Дудка боцмана, топот ног, и неистовый бег фрегата существенно замедлился. Мистер Стенхоуп, цепляясь по пути за трап, произнес:

— И как только эти бедолаги с ног не валятся? Однако бодрит, не правда ли? Как шампанское.

И впрямь, весь корабль вибрировал, низкий гул поднимался из трюма, а в легкие вливался чистый прохладный воздух. Правда задолго до заката чистый прохладный воздух задул с такой силой, что вдыхать его стало затруднительно, а «Сюрприз», даже со взятыми на все рифы марселями, нижними парусами и спущенными на палубу брам-стеньгами, помчался еще быстрее, по прежнему держа курс на юго-восток.

Ночью Стивен сквозь сон слышал топот и крики, и понял, что они изменили курс, так как койка стала раскачиваться в другом направлении. Но выйдя на палубу, он оказался не готов к открывшейся перед ним картине. Под зловеще нависшим серым небом, скрытым наполовину пеленой дождя, наполовину завесой брызг, раскинулось белесое море — белопенная стихия простиралась насколько достигал взор. Ему приходилось наблюдать Бискайских залив в злейший шторм, и мощные юго-западные шквалы у побережья Ирландии, но в сравнении с этим они казались пустяком. В какой-то миг море можно было принять за пейзаж, гористый, но одновременно странным образом упорядоченный; и тут же все приходило в движение, величественное движение, масштаб которого приглушал собой его умопомрачительную быстроту. Хребты и впадины стали невероятно огромными, интервалы сделались большими, а гребни закручивались в барашек, срываясь, словно белая лавина, вниз по крутому склону. «Сюрприз» шел почти перпендикулярно им, держа на ост-ост-зюйд. С первыми лучами рассвета убрали крюйс-стеньгу — делалось все, чтобы уменьшить давление ветра на корму, и тем самым риск повреждений, — а вдоль мокрой палубы натянули леера. Посмотрев в направлении квартердека, Стивен увидел волну — настоящую темно-зеленую стену, вздымающуюся над гакабортом, и приближающуюся к ним с неумолимой неизбежностью. Ему пришлось откинуть назад голову, чтобы увидеть ее вершину, уже готовую сорваться, но еще держащуюся за счет инерции движения. Ветер срывал с нее и гнал вперед шлейф из пены и брызг. Он слышал, как Джек отдает приказ рулевым; фрегат немного изменил курс, и стал подниматься кормой к небу, все выше и выше, так что Стивена отбросило назад по трапу. Жуткий вал пронесся под кормовым подзором корабля, разделился, искупал шкафут в пене, и умчался к горизонту, а «Сюрприз» обрушился в прогал, и пение снастей сбавило тон на октаву под ослабевшим напором ветра.

— Держитесь крепче, доктор, — закричал Джек. — Цепляйтесь обеими руками.

Стивен пополз вдоль леера, ловя на себе укоризненные взоры четырех рулевых у штурвала, как бы говоривших: «Ну вот, гляди, что натворили твои альбатросы, приятель» — и добрался до пиллерса, к которому был привязан Джек.

— Доброе утро, сэр, — произнес он.

— Утро доброе. Начинает штормить.

— Что?!

— Начинает штормить, — еще громче повторил Джек.

Стивен нахмурился, и стал смотреть за корму, сквозь пелену брызг. Там, борясь с ветром, реяли два альбатроса, белые даже на фоне пены. Одни подлетел к кораблю, поднялся до высоты гакаборта и замер футах буквально в десяти от него. Доктор видел внимательно изучающий его круглый глаз, трепещущие на крыльях и в хвосте перья; птица повернулась, поднялась на потоке ветра, нырнула вниз, вскинув крылья, коснулась поверхности набегающего вала, чуть приняла вверх и заскользила вдоль готового обрушиться гребня.

Появился Киллик с кислой гримасой на сморщенном от ветра лице. К груди он прижимал кофейник. Джек прильнул губами к носику и стал пить.

— Тебе лучше спуститься вниз, — крикнул он Стивену. — Иди вниз, и поешь чего-нибудь. Если погода ухудшиться, другой возможности поесть горячего может долго не быть.

Кают-компания придерживалась того же мнения. Офицеры сидели за столом с вареной грудинкой, бифштексами и морским пирогом. Все блюда были закреплены планками, но подливка то и дело выплескивалась наружу.

— Морского пирога, доктор? — спросил Этередж, радушно улыбаясь. — Я приберег для вас кусочек.

— Будьте любезны.

Стивен подставил тарелку; на вершине подъема в нее положили кусок пирога, но как только фрегат ухнул вниз, пирог взлетел вверх. Этередж тут же пришпилил его вилкой, пережидая, пока закончится падение и снова начнет действовать сила тяжести. Пуллингс передал ему отборную галету, заметив с улыбкой, что «барометр все еще падает — будет еще хуже», и предложил «набить трюм провизией, пока есть такая возможность».

Казначей излагал безошибочный метод определения высоты волн с помощью триангуляции, когда в кают-компанию ввалился Герви, изрыгая воду, словно перевернутый фонтан.

— О, Боже, — простонал он, закидывая в свою каюту плащ и надевая очки.

— Налейте-ка мне чашечку чаю, дружище Баббингтон. Мои пальцы совсем окоченели.

— Чая осталось на донышке, сэр. Кофе устроит?

— Да все равно чего, лишь бы погорячее. Морской пирог остался? — Ему указали на пустое блюдо. — Ничего себе, хорошенькое дельце! Всю ночь на палубе — и ни кусочка пирога!

Когда его несколько умилостивили ветчиной, Стивен спросил:

— Скажите, бога ради, почему вы всю ночь провели на палубе?

— Шкипер не хотел идти вниз, хоть я и предлагал остаться вместо него, и мне неловко было бросить его на палубе одного. У меня благородная натура, — улыбаясь набитым ртом, ответил Герви.

— Значит, мы в серьезной опасности? — воскликнул Стивен.

Еще в какой, заверяли они его с самыми серьезными лицами; им грозит ужасная опасность затонуть, разломиться, врезаться прямиком в Австралию, но есть надежда — очень-очень слабая надежда — встретить айсберг и перебраться на него: может, хоть с полдюжины людей сумеют спастись. Когда они закончили упражняться в остроумии, Герви сказал:

— Шкипер волнуется насчет фор-стеньги. Мы поднимались наверх, чтобы посмотреть на нее — так вы не поверите — за счет давления ветра на нас, пока мы были наверху, фрегат на румб снесло с курса. Сочленение не в лучшем состоянии, и если начнется боковая качка, останется только творить молитву.

— Мистер Стенхоуп просит доктора Мэтьюрина уделить ему минутку, когда будет удобно, — сообщил на ухо доктору Киллик.

Он нашел посла в холодной сумрачной каюте, освещенной «казначейской» свечой. Мистер Уайт, Эткинс и атташе по имени Беркли, все в пальто с поднятыми воротниками, сидели в креслах, под ногами у них плескалась вода, переливаясь то вперед то назад со зловещим журчанием. Стенхоуп полулежал на койке, вокруг в сумраке сновали слуги. Их явно не удосужились покормить, и спиртовки не работали. Все хранили молчание.

Мистер Стенхоуп чрезвычайно благодарен доктору Мэтьюрину за столь скорый приход: ему совсем не хотелось доставлять какие-либо неудобства, но он будет признателен, если узнает, точно ли это конец? Вода проникает сквозь борта, и моряк намекнул его лакею, что это самый ужасный признак. А один из молодых джентльменов подтвердил Эткинсу данную информацию, добавив, что им скорее грозит удар в корму, чем просто потопление, или возможность разломиться на части, хотя никакую возможность не стоит исключать. Что значит «удар в корму»? Могут ли они быть чем-то полезны?

Стивен пояснил, что, насколько простирается его понимание, настоящий риск заключается в получении от волны такого удара, который развернет корабль бортом к ветру, и в таком состоянии следующая волна опрокинет его. Отсюда возникает необходимость поддерживать ход, летя по ветру под всеми возможными парусами и осторожно управляя рулем, чтобы избежать подобных ударов. Кроме того, следует учитывать, что поскольку корабль то поднимается на волне, подвергаясь всей мощи стихии, то опускается в ложбину глубиной футов в пятьдесят, где напор ветра слабеет, и становится невозможным поддерживать прежний ход, благодаря которому корабль движется в желаемом направлении, требуется величайшее искусство в управлении всей совокупностью различных парусов и канатов. Но насколько ему известно, все эти работы выполняются с должным умением, а что до него самого, имея такого капитана, такой экипаж и такой корабль, он не чувствует реальной необходимости бояться чего-либо.