— Вроде преподает в каком-то колледже.

— Не может быть, — презрительно усмехаюсь я.

— Ну да. Я слышал от кого-то, что он преподает в Принстоне.

— В Принстоне?!

Но этого не может быть! Без томатного супа по утрам? Смолка, который спал в вонючей пижаме? Смолка, который коллекционировал красные презервативы с усиками, от которых девки в Париже лезут на стены? Смолка, который любил плавать в том бассейне? Он еще живой? Он профессор Принстона? А что он преподает — классические языки или астрофизику? Бабалу, ты сейчас похож на мою маму. Наверняка ты что-то путаешь. Ты хотел сказать, что он стал водопроводчиком. Или электриком. Правда? Потому что я не могу в это поверить! Я, конечно, отлично знаю, что Смолка и Мандель живут в собственных домах, и у каждого — свое дело и жизни, — но мое нутро, моя душа отказывается поверить в то, что этим парням удалось выжить. Эти два плохих парня должны сидеть в тюрьме. Или валяться в сточной канаве. Они никогда не делали домашних заданий, черт подери! Смолка хоть подсказывал мне на испанском, а Мандель вообще никогда пальцем о палец не ударил. Чтобы они хоть раз вымыли руки перед едой… Разве вы не понимаете, эти двое уже давно должны были помереть. Как Бабблз. Хоть ее карьера завершилась закономерно. Случай с Бабблз подтверждает мою идею касательно того, что человек должен нести ответственность за содеянное. Ты была мерзкой, прогнившей личностью — вот тебе и снесли твою похотливую башку черномазые. Таким и должен быть мир!

emp

Смолка возвращается в кухню и сообщает нам, что Бабблз не хочет ничего делать.

— Но ты говорил, что мы ее трахнем! — орет Мандель. — Ты обещал, что она у нас отсосет! «Отсосет и оближет», — твои слова?!

— Ну и хрен с ней! — говорю я. — Не хочет — и не надо. Сдалась она нам! Пошли отсюда…

— Да я дни считал, дождаться не мог! Никуда я не пойду! Что за херня, Смолка? Она что, даже подрочить не может?

Я со своим рефреном:

— Слушайте, если она не хочет, то может пойдем…

Мандель:

— Что она из себя строит, хотел бы я знать? Она не хочет подрочить мой член, видите ли! Гнушается поработать вручную! И я еще должен ее упрашивать? Никуда я отсюда не уйду, пока она не отсосет у меня или не подрочит. Или — или! Пусть сама выбирает, блядь!

Смолка вторично отправляется на переговоры и возвращается примерно через полчаса с новостью, что девчонка согласна подрочить у одного из нас, но клиент при этом не должен снимать брюк. И это все. Мы бросаем жребий — и право заразиться сифилисом достается мне! Мандель уверяет, что монета царапнула по потолку и готов прикончить меня на месте. Он продолжает орать, что мы нарушили правила, даже тогда, когда я вхожу в гостиную, дабы получить заслуженную награду.

Она сидит в свой комбинации на диване в дальнем конце комнаты, пол которой застлан линолеумом. В ней все восемьдесят кило веса. И у нее растут усы. Антонио Перута — так я представлюсь, если она спросит. Но ей нет никакого дела до моего имени.

— Слушай, — говорит Бабблз. — Давай уточним все еще раз. Я обслужу только тебя. И больше никого.

— Как скажешь, — вежливо отвечаю я.

— Ну ладно. Вынимай свой член, но штаны не снимай. Слышишь? Я предупредила твоего приятеля, что не собираюсь играть с вашими яйцами.

— Хорошо, хорошо. Как скажешь.

— И не смей ко мне прикасаться.

— Слушай, если хочешь, я уйду.

— Просто вынь свой член из ширинки.

— Конечно, конечно… если ты так хочешь… вот… вот…

Кажется, я поспешил.

— С-с-сейчас… я… его дос-с-с-стану… — лопочу я в отчаянии. Куда он подевался? Иногда в школе я нарочно заставляю себя думать о СМЕРТИ, о БОЛЬНИЦАХ, об УЖАСНЫХ АВТОМОБИЛЬНЫХ КАТАСТРОФАХ, надеясь таким образом избавиться от эрекции прежде, чем прозвенит звонок, и мне придется встать из-за парты. Я не могу выйти к доске или сойти с автобуса без того, чтобы мой приятель не вскочил радостно:

— Привет! А вот и я!

Куда же он запропастился теперь?

— Вот! — кричу я наконец.

— Это и есть твой член?

— Ну… — бормочу я, заливаясь краской. — Он увеличится в размерах, когда встанет…

— А то я не собираюсь дергать тебя всю ночь.

Вежливо:

— О, я не думаю, что это займет всю ночь…

— Ложись!

Бабблз, явно расстроенная, опускается на стул, а я вытягиваюсь на диване — вдруг она хватает мой член, и я чувствую, что бедный мой пенис угодил в некое подобие механизированного агрегата. Бабблз энергично принимается за дело. Тяжелое испытание началось. Дрочить меня — все равно, что дрочить медузу.

— В чем дело? — спрашивает, наконец, Бабблз. — Ты что, не можешь кончить?

— Вообще-то я всегда кончаю…

— Тогда не сдерживай себя.

— Я не сдерживаю себя. Я пытаюсь, Бабблз…

— Короче, я считаю до пятидесяти, и если ты к этому времени не кончишь — то я не виновата.

До пятидесяти? Да я буду счастлив, если мой бедный член к этому времени не оторвется к чертовой матери. «Потише ты!» — хочется мне крикнуть Бабблз. — «Поосторожнее с головкой, пожалуйста!»

— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

«Слава Богу, скоро все это кончится — осталось продержаться секунд сорок», — думаю я, но Одновременно с облегчением приходит, конечно же, разочарование. Жестокое разочарование, надо признаться: ведь именно об этом я мечтал денно и нощно начиная с тринадцати лет. И вот, наконец, я пихаю свой член не в очищенное яблоко, не в пустую бутылку из-под молока, смазанную вазелином, — а в кулак девушки в комбинации — девушки, у которой есть сиськи, пизда — и усы впридачу. Впрочем, мне ли над ней смеяться? Я же именно об этом мечтал…

И тут я внезапно понимаю, что мне нужно предпринять. Я должен забыть о том, что мой член дергает Бабблз, и попытаться представить, что я сам дрочу своего приятеля! Итак, вперив взор в темный потолок, я, вместо того, чтобы вообразить будто трахаюсь, — как я обычно делаю во гремя дрочки, пытаюсь внушить себе, будто я дрочу — и это в момент, когда меня обслуживает девушка!

Результат не заставляет себя долго ждать. Я почти достигаю нужной кондиции, но в эту секунду, к моему сожалению, рабочий день Бабблз заканчивается:

— Пятьдесят! — провозглашает она. И останавливается!

— Нет! — кричу я. — Еще!

— Послушай, я до вашего прихода два часа гладила…

— ЕЩЕ ОДИН РАЗ! УМОЛЯЮ! ДВА РАЗА! ПОЖАЛУЙСТА!

— Н-Е-Т!

Тогда, не в силах (как всегда) справиться с разочарованием, с крушением планов и несбывшимися надеждами, я сам протягиваю руку, хватаю его, и — ЗАЛП!

Прямо в глаз. Единственного хлесткого движения хозяйской руки хватило для того, чтобы взбить пенку. Я вас спрашиваю, кто может подрочить меня лучше самого? Но ведь я лежу! Сперма вырывается из моего члена параллельно полу, на бреющем полете минует мое туловище и со смачным шлепком обжигающей каплей влетает прямиком в мой собственный глаз.

— Жидяра чертов! — кричит Бабблз. — Ты заляпал мне спермой весь диван! И стены! И лампочку!

— Я в глаз себе попал! И не смей называть меня жидом, поняла?

— А ты и есть жидяра! Ты мне всю комнату забрызгал! Посмотри на салфетки!

Правильно меня предупреждали родители — стоит возникнуть разногласию (неважно по какой причине — пусть самой ерундовой), как шикса непременно обзовет тебя пархатым жидом. Кошмарное открытие черт подери — мои родители, которые всегда неправы… оказываются правы! А мой глаз — он прямо горит огнем! И теперь я припоминаю, в чем причина. Смолка рассказывал, что на Чертовом Острове охрана развлекается тем, что спускает сперму прямо в глаза заключенным — u me слепнут. Я сейчас ослепну! Шикса дотронулась до моего члена своей рукой — и теперь я ослепну навеки! Доктор, моя психика — понять ее не труднее, чем понять психику первоклашки. Зачем вам мои сны, спрашивается? Зачем вам Фрейд? Чтобы проанализировать типа вроде меня вполне достаточно мозгов Розы Францблау из «Нью-Йорк Пост»!

— Блестяще! — вопит Бабблз. — Придурок еврейский! Да ты даже кончить не можешь, пока сам себя не подергаешь! Ублюдок пархатый! Дешевка!