Ян посмотрел на окно:
– Погода замечательная! Пасмурно. Идёт дождь! И ветер небольшой.
– Да, хорошая погода, – совсем без иронии сказал ди-джей. – Ну что ж, желаю отлично провести время. Что будем слушать?
Ян заказал оркестровую композицию без текста, какой-то вальс. Когда из динамика полилась музыка, он сделал радио погромче и побежал собирать корзинку для пикника.
Корзинка нашлась на антресолях на кухне. Он набил её едой. Ветчина, сыр, сок, конфеты, взятые без стеснения в брошенном магазине за углом и лично выпеченный им хлеб. Пришлось учиться. Потом он запихнул в корзину плед и столовые приборы. Когда раньше он с родителями ездил на пикник, мама всегда собирала в корзинку бокалы, а не какие-то там пластиковые стаканчики, и обязательно ножи, и тряпичные, вышитые ею, салфетки.
Велосипед стоял в коридоре. Ян прикрепил корзинку к багажнику. Покидая квартиру, он едва не крикнул: "Мам, пока!", рассердился на себя, а потом подумал, может, и надо было бы крикнуть… Дверь он не запер. Вытащив велосипед из подъезда, направился вниз по улице. Вместе с ручейками воды.
Погода стояла чудесная, дождик семенил с хмурого неба, затекал за шиворот и приятно холодил спину. Ян крутил педали, подставляя лицо дождю и ветру, не опасаясь машин и пешеходов. Улицы были пусты, а дома тихи.
Добравшись до знакомого перекрёстка, мальчик помахал светофору. Этот светофор, каким-то невероятным образом продолжал исправно работать, мигая тремя глазами со строгой периодичностью. Когда Ян впервые обнаружил его, то подумал, что светофор, подобно многим людям, решил остаться, и никуда не улетать, и продолжать жить, как раньше, сохраняя порядок. Парнишка считал своим долгом каждый день наведываться к столбу и приветствовать его. Откуда он знал, может это единственный разумный светофор на земле? Чтобы не обидеть его Ян подождал, когда загорится зелёный, и, ещё раз махнув ему, покатил дальше.
Постепенно мир становился ярче и светлей. И когда мальчик доехал до пригородных деревенских домишек, дождь прекратился, тучи поползли на северо-восток, открывая небесную голубизну и золото солнца. Где-то впереди вышину прочертила самоцветная радуга, словно чьи-то огромные чудесные руки обнимали гибнущую планету. Ян направил велосипед к этим рукам. Несмотря на последождевую прохладу, ему было тепло, он распахнул на груди рубашку, позволяя ветру обдувать разгорячённую кожу.
Впереди на дороге что-то лежало. Он остановился. Оборванец, мужчина неопределённого возраста и внешности, оторвал лицо от мокрого ещё асфальта, и оглядел Яна, словно был уверен, что пред ним галлюцинация.
– Что с вами? – спросил мальчик.
– Ты кто? – просипел человек. Глаза его были красными, похоже, он долго плакал.
– Ян. Вам плохо? Почему вы плакали?
Человек долго не отвечал, до него с трудом доходил смысл сказанного. Паренёк протянул руку, намереваясь помочь подняться, но мужчина отполз. Он дрожал.
– Почему… – пробормотал он. – Почему?.. В полдень… Сегодня в полдень…
– Ах, вот вы о чём! – рассмеялся Ян. – Не переживайте! Утром по радио передали, взрыв снова откладывается. На завтрашнее утро. Приблизительное время… – Ян напряг память. – Приблизительное время… То ли с пяти до шести, то ли с полпятого до полседьмого утра…
Оборванец взвыл и стал бить кулаком об асфальт.
– Мы умрём! Все умрём! Все! Умрём!
– Да что вы делаете? – Ян испугался. – Вы же… Вы же поранитесь!
Он схватил мужчину за руку.
– Перестаньте! Зачем так переживать? Не успели вы улететь, ну не вы же один. В конце концов, у нас ещё целые сутки…
Мужчина оттолкнул Яна. Тот упал на мокрый асфальт, больно ударившись локтем.
– Так ты из этих! – прошипел человек, с ненавистью глядя на мальчика.
– Из каких – этих?
– Пошёл прочь! – закричал оборванец. – Уйди! Псих! Уйди! Прочь!
И грязный незнакомец, схватившись за голову, спотыкаясь, побежал в город, всё время оглядываясь на мальчика, и крича ругательства в его адрес.
– Ненормальный какой-то, – сказал Ян сам себе, пожав плечами. – Вот из-за таких и давки на космодромах.
Вновь стало грустно. Он подумал о родителях, которые отправились на Аркалыкский. Некстати вспомнилось, как всегда спокойная мама так же, как этот оборванец, билась в истерике, как папа судорожно метался по квартире, и они собирали какие-то вещи, хотя всем было известно, что ничего с собой брать не позволялось. Как они кричали на него, когда он сказал, что остаётся. И ему пришлось убежать из дома, и наблюдать издалека как папа запихивал в машину их перепуганного упирающегося пса. И ревнивую недостойную мыслишку, почему они Яна так не запихивали? Мальчик тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Он принял и решение, и его последствия. Нечего теперь грустить. В конце концов, он не один. Где-то есть Леночка, Мишаня, соседская кошка и усталый ди-джей, каждый день упорно выходивший в эфир и сообщавший новости. И учёные этого геофизического института, которые остались следить за ядром планеты, и, наверное телефонисты, и электрики, и ещё кто-то… Кто не хотел покинуть эту землю и это небо, никогда и ни за что. Ян послал этим людям, кошкам и собакам мысленный привет, и вновь покатил по дороге.
Свернув на просёлочную тропу, долго ехал в окружении величавых тополей, наконец оказался на большом поле, облюбованном городскими для пикников и вылазок.
Поле – сплошной ковёр душистых цветов и земляники. Посередине возвышался раскидистый орех. Местные фермеры косили здесь по осени траву домашней живности. А летом поле кормило множество насекомых, птичек и грызунов.
Сейчас трава была ещё влажная после дождя. Ян скинул кроссовки, с наслаждением ступая босыми ногами по мягкой зелени.
Выбрав место, расстелил плед, расставил еду, посуду и прилёг рядом.
Солнце поднималось всё выше, сушило траву, и постепенно воздух наполнился дивными ароматами, сладкими и свежими, жужжанием, писком и чириканьем. Ян снял рубашку, подставляя спину пока ещё ласковому солнышку. Как можно оставить эту землю, подумал он. Как можно поменять это утро на железные клетушки станций и астероидные города? Как можно поменять это поле на холодную мёртвую планету? Завтра планета погибнет, шепнуло воспоминание, и захотелось плакать. Тот оборванец прав, наверное, они всё-таки сумасшедшие, если решили остаться. Но никто не должен быть один. Даже Земля.
– Ничего, – Ян погладил землю рядом с собой. – Ничего! Они сказали, всё случится мгновенно. Больно не будет. Даже не успеем ничего понять… Ничего.
Еда на тарелках заинтересовала какого-то жучка. Он деловито, не боясь, заполз на бутерброд. Скоро к нему присоединились два муравья и мелкая зелёненькая мошка с прозрачными крылышками. Мальчик не стал их сгонять, и лениво наблюдал за беготнёй насекомых. Сегодня, в последний день, грех было скаредничать и не поделиться.
Паренёк сорвал синий цветок, и, перевернувшись на спину, стал грызть стебелёк. Небо совсем распрощалось с тучами, было ярко-голубым, солнышко припекало. К стебельку, привлечённые непонятно чем, то ли запахом, то ли цветом, прилетели две рыже-чёрные бабочки. Попорхав вокруг, они направились к другим цветам. Ян с восхищением и завистью проводил их взглядом. Он где-то читал, что бабочки живут совсем недолго, одни несколько часов, другие несколько дней. Интересно, для бабочки как время движется? Как для нас? Или быстрее? Но, наблюдая за неровным полётом, он в этом усомнился. Медленнее?
– Счастливые вы создания, – сказал им Ян. – Вы, наверное, сегодня столько успеете, и умрёте до взрыва… Счастливые. Я ничего не успею…
Ему стало себя жалко. Он ведь даже не целовался ни разу. В пятнадцать лет это уже начинает беспокоить. Но паренёк отогнал грустные мысли. Он не поедет сегодня домой, а останется здесь, в поле.
Вдруг что-то произошло. Мир стал ярче, больше, вкуснее, а время растянулось до бесконечности.
Мальчик, вскочил и… взлетел. Яркие лазоревые крылья, подхватив воздушный поток, подняли его над землёй. От неожиданности Ян качнулся и опустился на стебель. Вцепившись лапками в травинку, паренёк попытался оглядеть себя. Потом подумал, зачем? Он знал, что молод, он знал, что красив, и пахнет ванилью и земляникой. Что случилось? Но в его маленьком тельце не было места для сложных мыслей и глупых вопросов, и мотылёк, расправив чудесные крылья, с робостью и восторгом сделал взмах, затем ещё один. И ещё. Он поднялся над травой, над цветами, над полем. Сколько звуков! Сколько запахов! Слышал, ощущал, воспринимал он теперь всем телом. Поток информации захлестнул, хотелось кричать, и он усилил свой чудный ванильно-земляничный аромат, заявляя гигантскому миру о своём присутствии.