Для придачи большего безразличия к окружающей обстановке и, значит, к стоящей на посту у моста группе часовых я, вынув из портсигapa папиросу, небрежно зажал ее зубами и закурил… Поравнялись. От группы вооруженных и винтовками, и гранатами отошел один из солдат и, подойдя вплотную, справился, куда идем. В ответ я задал вопрос, что они тут делают. "Мост от разводки охраняем!" – ответил солдат-артиллерист из гарнизона Петропавловской крепости.
"Ага, прекрасно!" – внутренне радуясь тому, что Петропавловка пока еще не потеряла головы, похвалил я солдата и сейчас же пояснил ему, указывая на приближающихся юнкеров авангарда, что Школа прапорщиков инженерных войск также выполняет свой долг перед Родиной и идет в распоряжение Временного Правительства.
"А как ведут себя павловцы?" – справился я.
"Сперва митинговали, а потом в казармы зашли. Решили нейтралитет объявить, но караулы выставили. Вон гуляют!" – указал в сторону Марсова поля артиллерист.
"Ну, всего вам хорошего", – пожелал я часовым, и мы направились дальше.
И скоро свернули на площадь перед Зимним дворцом. Представшая картина ландшафта этой огромной площади меня обидела. Площадь была пуста.
Что такое! Отчего так пусто? – невольно сорвалось у меня с языка.
Юнкера молчали. Я взглянул на них. Легкая бледность лиц, недоуменная растерянность ищущих взглядов красноречивее слов мне рассказали о том, что родилось у них в душе. Ясно было, что они еще более меня ожидали встретить иную обстановку. Желая поднять их настроение, я воскликнул:
"Черт возьми, это будет очень скучно, если из-за опоздания мы останемся в резерве… Ну так и есть… Смотрите, у Александровского сада и там, у края площади перед аркой, бродят юнкерские патрули".
"Ясно, что части здесь были уже в сборе и сейчас уже выполняют полученные задачи… В окнах Главного управления Генеральною Штаба выглядывают офицеры.
Значит, там происходят занятия, а следовательно, обстановка несравненно спокойнее, чем то обрисовывали на школьном собрании", – делал я выводы, впиваясь взглядом во второй этаж знакомого здания, где еще несколько месяцев назад я старательно корпел за столом.
"Что же наши не идут? Юнкер Б., взгляните на колонну и, если она остановилась, отправьтесь и доложите по цепочке, что все благополучно и что я ожидаю приказаний. Я же буду перед памятником", – отдал я распоряжение одному из юнкеров.
Юнкер оживился и с энергичным поворотом отправился исполнять полученное приказание. В этот момент со стороны Александровского парка, перейдя дорогу, подошел юнкерский 2-й Ораниенбаумской Школы прапорщиков дозор. Старший дозора остановил дозор, скомандовал "Смирно!" и направился ко мне. Я принял честь как должное приветствие в нашем лице мундира нашей Школы и потому, желая ответить тем же, подал и своим двум оставшимся возле меня юнкерам: смирно.
Легкая судорога удовольствия, промелькнувшая на крупных лицах юнкеров дозора, указала мне, что карта мною бьется правильно.
"Что хотите, портупей-юнкер?" – спросил я вытянувшегося старшего дозора.
– "Разрешите узнать, какой части и цель вашего прибытия сюда", – твердо, на густых нотах ответил вопросом старший дозора.
"Передовой дозор идущего сюда в распоряжение Временного Правительства баталиона Школы прапорщиков инженерных войск", – с чувством бесконечного сознания всего веса, должного заключаться в названии и значении той части, в которой протекает служба Родине, твердо, но фальцетом ответил я. "Скажите, портупей-юнкер", – сейчас продолжал я свой ответ, переходя на вопрос,
"скажите, вы давно здесь? Ваша школа? И какие еще части и школы были тут и куда они делись? Мы, к сожалению, кажется, запоздали. Вообще, что слышно нового?
– "Никак нет, вы не опоздали. Плохо…" – с набегавшей улыбкой горечи начал было портупей-юнкер, но сейчас же, спохватившись, желая, очевидно, скрыть мучившие его душу сомнения, в искусственно бодром тоне продолжал: "Очевидно, еще соберутся. Слава Богу, что вы пришли, это подымет настроение. И во дворце говорили, что казаки сюда идут и войска из Гатчины… А покамест у нас тут сперва стояли одиночные посты, но так как утром у Александровского парка группа рабочих обезоружила и избила двоих, то теперь мы несем дозоры".
"Вот оно что. Прекрасно. Мы быстро устроим границы должного поведения для господ хулиганствующих. Эх, черт возьми, разрешили бы арестовать Ленина и К°, и все пришло бы в порядок. Ну, всего вам хорошего, господа.
Надеюсь, совместной работой останемся довольны", уже на ходу закончил я свою случайную беседу с встретившимся дозором, направляясь к памятнику, чтобы собою обозначить правый фланг расположения для имеющего в каждый момент подойти баталиона нашей школы.
Действительно, только мы подошли к памятнику, как из-за оставленного нами угла показались первые ряды юнкеров. Спокойствие и гордость от начавшей обрисовываться в воображении картины встречи с представителями власти и руководства судьбой Родины сразу захватили меня. И то обстоятельство, что площадь была пуста, что около парадного главного входа во дворец нелепо лежали неизвестно откуда свезенные поленницы дров, что около этого входа и у подъезда в здание Главного Штаба стояли малочисленные группы людей частью в военной форме, частью в штатских костюмах – как-то эти перечисленные обстоятельства уже иначе укладывались в моей голове, рождая в ней представление о солидности в отношении к совершающемуся со стороны правительства. Холодное спокойствие в принятии мер воздействия – лучшая ванна для протрезвления умов заблудших. В этом спокойствии есть своеобразная красота.
При появлении на площади головной части нашего баталиона группы людей у подъездов начали увеличиваться. Кое-кто из одной группы перешел в другую. Это дало новый поворот моим мыслям. – "Наше прибытие обсуждается. Значит, положение серьезнее, чем это было бы желательно. Очевидно, мы им нужны как воздух", – повторял я оценку возникшим новым соображениям по отношению неведомого мне положения дел в городе. "Что же, очаровательно! За нами дело не станет. Пускай скорее дают задачу и полномочия, а там будет видно, на чьей улице будет праздник", – гордо думал я, любуясь чистотой передвижения втянувшегося на площадь баталиона и принимавшего построение в развернутый фронт, лицом к Зимнему дворцу и правым флангом к Главному Штабу Петроградского военного округа.
Построения закончились. Раздалась команда: "стать вольно". Наблюдавший за построением Начальник Школы с поручиками Ск. и Б. направились к Главному Штабу. Ко мне, на правый фланг фронта, перешел капитан Галиевский… Меня потянуло к нему.
– "Не густо…" – встретил он меня замечанием.
– "Образуется…", – в тон, лаконично ответил я.
– "Равняйсь!" – неожиданно скомандовал он, поворачиваясь к линии фронта.
Я быстро взглянул по направлению к Штабу.
К нам приближалась группа лиц, в центре которой, часто беря руку под козырек, отвечал на чьи-то вопросы наш Начальник Школы. Было ясно, что с ним идет "начальство". "Интересно, выйдет ли Керенский", – не находя знакомой фигуры в приближающейся группе, мелькнул вопрос.
"Господа офицеры, пожалуйте сюда!" – вслед за командой "вольно", раздалось приказание Начальника Школы, отрывая меня от размышлений.
Офицеры покинули свои места в строю и, окружив полукольцом озабоченное "начальство", строго официально вглядывались в их лица.
Подошедший в этот момент один из офицеров Главного Штаба, обращаясь к Начальнику Школы, попросил его отойти в сторону Главного Штаба.
– "За Начальника Школы ухватились!" – прошептал кто-то сзади меня свое впечатление.
– "Это мы сделаем карьеру!" – также шепотом произнес другой голос.
– "Господа, господин военный комиссар при Верховном Главнокомандующем поздоровается с юнкерами", – почти сейчас же, возвращаясь обратно в сопровождении очень высокого, худощавого штатского, бросил нам Начальник Школы. "Нет, нет, вы оставайтесь здесь", – остановил Начальник Школы попытавшихся было направиться в строй офицеров, лично же направляясь к юнкерам, в сопровождении все того же штатского.
