Это была идея Хьюго — использовать для игры лабиринт подземных комнат и коридоров, хотя разгуливать там им обоим строго запрещалось. Но таинственный мрак этих помещений казался ужасно притягательным, и настойчивые просьбы приятеля быстро одолели тревоги Тома. Получив «привилегию» прятаться первым, он отправился вперед, а Хьюго распахнул для него дверь и, бросая вызов, указал на темноту подвала. Все выключатели были удобно размещены на панели сразу за дверью, и мальчик одновременно повернул их, так что темнота хотя и не полностью, но отступила.

Том спускался вниз по скрипучей лестнице, а Хьюго с невинным видом придерживал дверь, медленно считая до ста. Оглянувшись на друга, он решил рискнуть (вдруг его сочтут трусом?) и углубился в лабиринт коридора Том был примерно на его середине, заглядывая в открытые помещения, чтобы отыскать подходящее место, где бы спрятаться, когда все лампы, мигнув, погасли. Сзади раздался приглушенный смех Хьюго.

Первым естественным побуждением мальчика было ринуться назад, вверх по лестнице, нащупывая стены коридора, чтобы не заблудиться, но страх перед насмешками Хьюго и собственное упрямство заставили его идти вперед. «Прекрасно, пусть он ищет меня в темноте, если у него хватит храбрости», — с вымученной бравадой сказал себе Том, ощупью отыскивая дорогу. На самом деле сердце замерло у него в груди и он чуть не закричал от ужаса, когда погасли лампы. Теперь он старался справиться со своим страхом, уйдя в себя, в тот внутренний мир, о котором ему столько рассказывала Бетан, спрятаться в собственном тайнике, тайном прибежище его истинного духа, подлинного "я". «Этого укрытия не может коснуться ничто извне, — говорила она. — Ведь оно не является частью окружающей нас среды, хотя и руководит всем, что ты делаешь и чувствуешь». Его мать никогда не пускалась в подробные объяснения, но уверила его, что чем взрослее и умнее он будет становиться, тем больше поверит в присутствие этого внутреннего прибежища, и тогда все поймет сам. Только сама жизнь, со всеми ее внешними влияниями, может затуманить это знание. Мальчику было всего шесть лет, когда Бетан сказала об этом, и четыре года спустя — всего за месяц до того, как она покончила с собой, — ее слова все еще жили в нем.

Том двинулся дальше во мрак, его рука нащупывала трещины и выкрошившуюся штукатурку на стене; пальцы попадали в пугающе пустое пространство, когда он проходил мимо дверных проемов, держа свой путь на неверный источник света, слабо мерцавший где-то впереди.

Когда он дошел до конца коридора, глаза уже привыкли к окружавшей его темноте, и бледный огонек впереди с каждым шагом казался ярче. Мальчик стал морщить нос от угольной пыли в воздухе задолго до того, как дошел до последнего помещения и, остановившись у входа, сумел рассмотреть гору черного угля возле стены. У вершины огромной черной кучи виднелось пятно дневного света, а самим его источником была вертикальная щель, которая проходила по центру угольного люка. Подножие крутой угольной горы удерживалось перегородкой высотой в пять футов, и, присмотревшись, Том различил в обширном помещении огромный металлический бойлер, ныне бездействовавший. Огонь, который должен был бушевать внутри, погасили, чтобы отремонтировать трубы. Мальчик увидел открытый прямоугольник угольной заслонки, черный и пустой, как будто через него вылетела душа бойлера.

Сзади раздался шум — Хьюго искал приятеля. Том нервно оглянулся: куда бы спрятаться? — и осторожно вошел в котельную, вытянув руки перед собой, боясь споткнуться о какой-нибудь инструмент, а затем присел у подножия угольной горы. Он пытался восстановить дыхание, ноздри были забиты угольной пылью. Ему больше не нравилась эта игра, на самом деле она оказалась очень противной. Сам подвал тоже был противным, грязным и вонючим. Том с трудом удержался от истерического смешка, услышав шаги, приближавшиеся по коридору к котельной.

Шаги становились все громче, они медленно, но верно выбирали путь по каменному полу, как будто Хьюго точно знал, где искать Тома, но на всякий случай по дороге заглядывал во все открытые помещения. Мальчик удивился, почему его друг не зажег свет снова, но когда он привстал и быстро выглянул из-за перегородки, то увидел неяркий, но теплый свет, идущий из коридора; он становился ярче, по мере того как шаги становились громче. В состоянии нервного возбуждения Том не сообразил, что они гораздо тяжелее, чем могут быть шаги любого мальчика, даже такого упитанного и пухлого, как Хьюго.

Внезапно они затихли, и Том про себя хихикнул при мысли о том, как приятель со свечкой в руке медлит как раз возле котельной, то ли потеряв уверенность, то ли не имея желания входить в такое грязное место. Он прижал руку ко рту, чтобы заглушить смешок, и снова нырнул за перегородку.

В наступившей тишине Том услышал дыхание, тяжелое и слегка затрудненное, не похожее на то, как дышал бы мальчик. Это не Хьюго! Тот бы уже выдал себя хихиканьем. И у него не было свечи, когда они расстались наверху у лестницы. И Хьюго дышал бы не так. И шел бы не так. И если уж говорить правду, его друг никогда бы не спустился в этот жуткий подвал, не убедившись предварительно, что он хорошо освещен...

Человек за перегородкой задвигался опять, и в помещении стало светлее. Тот, кто держал свечу, чьи шаги были громче шагов любого мальчика, а дыхание — тяжелее, вошел в котельную. По потолку задвигался свет — отражение свечи, как будто тот, кто ее нес, оглядывался вокруг. Том сжался в комок, когда шаги зазвучали по каменному полу, и глубокая тень, которая защищала его, стала скользить вниз по горе угля. Свет не просто приближался, свечу явно подняли выше.

Он вжал голову в плечи, затаил дыхание, все тело напряглось, хотя внутренняя дрожь не прекращалась, когда покров темноты стал съеживаться и исчезать.

Том услышал, как деревянная перегородка, за которой он прятался, затрещала, как будто бы кто-то с другой стороны навалился на нее. Медленно, неохотно он поднял глаза, боясь смотреть и боясь зажмуриться. Хьюго когда-то рассказывал ему, что богатые люди держат своих сумасшедших или очень уродливых родственников запертыми на чердаке или в подвале, не желая отдавать их в сумасшедший дом. Отец Хьюго был богатым. И у Хьюго когда-то был брат, которого считали мертвым...

Ну кто бы стал бродить по подвалам со свечой?

Том закричал и упал назад, на кучу угля, когда увидел длинное мертвенно-бледное лицо, наблюдавшее за ним поверх деревянной перегородки, неподвижные, лишенные всякого выражения глаза, в которых отражалось пламя свечи, поджатый безгубый рот.

Скелет — Хартгроув — не сказал ни слова. Вместо этого костлявая рука с пальцами, похожими на птичьи когти, дотянулась до него, ухватила за волосы и подняла, сильно потянув; концы пальцев показались Тому просто ледяными. Мальчик, дрожа, оказался перед высоким, сутулым, худым человеком. Молчаливый слуга, который, видимо, был в подвале до того, как погас свет, предпочитая использовать свечу, а не электричество, отпустил его, указав пальцем на открытый дверной проем.

Том пулей вылетел из котельной, не остановившись даже тогда, когда встретил в коридоре Хьюго с карманным фонариком в руке. Не обращая внимания на призывы друга, он вскарабкался по скрипучей деревянной лестнице и через холл кинулся к входной двери. Распахнув ее, слетел по каменным ступеням, набирая скорость на пологом склоне, что вел к мосту, уже едва справляясь с собственными худыми ножонками; солнце светило в глаза, свежий теплый воздух унес холод из его плоти, но не из сердца.

Том бежал по лесу без остановки до тех пор, пока не очутился в коттедже, в надежных объятиях изумленной матери. У него до сих пор случались ночные кошмары в память об этом случае — хотя страх перед Скелетом казался абсолютно неоправданным, — но Хьюго он отомстил уже через неделю.

— Доброе утро, Том.

С удивлением услышав ее голос, молодой человек резко тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. Женщина стояла в дверном проеме одной из комнат.