- Ты случайно не занялся частным сыском? - пошутил Улисский.
Вовка, он же капитан Владимир Голованов, оказался парнем понятливым и жадным. Впрочем, запросил он не так уж и много, наверно, не заматерел еще. Да и мне от него немного нужно было: да или нет. Да, сказал он и спрятал в карман пару хрустящих серо-зеленых бумажек. Если бы об этом узнали, в худшем случае, ему грозило бы служебное расследование и увольнение. В том случае, если бы попал под раздачу.
Итак, наша Лорочка оказалась убийцей и стукачкой. Тоже неплохо.
В то время морфин для меня был уже слабоват, и я перешел на промедол. Но запас остался. Уговорить ее попробовать оказалось еще проще, чем найти ее милицейского покровителя. Кстати оказалась и головная боль. Морфин ведь штучка медицинская. Это раньше, до революции еще, врачи баловались чистым морфием. Тогда ампул не было, набирали в шприц из банки с притертой пробкой. Сколько хочешь - столько и наберешь. А эти ампулки - так, ерунда. Для настоящего кайфа не одну нужно вколотить. Но вот если какое недомогание есть, тогда да. И боль снимет, и, так сказать, радость жизни вернет. На это и упор был. Такие, как Лорка, считают, что они единственные и неповторимые, что у них не все как у людей. Это другие могут подсесть, а они не так устроены. Раз, другой - только когда надо. Какая же это наркотическая зависимость.
На морфин сразу не подсядешь. Это не героин и не всякая новомодная синтетическая дрянь, которой достаточно единожды ширнуться. Но раз у Лорки прошла голова и художество сдвинулось с мертвой точки, можно было спорить на что угодно: каждый раз в подобной ситуации она будет закатывать себе дозу. Пока не сможет без нее жить.
Так и вышло. Я оставил ей с десяток ампул, и они не остались валяться без дела. Сначала я был благодетелем. Потом, когда она поняла, что попалась, стал дьяволом. Очень лестно! Разумеется, мы перестали общаться. Макс тоже меня избегал. Случай с собакой послужил официальным поводом для разрыва, хотя произошел намного раньше...»
* * *
2 января 2000 года
Вадим проснулся словно от толчка и не сразу понял, где находится. Темнота вокруг была такая, словно он лежал в гробу. Сравнение показалось просто отвратительным. Он пошевелился и понял, что один на диване. Оксаны рядом не было.
Глаза потихоньку приспосабливались к темноте, и вот уже можно было с трудом различить очертания предметов. Из-под двери на кухню пробивалась узенькая полоска света. Впрочем, светом это можно было назвать с большой натяжкой. Просто то место, где, по идее, находилась щель под дверью, было не таким темным. Вадим понял, что на кухне горит свеча.
Он хотел было выйти на кухню и посмотреть, там ли Оксана, но что-то внутри противилось этому. Словно он шпионит за ней. Я просто хочу посмотреть, не оставил ли кто-нибудь случайно на кухне свечу, доказывал себе Вадим. Так ведь и до пожара недалеко. Только пожара им еще и не хватало для полного счастья.
Подождав минут пять, Вадим встал и, ступая на цыпочки, пошел к двери. Он стоял и никак не мог решиться открыть ее. И вдруг услышал тихие всхлипывания. Тут уж его колебаниям пришел конец.
На звук открываемой двери Оксана, вздрогнув, обернулась.
- Это ты? - каким-то неестественным голосом спросила она и высморкалась в бумажную салфетку.
- Что с тобой? - Вадим сел с ней рядом на табуретку и обнял за плечи.
- Да так, ничего, - шмыгнула носом Оксана. - Просто нервы сдали. Ужас какой-то!
- Чем-то паленым пахнет, - Вадим потянул носом.
- Я ничего не чувствую. Тебе показалось.
- Ага, обонятельные глюки. У тебя, наверно, нос заложило. Определенно пахнет. Паленой бумагой. Может, ты случайно свечкой что-нибудь задела?
- Да ничего я не задевала, - раздраженно ответила Оксана. - И ничем не пахнет. Иди спать.
- Можно я с тобой посижу?
- Нет. Прости, - добавила она уже мягче. - Я хочу одна побыть. Подумать.
- О чем, если не секрет?
- О жизни. О нас с тобой. О... Генке.
Что-то не понравилось Вадиму в ее голосе. В нем явственно звенели нотки едва сдерживаемой истерики - явления, Оксане вообще не свойственного. Она упорно избегала встретиться с ним глазами.
- Послушай... - Вадим встал и стоял, не зная, что сделать, что сказать. - Ты уверена, что... Что мне не надо побыть с тобой?
- Ты еще спроси: «С тобой все в порядке?», - дернулась Оксана. - Оставь меня в покое!
- Ксан, посмотри на меня, - он присел перед ней на корточки и взял за руку, но Оксана ее вырвала.
- Ты, Вадик, неправильно специализацию выбрал, - с нервным смешком сказала она. - Тебе надо было прокурором стать. Или, на худой конец, следователем. В ФСБ. «Обезьяна, смотри мне в глаза!», - передразнила она его. - Послушай, иди спать. Я посижу еще немного и приду. Если ты боишься, что я устрою пожар, то можешь сам свечку погасить. Я и в темноте не пропаду. Иди! Пожалуйста! - в ее голосе снова задрожали близкие слезы.
Вадим встал и вышел, споткнувшись на пороге. Оксана сидела, низко опустив голову. Распущенные волосы упали на лицо, накинутая на плечи куртка сползла.
Миша, завернувшись в волчью шкуру, тихонько похрапывал на матрасе, часы цокали стрелками: часто секундной, реже - минутной. Вот басовито цокнула часовая. Снаружи было тихо, только снова и снова гулко падали с деревьев снежные шапки. Как бы действительно лавина не сошла, подумал Вадим.
Оксана не возвращалась.
Он ворочался на скользком диване, вертелся с боку на бок. Холод пробирал до костей. Не спасало и второе - Оксанино - одеяло. Сначала по телу пробегала дрожь, потом начало колотить. И он уже не знал: от холода или от чего-то другого.
В холле кто-то был!
Вадим сел. Зубы против его воли выбивали боевую дробь, по лбу стекали крупные капли пота.
- Кто здесь? - шепотом спросил он.
Темнота в углу у двери на лестницу показалась ему гуще.
- Кто здесь? - повторил он.
- Это я, - тихо ответил знакомый голос.
- Нет! Нет!!! Тебя нет!
- Вадик, что с тобой?
Рядом с ним, держа в руке свечной огарок, стояла Оксана. Капля растопленного воска упала ему на руку, и боль отрезвила. Это был просто сон. Он никак не мог прийти сюда. Он умер. Это был просто сон.
Заворочался на своем матрасе Миша, проворчал что-то и снова засопел.
- Тебе приснилось что-то? - Оксана присела на край дивана. - Ты кричал.
- Да... наверно. Скажи, ты веришь, что мертвые могут возвращаться? Что их души могут возвращаться на землю?
- Не знаю, - она пожала плечами. - Наверно, могут. Только мы не можем их видеть. На самом деле, глазами. Но они как-то действуют на наше подсознание. На совесть. И она...
- Я понял.
Вадим обхватил голову руками и застонал.
- Ложись! - Оксана мягко надавила на его плечи. - Ложись! Постарайся уснуть. Не думай о плохом. Подумай о чем-нибудь хорошем. Я посижу с тобой.
- Нет, ляг со мной рядом. Обними меня. Ксана, мне страшно!
- Не бойся! Все будет хорошо. Скоро все закончится, мы вернемся домой.
Она легла рядом, прижалась лбом к его мокрому от пота лбу и стала осторожно поглаживать его по волосам. Сейчас Вадим казался ей маленьким испуганным мальчиком. Тем самым ребенком, которого она могла родить. Тем ребенком, которого у нее никогда не будет. Жалость, острая, как игла, жалость к нему и к себе, впилась, заставила глотать непрошеные слезы.
А Вадим... Вадим тоже чувствовал себя маленьким мальчиком. Нашкодившим мальчиком, которого мама не только не наказала за проступок, но и пожалела.
