— Ты когда-нибудь слышала лучшее определение Унии? — обратился Грант к Зое.

— Я никогда ничего не знала об Унии, — сказала Зоя без смущения, — кроме того, что ее заключили в 1707 году.

— Была тогда битва? — спросил Каллен.

— Нет, — сказал Грант. — Шотландия с признательностью вошла в Унию с Англией и получила свою долю всех проистекающих от этого выгод. Колонии, Шекспир, мыло, платежеспособность и так далее.

— Я надеюсь, что господин Броун не ездит с лекциями по Штатам, — сонно сказала Зоя.

— Национальные меньшинства ездят с лекциями по Штатам.

— От этого у них возникает неправильное понимание, — мягко сказала Зоя. Грант подумал о том, как мудрено выразила бы эту же самую мысль Лора. — У них странные взгляды. Когда мы были там с Дэвидом, за год до того, как он погиб, нас все время спрашивали, почему мы перестали взимать налоги с Канады. Когда мы сказали, что мы никогда не взимали налогов с Канады, на нас смотрели так, будто мы врем. Причем врем неуклюже.

По выражению лица Каллена Грант сделал вывод, что у того тоже «странные взгляды» насчет налогообложения Канады, но глаза Зои были закрыты. Гранту было любопытно, отдает ли Каллен себе отчет в том, что Зоя совершенно не осознает его американского происхождения, что ей не пришло в голову заинтересоваться его акцентом, национальностью или чертами характера. Он был просто летчиком, как и ее брат. Он был кем-то, кто появился как раз, чтобы принять участие в их пикнике, кем-то, кто симпатичен и с кем интересно поговорить. Она не пыталась причислить его к какой-то определенной категории. Если бы до ее сознания дошли все его закрытые «а», то она наверняка приняла бы его за сельского жителя с севера.

Грант посмотрел на нее, полуспящую на солнце, и удивлялся, до чего она красива. Он посмотрел в другую сторону, на Каллена, и заметил, что он тоже смотрит на Зою Кенталлен и думает о том, какая она красивая. Их взгляды встретились и убежали друг от друга.

Однако Грант, который в прошлую ночь не мог себе представить большего счастья, чем возможность смотреть на Зою Кенталлен, дал себе отчет в каком-то своем раздражении, связанном с ней, и это так его потрясло, что, по обыкновению, он начал исследовать это явление. Какой же изъян мог появиться в этом божестве? Какое несовершенство в этой сказочной принцессе?

— Ты прекрасно знаешь, что случилось, — сказал в нем этот лишенный почтения голос. — Ты хочешь, чтобы она убиралась отсюда к чертовой матери, чтобы ты мог расследовать дело «Би-семь».

В этот раз он даже не попытался возразить голосу. Это был неумолимый факт. Он хотел, чтобы Зоя «убиралась отсюда к чертовой матери». Та Зоя, присутствие которой создало магию вчерашнего полудня, была теперь помехой. Очаровательная, прямодушная, божественная Зоя, пошевеливайся! Предмет моего восхищения и принцесса моих снов, уходи.

Мысленно он уже искал слова, извещающие о его уходе, когда она по-детски наполовину вздохнула, наполовину зевнула и сказала:

— Ну, в затоне возле Кадди есть семифунтовый лосось, который, наверное, очень без меня скучает.

А потом, как всегда без суматохи и болтовни, взяла свои вещи и ушла в глубину весеннего полудня.

Каллен смотрел ей вслед с одобрением, и Грант ждал его комментариев. Но, как оказалось, Каллен тоже ждал, когда его «разорившаяся графиня» уйдет. Когда она оказалась за гранью слышимости, он тотчас сказал:

— Господин Грант, почему вы спросили, есть ли у меня фотография Билла? Означает ли это, что вы можете быть с ним знакомы?

— Нет, нет. Но это поможет нам исключить тех, кто не может им быть.

— Ах, так. У меня нет фотографии с собой, но она у меня в чемодане в отеле. Она не очень хорошая, но даст вам какое-то общее представление. Могу я ее вам потом принести?

— Нет, я сейчас пойду с вами в Моймор.

— Правда? Это очень любезно с вашей стороны, господин Грант. Вы думаете, что напали на какой-то след? Вы мне не сказали, что это были за слова, это цитата или как это называется. Как раз об этом я и хотел вас спросить. Например, та часть о болтающих зверях? Если это место, которым он интересовался, то знаете что? Он мог поехать туда. Поэтому я мог бы сейчас туда заскочить и таким образом напасть на его след.

— Вы очень любите этого Билла, правда?

— Ну, мы держались вместе уже довольно долго и, хотя у нас разный взгляд на большинство вещей, мы прекрасно друг друга понимаем. Просто прекрасно. Я не хотел бы, чтобы с Биллом что-нибудь случилось.

Грант изменил тему и спровоцировал Каллена на рассказ о своей жизни. Когда они шли по долине в Моймор, он выслушал историю о чистом маленьком городке далеко в Штатах и о том, каким скучным местом он казался мальчишке, который умел летать, и каким замечательным казался Восток издали, и каким малопривлекательным он оказался вблизи.

— Просто главная улица, а все остальное — трущобы, — сказал Каллен.

— Что вы делали в Париже, когда так долго ожидали Билла?

— Да так, ничего. Немного пошлялся. Без Билла это было совершенно неинтересно. Встретил двух приятелей, которых знал по Индии, и мы шлялись вместе, но я все время высматривал Билла. Вскоре я их оставил и начал посещать те места, что указаны в туристических буклетах. Некоторые из этих старых зданий довольно-таки красивы. Один такой замок был построен прямо над водой, на каменных арках, так что под ним протекала река. Это было замечательно. В самый раз для графини. Она живет в чем-то таком?

— Нет, — сказал Грант, думая о разнице между Шенонсо и Кенталленом. — Она живет в мрачном, самом обыкновенном доме с маленькими окошками. Комнаты скверные, лестницы узкие, а парадная дверь столь же привлекательна, как окошко для грязного белья. У этого дома есть еще две маленькие башенки на уровне третьего этажа, и в Шотландии это поднимает его в звании до замка.

— Это похоже на тюрьму! Почему она там живет?

— Тюрьма! Да ни одно управление тюрем не позарилось бы на этот дом. В парламент моментально поступил бы запрос по поводу отсутствия света, отопления, санузла, надлежащего сочетания цветов, эстетики и так далее. Она там живет, потому что любит это место. Однако я сомневаюсь, сможет ли она жить там теперь. Налог на наследство так велик, что ей придется продать дом.

— Разве это кто-нибудь купит?

— Не затем, чтобы там жить. Его может купить какой-нибудь спекулянт. Он вырубит деревья и снимет крышу. Должно быть, чего-то он стоит. Крышу им придется снять так или иначе, чтобы избежать уплаты налогов на дом.

— Ха, все разлетается в прах, — заметил Каллен. — А нет там, случайно, рва?

— Нет. А в чем дело?

— Я должен увидеть ров, прежде чем вернусь в ОКЭЛ. — После недолгого молчания он добавил: — Я на самом деле очень беспокоюсь за Билла, господин Грант.

— Да, я вас понимаю.

— Это было очень любезно с вашей стороны, — неожиданно сказал Каллен.

— Что именно?

— То, что вы не сказали: «Не беспокойся, он найдется, живой и здоровый». У меня просто-таки руки чешутся, когда кто-нибудь говорит: «не беспокойся, он найдется». Такого я мог бы и задушить.

Отель в Мойморе был миниатюрной версией Кенталлена, но без башенок. Однако он был чистый прямо-таки до блеска и веселый, а на деревьях, что росли за ним, появлялись листья. В небольшом, выложенном каменными плитами холле при входе Каллен заколебался.

— Я заметил, что в Великобритании люди не приглашают гостей наверх, в свои номера. Может быть, вы хотели бы подождать в салоне?

— Ах, нет. Я пойду наверх. Этот обычай идет просто от того, что салоны в наших отелях находятся так близко от номеров, что нет необходимости подниматься наверх.

Номер Каллена был с фасада, с видом на поля, реку и холмы позади них. Профессиональным взглядом Грант заметил поленья, сложенные в готовности у камина, и желтые нарциссы на окне. Да, у Моймора был такой уровень. Но, несмотря на это, сознание Гранта было всецело поглощено Калленом. Парень прервал свой отпуск и приехал в глухомань Каледонии, чтобы отыскать друга, который столько для него значил. Дурное предчувствие, от которого Грант не мог избавиться, росло в нем с каждым их шагом по пути в Моймор и теперь переполняло его просто-таки до омерзения.