Джерард откинулся на спинку стула.

– Мы назвали его в честь нашего короля, – сухо сказал он. – Отец был против того, чтобы называть ребенка в честь здравствующего монарха, но Мариса настояла. Альфонсо Ксавьер. Ему уже почти два года.

Мерседес старалась выглядеть трезвой.

– Красивый мальчик? – задала она вопрос, выбирая очередную креветку.

– Мариса считает, что да.

– Похож на меня?

– Ничуть.

Она на секунду заглянула ему в глаза.

– А ваша жена, Мариса, она знает обо мне? Я имею в виду, кто я?

– Нет, – спокойно ответил Джерард. – А кстати, кто ты? Дочь сан-люкского кузнеца. Какое ей до тебя дело?

– Вы знаете какое, – тихо проговорила Мерседес. – Почему вы не хотите рассказать ей обо мне?

– Понятия не имею, – медленно произнес он, оценивающе разглядывая девочку.

– Потому что вы меня стыдитесь?

– Мне было не очень-то приятно, когда ты чуть не угробила сына мясника.

– Вам об этом ничего не известно, – серьезно сказала она.

– Кто-то мне говорил, что он якобы написал тебе на лицо.

Щеки Мерседес побелели. Он заметил, что по обеим сторонам носа у нее появились две крохотные ямочки – признак сильного душевного возбуждения. Массагуэр почти физически ощутил, как закипающая в девочке злость стучит в ней, словно копыта мчащегося жеребца. «Моя кровь, – подумал он. – Моя. Мои добродетели и пороки!»

– Если причина в этом, – как бы между прочим проговорил Джерард, – я думаю, ты поступила правильно. Некоторые вещи нельзя прощать. Скажи, ты собиралась его убить?

Он увидел, как сверкнули ее глаза, казалось, даже услышал грохочущий в ней топот страшных копыт. И вдруг все прошло. Девочка владела собой! Она умела владеть своими чувствами, пожалуй, даже лучше, чем он сам.

Массагуэр снова долил ей шампанского, и Мерседес сделала несколько жадных глотков. Ее щеки вновь порозовели. Джерард вытащил золотой портсигар и извлек из него сигарету. Зажав ее губами, прикурил от золотой зажигалки. Мерседес смотрела, как он запрокинул назад голову и выдохнул вверх длинную струю дыма.

– Приятно? – спросила она.

– Что? Курить? – Прищурив от дыма глаза, он пожал плечами. – Это дурная привычка. Хотя доставляет удовольствие.

– А можно мне попробовать?

Чуть заметно улыбнувшись, Джерард прикурил еще одну сигарету и передал ее Мерседес. Дрожащими пальцами она неловко сунула ее в рот. Осторожно затянулась. Еще раз. Затем закашлялась.

Ну почему все эти годы он уделял ей так мало внимания? Все дела. Все был занят. Поездки с Марисой в Италию. Встреча с Муссолини. Встреча с Герингом. Поддержание родственных связей и деловых контактов, расширение сфер влияния.

Сквозь завесу полусомкнутых ресниц он жадно всматривался в девочку. Ему не хватало ее. Сидя здесь, он вновь ощутил то непонятное, томительное волнение где-то внутри. Чувство, которого у него не вызывало больше ни одно живое существо, даже его собственный сын. Конечно, он любил мальчика, но это… это было нечто иное.

– Вам скучно? – неожиданно спросила Мерседес. Он рассмеялся.

– Настоящий женский вопрос! Нет, пока нет. Честно говоря, ты меня неплохо развлекла. Уверен, мне было бы гораздо скучнее, если бы я поехал туда, куда собирался, до того как встретил тебя.

– А куда вы собирались?

– Нанести визит одной даме.

– Одной даме? Не вашей жене?

– Одной даме, не моей жене, – кивнув, подтвердил он, насмешливо улыбаясь.

Подражая ему, она затянулась сигаретой и взяла другой рукой бокал. И вдруг се осенило.

– У вас есть любовница?

– Разумеется, нет, – сердито проговорил Массагуэр. – Любовницы – это такое занудство. А я просто трахаю ее время от времени. – Чуть не разлив шампанское, разинув рот, Мерседес вытаращилась на него. – Однако, думаю, ты еще не понимаешь, что это значит.

– Я все прекрасно понимаю, – задиристо возразила она. Ей уже приходилось щуриться, чтобы удержать его в фокусе. – Это когда мужчина и женщина делают ребеночка.

– Вот этого-то они как раз, по возможности, стараются избежать, – сказал он, выпуская очередное облако голубого дыма. – Трахаться и делать детей – два занятия, которые лучше не смешивать.

– А как вам это удается?

– Ну, существуют разные способы… Вообще-то, об этом обычно заботится женщина.

– Но как?

– Да по-всякому, – уклончиво ответил он. – Спроси мать.

Мерседес с отвращением взглянула на свою сигарету. Ее лицо слегка позеленело.

– Можно, я больше не буду? Меня от нее тошнит.

– Тогда, пожалуй, больше не стоит.

Неловким движением Мерседес затушила в пепельнице окурок. Скоро она превратится в сногсшибательную красавицу, отметил про себя Джерард. Созреет – глазом не успеешь моргнуть. Вон какие груди! Такие острые, что, кажется, вот-вот прорвут блузку. Совсем скоро она будет готова впервые познать секс. Какой-нибудь деревенский Ромео затащит ее в кусты, задерет ей юбку и, кряхтя…

Джерард почувствовал, как острой болью в нем просыпается ревность. «Хотел бы я быть тем, кто научит тебя этому», – подумал он.

Но она же твоя дочь.

Ну и что?

– А как выглядит ваш дом? – спросила Мерседес, покачивая бокалом. Она выпила чуть ли не полбутылки шампанского и теперь едва держалась на стуле.

– Обыкновенно, – с равнодушным видом ответил Массагуэр. – Мебель обтянута кожей убитых мною рабочих. А крестьян мы окунаем в смолу и поджигаем, чтобы было светлее, когда мы пересчитываем наше золото.

Мерседес снова захихикала. А в самом деле, он такой забавный! Вот только она объелась креветками, маслинами, грибами и колбасой, и к тому же у нее страшно кружилась голова. Чтобы прийти в себя, она сделала еще глоток шампанского.

– Нет, п-правда. Расскажите, какой он?

– Никакой нарочитости.

– А что такое «нарочитость»? А-а, знаю! Показуха.

– Точно. Никакой показухи. Просто все самое лучшее.

– Почему вы не женились на моей маме? Хотя я знаю почему. Потому что она была бедной и незнатного происхождения, и вы постыдились взять ее в жены!

Джерард сидел, положив ногу на ногу и закинув одну руку за спинку стула.

– Ну прямо как в дешевом любовном романе, – презрительно усмехнулся он.

– Вы бросили ее, – захныкала Мерседес. – Вы бросили нас обеих. – Голова у нее шла кругом. Она почувствовала себя совсем пьяной. Ей хотелось плакать. – О, мне дурно!

Джерард швырнул на стол несколько купюр. Мерседес смотрела на него и испуганно думала, как будет отсюда выбираться: ноги совсем не слушались.

Массагуэр взял ее под руку и повел к выходу. Она благодарно вцепилась в него. Ее мотало из стороны в сторону, перед глазами все плыло, к горлу подступала тошнота. Сигарета. Шампанское. Мир уносится из-под ног…

– Ох, – простонала Мерседес. – Мне так плохо!

– Это пройдет. – На улице ей стало немного лучше. Он усадил ее в машину и крикнул шоферу: – В Сан-Люк! – Она попыталась лечь на сиденье, которое так замечательно пахло дорогой кожей. Джерард поднял ее. – Сиди прямо, а то стошнит.

– Меня и так, и так стошнит.

– Только не здесь.

– Держите меня, – плаксиво проговорила она. Мерседес почувствовала, как он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она уткнулась лицом ему в плечо. Этот запах. Одеколона, дорогой одежды и мужского тела. Тошнота отпустила. Девочка прижалась к отцу. У него был теплый и сильный торс. Мысли оставили ее, и она затихла в его объятиях.

Руки Джерарда нежно гладили ее плечи. Мерседес задремала. Некоторое время спустя лимузин остановился – девочка лениво подняла голову.

– Уже приехали?

– Да, – сказал он, сверху вниз глядя на ее утомленное лицо.

– Спасибо большое… за эту прогулку, – старательно выговаривая слова, поблагодарила Мерседес.

Она почувствовала легкое прикосновение его губ и, поддавшись неожиданному порыву, обвила руками его шею и изо всех сил прижалась к нему.

Ладонь Джерарда легла на еще только начинающую округляться грудь девочки, его пальцы стали ласкать ее соски.