Дейви. (пауза) Нет… Нет…
Донни. Что нет?
Дейви. (с ужасом в глазах) Только не он… только не твой…
Донни. Угу.
Дейви. Нет!
Донни. А чего бы я так расстраивался? Из-за этого засранца, что ли?
Дейви. Только не твой Падрайк.
Донни. Да нет, именно мой Падрайк.
Дейви. О, господи Иисусе, Донни! Только не Падрайк из ИНЛА?[4]
Донни. Думаешь, у меня есть какой-то другой Падрайк?
Дейви. И что, Малыш Томас – его?
Донни. С пяти лет у него жил. Пятнадцать лет был его единственным другом. Он оставил его мне, когда начал колесить по стране и все подряд взрывать. Он уже не мог ухаживать за ним так, как хотел бы. Я думаю, Малыш Томас был вообще единственным существом на белом свете, которое Падрайк обожал.
Дейви. Он любил его?
Донни. Конечно, любил.
Дейви. Да он же бешеный!
Донни. Э, нет… Когда он узнает об этом, вот тут он по-настоящему станет бешеным…
Дейви. А он уже и так сумасшедший. Долбанутый, торкнутый. Его так и зовут все: «Бешеный Падрайк».
Донни. Да, зовут.
Дейви. Это же его выгнали из ИРА,[5] потому что для них он был слишком кровожаден.
Донни. Да, было такое. И он никогда не простит им этого.
Дейви. Ну, может быть, он все-таки сейчас, после такого славного рейда по Ирландии, хоть немного остыл?
Донни. Мне рассказывают, что, наоборот, стал еще более кровожадным. Я уже вижу его лицо в тот момент, когда до него дойдет новость. Но я вижу и твое лицо, когда Падрайк узнает, что виновен ты. Будь готов к тому, что он законопатит на тебе все дырки.
Дейви. (падает на колени) Пожалуйста, Донни, клянусь тебе, это был не я. Не говори ему обо мне, пожалуйста. Конечно, Падрайк убьет кого хочет, хотя бы за то, что тот рядом с ним… потеет. Даже повода не надо! Помнишь, он сделал калекой парня, который смеялся над его шарфом, который действительно был девчачьим. А этому парню, между прочим, было только двенадцать лет!
Донни. А его кузен, славный парень… Ему еще и двенадцати не было, когда Падрайк приковал его к инвалидной коляске!
Дейви. Умоляю, Донни, не говори ему про меня!
Донни встает с кресла и начинает ходить взад-вперед. Дейви встает с колен.
Донни. Если ты, Дейви, признбешься мне в том, что раздавил Малыша Томаса, то я не стану говорить. Но если ты будешь настаивать на своей невинности, мне придется сознаться Падрайку. У тебя есть два пути.
Дейви. Но это, блин, не честно, Донни!
Донни. А мне все равно, честно это или нечестно.
Дейви. Теперь мне понятно, что честнее было бы просто оставить Томаса валяться в грязи. Если черный кот пересек тебе дорогу – это, люди говорят, к беде. Но этот кот просто валялся на дороге, что он мог мне сделать? А, оказалось, мертвый, он еще больше мне горя принес. Ну, хорошо, я убил Малыша Томаса, если тебе угодно это знать.
Донни. Как ты его убил?
Дейви. Как? Тебе еще и это надо знать, старый хрен? Я врезался в него на велике, потом ударил его мотыгой по голове, а потом еще попрыгал на его трупе!
Донни. Ну все-таки я думаю, ты просто сбил его на велике. Для кота этого достаточно. Это хоть случайно произошло?
Дейви. Конечно, случайно. Совершенно случайно.
Донни. Ну… вот так честнее, если, конечно, это и в правду не специально.
Дейви. (пауза) Так ты не скажешь ему про меня?
Донни. Не скажу.
Дейви. Слава богу. (Пауза.) А когда ты ему расскажешь обо всем?
Донни. Сейчас буду звонить. На мобильный.
Дейви. Он будет в ярости.
Донни. Я скажу ему… Я скажу ему, что Малышу Томасу… нездоровится. Вот, что я скажу ему, пожалуй.
Дейви. Я думаю, что, когда он увидит, Донни, вытекшие мозги Томаса, он догадается, что коту несколько хуже, чем «нездоровится».
Донни. Я скажу ему так. «Ему нездоровится, но сейчас, сынок, нет никакого смысла стремглав нестись домой».
Дейви. Я с тобой, Донни…
Донни. Понимаешь? Я скажу ему, что сегодня он ни с того, ни с сего отказался от еды. А через неделю я скажу ему, что коту стало немного хуже. А еще через неделю я скажу ему, что он отошел в мир иной тихо, во сне.
Дейви. Мне кажется, это он легко воспримет.
Донни. Да, я постараюсь, чтобы он легко это перенес.
Дейви. Не надо выкладывать ему всю новость сразу. Надо по частям.
Донни. Потому что худшее, что можно сейчас себе представить, это Падрайк, который несется домой на всех парах к своей околевшей кошке!
Дейви. Донни, хуже этого нет ничего на этом свете.
Донни. Нет ничего хуже для тебя, придурок! Потому что это именно ты размозжил ему голову, и сам признался в этом!
Дейви пытается что-то сказать, но не может, давиться словами.
Донни. Чего?
Дейви. Ну да, да, это я, ублюдок… (бормочет) из-за этого говна…
Донни. Все, я звоню.
Дейви. (бормочет) Ну позвони, позвони, вот ведь сука, блин, нам же спокойнее…
Донни медлит, кусает нижнюю губу. Дейви подходит к двери и собирается вывезти велосипед из дома.
Дейви. Почему я такой терпимый, ума не приложу! Чтобы вот я так расстраивался по пустякам…
Донни снимает трубку и смотрит на кота.
Донни. Малыш Томас, бедняга… Если наш дружочек к нам заявится, мы совсем скоро точно так же, как и ты, лежать здесь будем. Знаешь, как он нас вздрючит? Нам будет вдвое хуже, чем тебе, Томас.
Дейви. Думаю, даже втрое. Или вчетверо.
Донни. Пиздуй уже домой, чертов кошкодер.
Дейви. Иду. Пожалуй, передавлю еще несколько кошек по дороге, потому что с сегодняшнего дня это мое хобби, мать вашу.
Донни. (рассеянно) Больше не надо никого давить, хватит.
Дейви вздыхает, подымает глаза к небу и вывозит велосипед. Донни медленно, печально набирает номер.
Затемнение.
Сцена вторая
Заброшенный склад где-то в Северной Ирландии. Джеймс, обнаженный по пояс, весь в крови и избитый, висит вниз головой, подвешенный к потолку за голые, окровавленные ноги. Падрайк куражится подле него, умело управляясь с опасной бритвой. Его руки в крови. На груди Падрайка болтаются две пустые кобуры, два пистолета лежат рядом, на столе слева. Джеймс рыдает.
Падрайк. Джеймс? (Пауза.) Джеймс?
Джеймс. (всхлипывая) А?
Падрайк. Знаешь, что у нас дальше по расписанию?
Джеймс. Не знаю. Не хочу знать.
Падрайк. Понимаю, почему ты не хочешь знать, засранец. Бодрее, приятель, ты же слезы льешь как маленькая глупая девочка.
Джеймс. А что ты думаешь, еб твою мать, должен делать человек, у которого только что вырвали ногти?
Падрайк. (пауза) Не надо мне говорить «еб твою мать», Джеймс…
Джеймс. Прости, Падрайк…
Падрайк. А то иначе я посильнее тебя побеспокою. Пора уже перестать играть с тобой в бирюльки.
Джеймс. Вырывать ногти у людей – это ты называешь «играть в бирюльки»?
Падрайк. Да.
Джеймс. Буду знать. Оказывается, это называется «играть в бирюльки» – когда тянут ногти из живых людей.
