Вечером перед выступлением мы еще не знали, что наденет Игги. Он сказал: «Расслабьтесь, уж в чем-нибудь я точно приду».
Мы заехали за ним, он вышел в чем-то типа старой белой ночнушки, в которой, наверно, спала еще его прабабушка. Всю дорогу он подметал полами асфальт. Раскрасился он, как мим, и сделал себе африканский парик из завитой алюминиевой фольги.
Всю дорогу до Грэнд Болрум мы курили косяки. Впереди был наш первый концерт, и мы изрядно нервничали. Потом перед нами очутилась стайка гопников и попыталась спихнуть нас с дороги. Так что когда мы добрались до Болрума, нервы у нас пошаливали. А когда мы вышли из машины, черный охранник на парковке сказал: «Пиздец, это у вас что, механический человек?» У него чуть жопа не порвалась от смеха.
Скотт Эштон: Игги сбрил брови. У него был друг, Джим Поп, с больными нервами, который потерял все волосы, в том числе и брови. И когда Игги сбрил брови, мы начали звать его Попом.
В тот вечер в Болруме было жарко, Игги потел, и вот тогда-то он и понял, зачем человеку брови. К концу выступления его глаза офигенно раздулись из-за краски и яркого света.
Джон Синклер: Все было охуенно настоящим, просто трудно было поверить. Игги был не похож ни на что, что ты видел в жизни. Это было не похоже на группу, не похоже на МС5, не похоже на Джеффа Бека, не похоже вообще ни на что. Это был не рок-н-ролл.
Игги придумал такой психоделический бубнеж и использовал его как фон, на переднем плане осталось его шутовство. Остальные ребята смотрелись, говоря высоким штилем, его марионетками. Они просто устраивали ужасный шум, но это были не песни, скорее такие ломающие сознание ритмы – я их называл «трансы». Это было ближе к североафриканской музыке, чем к року.
А Игги вытанцовывал, как в балете «Ожидание Годо». Он был не похож на Роджера Долтри, понимаешь, что я хочу сказать?
Рон Эштон: Ощутимую часть инструментов для того первого шоу мы придумали сами. Представь себе миксер и в чашке немного воды. Я просто включил его и засунул туда микрофон. На пятнадцать минут, перед нашим выходом на сцену. Звук был улетный, особенно учитывая усилки. Ревело любо-дорого. Еще была стиральная доска с контактными микрофонами. Игги надел ботинки для гольфа, встал на доску и начал елозить по ней ногами. Мы прилепили контактные микрофоны к пятидесятигаллонной бочке из-под бензина, на которой играл Скотти, а вместо палочек он пользовался двумя молотками.
Еще я стрельнул у мамы пылесос, потому что он звучит как реактивный двигатель. Всегда любил реактивные самолеты. ВВВВВРРРРРРР!
Скотт Эштон: Люди просто не знали, что и думать. Джон Синклер, менеджер МС5, просто стоял, открыв рот. Это и была главная цель – снести на фиг стены и выжать из людей все говно. Единственное, чего мы хотели, – сделать это своим способом.
Нашлись люди, которым наша затея категорически не понравилась, нашлись и те, кто начал ходить на каждое наше выступление. Они орали и ждали, что им будут орать в ответ, а Игги посылал их на хуй.
Игги Поп: На мой двадцатиоднолетие мы играли на разогреве у Cream. Я потратил целый день, припер двухсотгаллонную бочку из-под бензина из Анн-Арбора в Детройт, и мы налепили на нее контактный микрофон, чтобы Джимми Сильвер ударил по ней один раз в нашей лучшей песне. Я в одиночку волок ее три пролета по лестнице в Грэнд Болрум, а потом мы выяснили, что наши усилки не работают. А когда мы вышли на сцену, народ орал: «Давайте Cream! Мы хотим Cream! Валите отсюда, давайте сюда Cream!»
Я стоял там, внутри меня резвились две дозы оранжевой кислоты, я вопил: «Идите все на хуй!» Это был наш самый отстойный концерт.
Потом я поехал с Дэйвом Александером к нему домой. Абсолютно убитый. Сидел и думал: «Господи боже мой, мне уже двадцать один. Вот так. Дела идут неважнецки».
Мама Дэйва приготовила для меня чизбургер и воткнула в него свечку. Смысл был в том, что надо продолжать двигаться, и дела со временем наладятся. Не сдаваться.
Глава 3
Музыка, которую мы давно ждали
Стив Харрис: Успех сингла Doors «Light My Fire» позволил «Электра Рекордз» уверенно встать на ноги, у нас появилась возможность подписывать интересные контракты. Мы перестали быть лейблом в духе: «Дорогие детишки, сегодня я расскажу вам…»
Дэнни Филдс: Боб Рудник и Дэннис Фроли вели колонку в East Village Other, она называлась «Кокаиновая карма». И оба упорно грузили меня этой группой из Детройта, МС5 – аббревиатура от «The Motor City Five».
Рудник и Фроли талдычили: «Тебе надо увидеть эту группу! Ты возьмешь ее в работу! Это великая группа! Они такие популярные! На них собирается полный зал в Грэнд Болрум! Они продаются по всему Среднему Западу! Это не просто группа, это целый стиль жизни!»
МС5 вошли в легенду как единственная группа, выступавшая во время беспорядков на Чикагском национальном съезде Демократической партии. О них писал Норман Мейлер.
Уэйн Крамер: Стая отморозков, которую называли МС5, быстро врубилась: хипповская тема катит. И катит серьезно, потому что на выходные в Детройт из пригородов приезжает куча народу в хипповских прикидах. И мы поняли, что самый простой способ завоевать сердца хиппи – это завоевать сердце (ну, и прочий ливер в комплекте) главного хиппи: тогда это был Джон Синклер.
Синклер в то время отсиживал шесть месяцев за траву в детройтской кутузке, и его «последний звонок» имел все шансы стать самым значительным культурным мероприятием лета. Когда мы приперлись туда выступать, нам целый день пришлось ждать своей очереди. Сначала поэты читали стихи, потом танцоры устроили пляски – так что играть нам пришлось ажно таки в четыре часа утра. И вот мы врубили невъебенные стоваттные усилки, и разнесли к хуям эту тусовку хиппей и битников. Им было по барабану, что ты играешь: хиппи танцуют подо что угодно. И в середине выступления мы посвятили песню Джону Синклеру, а его жена стала катить на нас бочку.
Наши отношения с Джоном начались с напряга. У него была колонка в местной андеграундной газете, и там он написал про нас в духе: «Что за дела с этими джазовыми рок-н-ролльщиками? Им бы стоило поучиться у настоящих мастеров, вроде Сан Ра и Джона Колтрейна». Я заявил протест, прикинь? Пришел к нему домой и сказал: «Мужик, что за дела? Мы тоже члены Коммуны. И мы слышали Джона Колтрейна, и нам нужна база для репетиций, может, нам тоже можно попользоваться “Творческой Кухней”?» Мы пыхнули – и все было отлично.
Дэнни Филдс: В 1968 году настроение в стране изменилось. Когда президент Линдон Джонсон заявил: «Я не буду баллотироваться, не буду выставлять свою кандидатуру», – у меня просто не было слов. И кого, спрашивается, мы будем теперь ненавидеть?
Ну да, тут случился Чикагский демократический национальный съезд…
Джон Синклер: Мы пробивали выступление на «Празднике жизни» перед зданием, где проходил съезд демократов-68. Мы были молодой и голодной группой из Детройта – в смысле, мы пытались прорваться, хотели, чтобы нас заметили, искали варианты получить контракт на запись. Вот сколько всего мы хотели.
В то же время мы просто хотели поучаствовать в этом фестивале, потому что он хорошо гармонировал с нашим мировоззрением. И оба этих мотива мы увязали в одной фразе: «Нам надо пойти туда и влиться в этот Фестиваль Жизни, там, похоже, будет куча журналистов и дури». В духе: «Может, нас увидит сам Норман Мейлер!»
Уэйн Крамер: За час перед выступлением к нам подошла туса людей и предложила угоститься печеньями с гашишем. Они сказали: «Берите по одной, штука забористая». Так что мы съели сначала по штуке, а потом на всех еще штуки четыре-пять: «Ух ты, давай еще по кусочку, ага, меня не вставляет, а тебя? Да, блин, надо еще чуток».
