— Элпью! — взвизгнула Ребекка. — Я должна заботиться о своей репутации. Я не могу допустить, чтобы меня увидели в публичном доме. А если кто-нибудь продаст эту историю в одну из скандальных газетенок?

Элпью осознала, в каком двусмысленном положении оказалась она сама.

— Я работаю на такую газету, но я не скажу.

Женщины стояли во дворике, переводя дыхание. Ребекка посмотрела на две двери, одна вела в дом содомии, вторая — в царство кнута.

— Мы пронесемся через это заведение со скоростью света, которой так гордится мистер Ньютон, и никто нас не заметит. Вперед. Опустите голову, мистрис Монтегю, и бегите. Впереди, как мы надеемся, лежит мир и покой Литтл-Харт-стрит.

Когда экономка провела графиню к Сэмюэлу Пипсу, он разглядывая что-то в медный телескоп, выставив его в окно.

— Проклятый Лондонский мост! — воскликнул он, не отрывая глаза от окуляра. — Выше по течению от него не видно ни одной стоящей лодки, не говоря уже о корабле. Лихтеры, баржи, несколько таможенных катеров и ни одной баркентины, бригантины или шхуны. Даже приличной яхты нет!

Не поняв почти ни слова изданной тирады, графиня перевела разговор на более знакомую тему:

— Но какой у тебя очаровательный дом... Какой вид! — Она обозрела широкий участок реки, Йоркские водные ворота внизу слева и восьмиугольную башню водопровода справа.

— Удобный, ничего не скажешь. — Пипс окинул взглядом комнату. — Но он не мой. Я здесь только живу. Владеет им мой старый клерк, Уилл Хьюэр его зовут. Похлопотал за меня, когда моя покойная жена, упокой, Господи, ее бедную душу, застукала меня на месте преступления с очаровательной юной особой по имени Дэб. Руководит теперь Ост-Индской компанией. В смысле Хьюэр, а не Дэб. Ну, ты знаешь, Компания Джона. Импорт-экспорт. В его ведении немыслимое количество судов, от огромных первоклассных до самых скромных катеров. По моему мнению, сегодня лучшие морские корабли у ост-индцев. Плохо маневрируют против ветра, но по конструкции по-прежнему лучше, чем те, за которыми я следил, когда управлял Морским департаментом его величества.

Графиня начала отчаиваться. Зачем она сюда пришла? Она же знала, что этот человек говорит только о двух вещах: о своих интрижках и кораблях. Жуткий зануда.

— Вот интересно, Сэмюэл, не видел ли ты чего-нибудь в ту ночь, когда, как тебе показалось, ты слышал крик? В ночь, когда убили ту актрису?

— Маленькую Анну Лукас! — Пипс вздохнул. — Однажды я видел, как она очаровательно танцевала джигу в какой-то глупой постановке Шекспира. Как же она называлась? — Он почесал парик кончиком карандаша.

Графиня порылась в памяти в поисках перечня шекспировских пьес.

— «Сон в летнюю ночь»?

— Боже, нет, — досадливо фыркнул Пипс. — Я видел ее в шестьдесят восьмом, и это была самая скучная и нелепая пьеса из всех, что мне доводилось видеть.

— «Ромео и Джульетта»?

— И не эта, которую я считаю худшей пьесой из тех, что видел в своей жизни.

— «Двенадцатая ночь»?

— Господи, мадам, вы надо мной смеетесь. Я бы не отважился во второй раз посмотреть эту слабую вещь. Нет, нет. — Пипс примостился на подоконнике рядом с графиней и посмотрел на реку. — В той пьесе, насколько я помню, была музыка, несколько великолепных сцен и механизмов, множество комических ролей у матросов и могучее чудовище, и речь в ней шла о море и кораблях.

— А-а, ты, должно быть, говоришь о «Зачарованном острове»?

— Точно. — Пипс соскочил с подоконника и всплеснул руками. — Такая увлекательная.

— Ставшая такой после того, как мистер Драйден и мистер Пёрселл улучшили ее. Оригинальная пьеса Шекспира — полная чушь.[21]

— И милая маленькая Лукас идеально танцевала Доринду, младшую дочь Просперо. — Пипс энергично закивал, словно снова переживал те впечатления, потом его улыбка померкла, и он посмотрел на башню водопровода. — Бедная леди, прийти к такому страшному концу. — Он снова сел. — Я бы хотел сказать, что в ночь убийства стал свидетелем чего-то важного, но не могу. Зрение у меня плохое, а ночью мой телескоп ни на что не годен, кроме как разгадывать тайны Луны. Да, Лукас очень хорошо тогда играла, но, не побоюсь соврать, матросы были лучше всех, такие комичные, а уж как плясали...

— Значит, Сэмюэл, — прервала его графиня, прежде чем Пипс пустился в очередную хвалебную песнь морю, — ты больше ничего не помнишь о событиях той ночи, когда погибла миссис Лукас?

— Помню, что увидел тебя и пригласил на рубцы, а ты не пришла. — Он снова почесал в парике.

Графиня слегка отодвинулась на случай, если в нем жили вши.

— Я, кажется, действительно припоминаю толпу безумной, пустоголовой молодежи, бушевавшей на улице и ведшей себя как самые нахальные и невоспитанные дикари.

— Титиры. — Графиня вздрогнула при воспоминании о своем парике, повисшем на подоконнике, на который она теперь опиралась локтем. — Больше ничего?

— Почему ты задаешь так много вопросов? Тебя нанял мировой судья?

— Нет, нет, Сэмюэл. Я сочинительница.

— О, в самом деле? — Пипс просиял. — Я тоже. Позволь преподнести тебе экземпляр моей единственной опубликованной работы.

Он прошаркал в соседнюю комнату и вернулся с книгой в кожаном переплете, которую заворачивал в старую газету.

— Извини за упаковку! — Пипс улыбнулся графине. — Бульварная газетенка «Лондонский глашатай». Его покупает моя экономка. Сам я и в дом ее не внес бы.

Покраснев и радуясь, что не выдала себя, признавшись, что работает как раз на «Глашатай», графиня поднялась.

— С удовольствием прочту твою книгу, Сэмюэл. Пишешь что-нибудь новое?

— Нет. Пожалуй, остановлюсь на этом. Глаза уже не те, знаешь ли. — Он прищурился на газетный текст. — Все расплывается, вижу только серые пятна. — Он глянул в окно. Река была заполнена маленькими судами, плывшими вверх и вниз по течению. Пипс в молчании проводил глазами изящный таможенный катер. — Вдаль я вижу лучше, но... — Он пожал плечами и протянул графине завернутую книгу. — Может, я и не автор первого ряда, как нынешний поэт-лауреат, Наум Тейт, или даже его предшественник, великий Томас Шадуэлл, чьи имена, без сомнения, отзовутся эхом в последующих поколениях, но, скрещиваю пальцы, этот томик может обеспечить мне местечко в анналах английской истории.

Графиня подошла к двери, которую Пипс открыл и придерживал. Проходя мимо Пипса, сыщица осознала, что он стоит чуть ближе, чем следовало бы, так что их тела вынужденно соприкоснулись. Сколько лет прошло, а этот старый греховодник ничуть не изменился.

— Если тебе захочется приятно провести вечер, садись у камина с чашечкой шоколада и читай. — Он поцеловал ее в щеку и, перегнувшись через перила, смотрел, как она спускается на первый этаж. — Мне кажется, я не погрешу против скромности, если заверю тебя, что ты не разочаруешься.

Благополучно выбравшись на улицу, графиня присела на каменную скамью внутри Водных ворот и сорвала с книги обертку. Ей не терпелось увидеть, что же такое написал Пипс, что давало ему право претендовать на память потомков.

С волнением открыв книгу, она уставилась на титульный лист: «Мемуары касательно состояния королевского флота Англии». Она осторожно перевернула несколько страниц. Списки и описания кораблей и продовольствия. Кто будет читать эту скукотень? Зевнув, она сунула книгу в сумку. Пригодится подложить под ножку покосившегося кухонного стола. Но что касается места в будущем...

Чушь! У Пипса столько же возможностей достичь этого, сколько у человечества — высадиться на Луну.

Элпью первой поднялась в квартиру Ребекки. Она осторожно открыла дверь и просунула внутрь голову. Что-то слегка шевельнулось перед ней, и она подпрыгнула. Но это оказалось всего лишь ее собственное отражение в двух зеркалах, висевших в холле. Элпью подняла письма, которые были засунуты под дверь, и подала их Ребекке, а сама тихонько прошла вперед, в гостиную актрисы.