псари, скрестив овцу с обыкновенным терьером, получили маленького зубастого монстра с внешностью ягнёнка и свирепостью волка. Принимаемый сторожевыми псами, и овцами за своего, Бедлингтон-терьер пробирался в отару, приканчивал самого упитанного барашка, и уволакивал добычу в ближайший лесок, где его поджидали хозяева.

Поговаривают, что и сам эрл, узнав о промысле своих слуг, полюбил лакомиться молодой ягнятиной.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Царь. Был он человеком не злым, справедливым и правил своей страной достойно. Слава Богу, всё у него было, и земли с лесами, и народ покладистый, и в семье всё хорошо. Жена красавица, сын наследник, невестка умница. Ну, и как у каждого нормального человека, была у него маленькая страсть, скорее даже страстишка — любимый фокстерьер. Из соседей царей-королей, кто в карты играл, кто за девицами бегал, кто вином баловался, а наш, как все дела переделает, всё с пёсиком своим забавляется, да гуляет. Время, однако, шло, фокстерьер старел, дряхлел и, однажды, испустил дух. Прогоревал Царь целый день, проплакал, а ввечеру приказал старого друга на ледник положить.

— Пусть, — говорит, — здесь пока, бедняга, хранится, а я буду думать, как его к жизни вернуть.

Думал-думал и поступил, как каждый царь — вызвал к себе Солдата.

— Приказать тебе, язык не поворачивается, но сделай что-нибудь, Солдатик. Как говорится, не в службу, а в дружбу.

Посмотрел Солдат на Царя. Взрослый, казалось бы, уважаемый человек, а так убивается по собачонке, но смолчал, уж больно уважал своего государя. Собрал он котомку, попрощался с друзьями и в путь отправился. Полмира обошёл, пять пар сапог сносил, десять языков выучил, но так и не нашёл снадобье, что бы царского фокстерьера оживить. И вот остановился он как-то на ночлег у старика в крохотной деревушке, что на краю леса. Наколол дров, изгородь починил, воды натаскал и сел с хозяином ужинать. Слово за словом, разговорились. Пожаловался Солдат на свою судьбу, а старик и говорит.

— Есть у меня бутылочка с Живой водой. Думал, пригодится, да, во-первых, жить как-то надоело, а во-вторых, мало водички осталось. Хочешь, забирай просто так, раз хороший человек.

Обрадовался солдат, поблагодарил хозяина и домой отправился.

Вернулся на родину и бегом во дворец. А там, новость, так новость! Царь-то Богу душу отдал и на троне теперь его сын правит. Расстроился Солдат, но докладывает честь по чести.

— Вот, Ваше Величество, по приказу вашего батюшки, принёс Живую воду, для воскрешения усопшего фокстерьера.

— Слушай, Солдат, — говорит Наследник. — Отец приказал его в землю не зарывать, а положить на ледник вместе с милым его сердцу пёсиком. Так давай, лучше, папу оживим. Пусть он дальше правит, а я, как всегда, при нём останусь.

— Песню бы о такой сыновней любви сложить, — расчувствовался Солдат. — Но, беда в том, что мало у меня живой воды. Только на собачку и хватит.

— Авось, да получится, — махнул рукой наследник. — Идём на ледник.

Пришли они туда. Действительно, лежат среди ледяных глыб Царь и фокстерьер. Бледные, холодные, но тленом не тронутые. Встал наследник на колени и окропил голову отца Живой водой. Заискрилась вода, зашипела, и открыл Царь глаза.

— Где я? — спрашивает.

— Ожил, ожил батюшка, — заплакал от радости Наследник.

Бросились они с Солдатом Царя поднимать, но не тут-то было. Как хватило им волшебной воды на одну царскую голову, так она одна и ожила. Ужас их охватил. Тело царёво мертво, только голова жива. Но, Царь, он на то и царь. Расспросил Наследника о делах государственных, о семье. На фоксика своего поглядел-погрустил, да и говорит.

— Глупость я с этой Живой водой надумал, вот и расплачиваюсь. Сами подумайте, что за государство такое будет, в котором правитель на леднике живет, и шевельнутся, не может. Слухи пойдут, волнения, а там и до смуты недалеко. Нет уж, дорогие мои. Побыл я немного с вами и спасибо на этом. Надо со мной кончать. Тебя, любимый сын, об этом просить не могу, дабы не стал ты отцеубийцей. Дело за тобой, Солдат. Выполни последнюю волю своего государя, застрели меня.

— Пощади, отец родной, — взмолился Солдат. — Али мало я на чужбине натерпелся?

— Знаю, знаю каково тебе, — говорит Царь, а у самого голос дрожит. — Но, как старого друга прошу, не как подданного.

Заплакал Солдат, упала его слеза на грудь государя, и ожил он весь. Такое вот чудо явил им Господь. Обнялись они, расцеловались и вышли из ледника на свет божий. Царь, что бы дальше править. Сын, что бы подле отца ума-разума набираться, а Солдат, что бы дальше им верно служить.

Правда, через пару дней, Царь опять к себе Солдата вызвал. Что бы тот на фоксика поплакал…

Это было в эпоху Камакура. Некий самурай переправлялся однажды ночью через бурную реку Намэри, и его слуга нечаянно уронил с моста в воду Ирландского глен оф имаал терьера.

Самурай немедля приказал нанять людей из соседней деревни, зажечь факелы и отыскать собаку. Некий европеец-путешественник, глядя на это со стороны, заметил:

— Печалясь о паршивом терьере, стоимостью то всего в десять мон (мон — мелкая монетка), он покупает факелы и нанимает людей. Ведь это обойдется гораздо дороже десяти мон.

Услышав эти слова, самурай сказал:

— Да, некоторые думают так. Но «Кодекс Бусидо» учит нас — «Поднимись над личной любовью и личным страданием — существуй во благо человеческое».