- День приезда и день отъезда у нас считаются за один день, - сказал Линецкий.

Переверзев молча кивнул, и они пошли к трассе.

В прошлый раз он заехал на джипе прямо на пляж. Чуть ли не в самую воду. Было приятно прямо из машины вывалиться в волну, но потом тяжело было выбираться. Галька, крутой наклон, колёса буксовали, пришлось попросить палаточников, чтобы подтолкнули. Манко протянул им после этого десять баксов, но те не взяли. "И то верно, - подумал Манко, - зачем при такой жизни бабки? Хотя ещё лучше вообще не жить, чем так отдыхать..." Он поглядывал из окна джипа на жену палаточника, которая мыла в море чёрный котелок... "А здесь же рядом другая - бельё полощет... Блядь, врагу не пожелаешь..." После этого Манко проехал, наверно, сотню километров, прежде чем ему снова захотелось в воду... На этот раз он оставил машину на стоянке кемпинга, вокруг которой тоже были палатки и опять-таки чем-то пованивало... Манко хотел только пройти сквозь кафе на пляж, но зазвонил телефон и, прижав его к уху и молча послушав, он уселся за столик. Прикрывая трубку, попросил официантку принести стакан муската или мадеры.

- Я же просил тебя не произносить это слово, - сказал он в трубку, - нет, то само собой, за то теперь всё... Вообще... Расстрел на месте... Но это я тоже просил. Чтобы никаких там крыш, крышечек, крышеваний... Ты забыла. А у меня тут вообще вечер воспоминаний... Ну ладно, утро... И я это слово совсем не хотел слышать. Совсем. Да, последний раз, - сказал он и нажал на кнопку.

Он не собирался не только ничего вспоминать, но и пить с утра мускат. Но вино уже принесли, и первый глоток уже был сделан. Чего он действительно делать не стал, это пытаться понять суть ДТП. Для разборки полётов нужно было подождать до наступления настоящего утра. То есть такого, которое наступает после восьмичасового сна.

Манко вообще ничего не собирался делать, а тем более напрягать свою память на ровном месте... Но неожиданно для себя "въехал" в какую-то заброшенную её область... Смутно понимая, впрочем, что не случайно... Странным ему показалось даже не то, что он теперь это вспомнил, а то, что он ни разу не вспоминал об этом раньше... Тем более, что в его, хоть и не бедной на "экшн", жизни, эпизод всё же стоял особняком... Зловещим таким, с заколоченными окнами... И потом: был ведь ещё один такой случай...

Казалось, ещё немного, и Манко вспомнит какую-то другую жизнь... "То, что было не со мной, помню..." Он понимал, что причина такого контуженного состояния - бессонная ночь. После этого его всегда так плющило... Ну, или примерно так... Нет, это было только одно мгновение - чувство, что вся жизнь сейчас, как по команде, выстроится по-другому... На три рас-считайсь! Ра-а-зойдись! В колонну ста-а-а-а...

Манко выпил залпом полстакана и сказал: "Отставить!"

Да нет, просто вспомнилось вдруг, как Семён Петрович ушёл по срочным каким-то делам, назначив вместо себя главным Сашу Матвеева. Который был старше всех по возрасту и выше по росту... Так что другого выбора тренер и не мог сделать, да?

И когда он ушёл, ничего не изменилось. Это было не так, как в школе, где, если учитель вышел, все начинают на ушах стоять... Здесь всё было иначе - каждый продолжал делать своё дело. Кто-то скакал на скакалке, кто-то бил грушу. Валёк, как всегда, работал с железом. На ринге две пары шлифовали обманные движения... Всё было мирно, небольшая ссора началась только тогда, когда время тренировки подошло к концу. Матвеев сказал, что пора освобождать зал, но никто его не услышал. Он повторял это громче и громче, обращаясь почему-то непосредственно к маленькому Манко...

Пацаны как раз договорились играть в "конный бокс"... Кто-то из "коней" умудрялся прыгать с седоком на спине, кто-то просто топтался, как такой супер-пупер-тяжеловес...

А седоки тем временем махались друг с другом... Естественно, бить "коня" запрещалось, разве что случайно могло зацепить... Манко как раз дождался своей очереди и собирался запрыгнуть на спину мальчика, который был одноклассником Матвеева. Но в этот момент Матвеев схватил Манко за руку. "Я же сказал: идти в раздевалку! Ты что, не слышал?" "Не слышал!" "Ну так пойди уши прочисть!" В другой руке у Матвеева была скакалка, но Манко не верил, что он пустит её в ход...

Хотя так это выглядело со стороны, может быть, Матвеев и замахнулся... В шутку, конечно, они же были друзьями, несмотря на разницу в возрасте... И в этот момент кто-то закричал: "Ты чего маленьких обижаешь?!" Матвеев, не выпуская запястье Манко, оглянулся.

Все туда оглянулись и увидели, что в дверях стоит человек...

Хотя, кто его знает, что это там стояло в дверях... Что-то было гибельное в этой фигуре, в зале всё сразу изменилось, может быть, просто за окном зашло солнце... Но это было зимой... Ну, потому что арфа была под снегом, стало быть, на улице давно уже было темно... Незваный гость медленно приближался к Матвееву, повторяя: "Маленьких обижаешь, да?" Матвеев сказал, что тренер поручил ему в восемь часов освободить зал. Манко тоже подал голос:

- Мы просто играемся, никто никого...

- Молчи! - рявкнул пришелец. - Ты его боишься. А теперь смотри - его не стоит бояться, - с этими словами он со смаком ударил Матвеева в лицо...

Манко так и не понял, почему Матвеев даже не попытался прикрыться... Дело было, наверно, в гипнозе... Манко отпил ещё вина и вспомнил, как в комнату заплыла шаровая молния... Он иногда заглядывал в книжки, которые лежали на столе у секретарши, и однажды, перевернув очередную, лежавшую буквами вниз, прочёл про молнию... Как она заплыла в комнату, как вилась вокруг рассказчика... как будто это было с ним самим...

А потом нырнула в трубку чёрного старого телефона... И там, внутри, что-то произошло... Подземный ядерный взрыв... Чёрная дыра... Проглоченное солнце... Снаружи ничего не было видно... Телефон по-прежнему стоял на столе, с виду такой же... Но на самом деле он весь теперь состоял из праха... Когда рассказчик пришёл в себя и взял трубку... Телефон моментально рассыпался... На столе осталась только кучка чёрной пыли...

Но к чему это? - подумал Манко, - а чёрт его знает, к чему... Или там, голем... Хотя это уже совсем из другой оперы... Но этот мудак ведь на наших глазах не рассыпался...

Стало быть, некто взял Матвеева за руку и повёл к дверям в раздевалку. На ходу обернулся и, осклабившись, сказал:

- Теперь тебя никто не будет обижать, маленький. Вот увидишь, - и дверь в раздевалку захлопнулась.

Пацаны смотрели затравленно друг на друга и ждали, что будет. Как овцы, блядь, ягнята, агнцы... Стыдно вспомнить... Но ведь и сам не кинулся с кулаками на дядьку... Прошло много времени, прежде, чем дверь приоткрылась, послышались голоса. "Всё, он уже понял. Оставь его..." "Нет, он не понял..." И снова глухие удары, и снова чей-то голос "Хватит уже, я сказал!" Дверь распахнулась, и в зал влетел Матвеев. Дверь захлопнулась, Манко успел заметить лица его спасителей...

Теперь Манко уже точно знал, что вспоминал этот эпизод раньше. А потом перестал и забыл... Память как та картинка.. Так посмотришь - ваза, так - профили двух лиц... А может, это я сам теперь из угольной пыли? - подумал Манко, - или тот, кто спал на дороге? Нет, тот был из крови... Если только он там был...

В школе на уроке литературы он однажды спросил учительницу: "Почему написано, что его убили, а через несколько страниц он снова на коне скачет?" "Потому что раньше слово имело и другое значение, - сказала учительница, - употреблялось в смысле "побить". "Ой, он меня убил!" В смысле, сильно побил..."

В этом смысле Матвеев в тот вечер был точно убит, никто не решался смотреть на его жуткое лицо... Кроме Манко. Он-то смотрел, он всё время пытался встретиться с заплывшими глазами... Все разошлись, остались только он и Матвеев. Молча вышли из здания. Это было в порядке вещей, они ведь жили в соседних домах, часто ехали домой вместе. Во дворе Матвеев сказал: "Пойдём, я тебе что-то покажу".