— Тихо, — приказала Шанталь, — лежи спокойно. Это могут быть пограничники.

«Это могут быть и другие, — горько подумал Томас. — Так оно, пожалуй, и есть. Для господ из Лиссабона не потребовалось много времени, чтобы установить ошибку с Алькобой. Ошибку, которую можно исправить». Рядом с ним лежала Шанталь. Она лежала спокойно, но Томас чувствовал ее напряженность и усилия, которыми она принуждала себя к спокойствию. В это время у него созрело решение. Он не имеет права угрожать еще одной жизни. Смерть Лазаря, это он точно знал, будет всю жизнь на его совести. «Все, — думал Томас, — хватит. Лучше конец со страхом, чем страх без конца. Вам не придется долго искать меня, убийцы. Я сдаюсь, но оставьте в покое непричастных». Он откинул ремни рюкзака и встал. Тотчас же вскочила и Шанталь. На ее бледном лице горели глаза.

— Ложись, сумасшедший, — она потянула его вниз.

— Мне очень жаль, Шанталь, — пробормотал Томаси приемом джиу-джитсу сбил ее с ног. На несколько секунд она потеряла сознание. Томас вышел из хижины. К нему шли двое мужчин с ружьями в руках. Был туман. Томас пошел им навстречу с торжествующей мыслью: по крайней мере, не убьют при попытке бегства в спину. Наконец, обазаметили его и подняли ружья. «Еще шаг, — подумал Томас, — еще один». Неизвестные опустили ружья. Одеты они были в джинсы, меховые шапки, куртки, на ногах были альпийские ботинки. Оба коренастые, небольшого роста. Остановившись около Томаса, один из них в очках вежливоснял шапку и, здороваясь, спросил:

— Вы не видели его?

В глазах Томаса завертелись, как на карусели, мужчины, луга, деревья, поляна.

— Кого? — спросил он.

— Оленя, — ответил охотник в очках.

— Я попал в него, — вступил в разговор второй охотник. — Точно попал. Он споткнулся, а затем побежал. Надо его искать где-то поблизости.

— Я не видел оленя, — сказал Томас на ломаном испанском языке.

А, иностранец. Беженец, — воскликнул мужчинав очках. Томас смог только кивнуть головой. Испанцы переглянулись.

— Мы забудем, что видели вас. Всего хорошего. Приятного путешествия.

Они удалились в сторону леса. Томас перевел дыхание и вернулся в хижину. Шанталь сидела на соломе, держась руками за шею. Ее лицо было красным. Томас сел рядом.

— Извините, я не хотел причинить вам боли. Вы вынудили меня. Это оказались охотники.

Шанталь кинулась к Томасу, прижалась к нему, и они оба упали на солому. Склонившись над ним, Шанталь шептала: «Ты хотел меня защитить, спасти от опасности, ты подумал обо мне». Ее руки нежно гладили его по лицу. «Еще ни один мужчина не поступал так со мной». В сладости ее насильственных поцелуев утонули для Томаса страх, темное прошлое и неизвестное будущее.

В 1942 году немцы оцепили старые кварталы, прилегающие к гавани в Марселе, и приказали жителям в течение двух часов покинуть дома, разрешив взять с собой 30 кг багажа. При облаве было арестовано свыше трех тысяч уголовников. Все дома были взорваны. Таким образом было покончено с центром европейской контрабанды и преступности.

Но в 1940–1941 годах старые кварталы этой гавани находились в стадии наибольшего расцвета. За обшарпанными стенами домов вокруг ратуши проживали представители всех социальных слоев общества: беженцы, спекулянты, платные убийцы, фальшивомонетчики, политические заговорщики и легионы женщин легкого поведения.

Полиция не показывалась здесь. Господами в этой преступной империи были главари многочисленных банд, ведущих между собой ожесточенную, беспощадную войну. Среди них были французы, корсиканцы, американцы, испанцы, алжирцы и т. д. Главарей банд все знали. Они показывались на улицах в сопровождении телохранителей. Обычно два-три человека шли справа от шефа, два-три — слева. У всех правые руки в карманах, пальцы на спусковом крючке револьвера. Борьба с преступностью велась служащими «Контроля за экономикой». Комиссары этой организации были известны как взяточники и явные трусы. После наступления темноты они и носа не высовывали на улицу. А между тем, вся деловая жизнь начиналась как раз в это время. В дома, рестораны доставлялись сыр, мясо, масло, овощи, фрукты и всякого рода деликатесы, из которых Томас Ливен 25 ноября 1940 года на кухне квартиры Шанталь готовил ужин.

Квартира Шанталь находилась на Рио Кавалер Роза. Если смотреть из окна, то была видна грязная вода прямоугольника старой гавани и многочисленные огни маленьких кафе, располагавшихся вдоль гавани. Размеры и меблировка квартиры удивили Томаса. Современные дешевые вещи стояли рядом с дорогой антикварной мебелью. Не вызывало сомнения, что Шанталь не обладала вкусом и не получила достаточного воспитания и образования. В этот вечер на ней было элегантное, узкое шелковое платье с широким кожаным поясом. Томас воздержался от критики дурных вкусов. На нем был, впервые в его жизни, костюм с чужого плеча, который сидел как влитый. В первый же день их прибытия Шанталь открыла огромный платяной шкаф, битком набитый мужскими костюмами, рубашками, галстуками и обувью, со словами: «Выбирай, что тебе надо. Пьер был твоего роста». Томас взял необходимое. Когда он захотел узнать, кто таков Пьер, Шанталь недовольно ответила: «Не задавай много вопросов. Моя бывшая любовь. Мы расстались в прошлом году. Он не вернется». Следует заметить, что в последние часы Шанталь вела себя очень странно. Так, как будто не было сумасшедших часов любви на границе. И теперь во время ужина она была молчалива, погружена в мрачные мысли. Открывая раковины устрицы, она молча смотрела на Томаса. При подаче жаркого у нее начали дрожать губы. Подавая ей фрукты, Томас услышал бой часов на ближайшей башне. Пробило 10. Шанталь спрятала лицо в ладони и, всхлипывая, начала что-то бормотать.

— Что случилось, дорогая? — спросил он.

Она посмотрела на Томаса. Ее губы дрожали, прекрас ное лицо превратилось в неподвижную маску. Она очень четко и спокойно проговорила:

— Десять часов.

— Да, и что из этого следует?

— Сейчас они стоят перед нашей дверью, и если я поставлю пластинку с песней «Я страстно люблю тебя», — они войдут.

Томас отложил десертный прибор.

— Кто войдет?

— Полковник Сименон и его люди.

Сименон, — повторил он, как эхо. — Да, из «Второго бюро». Я тебя предала, Жан. Я самая последняя дрянь на свете.

Наступила тишина. Ее нарушил Томас.

— Может быть, ты хочешь еще персик?

— Жан, не будь таким, я не вынесу этого! Почему ты не ругаешься, не ударишь меня?

— Шанталь, — проговорил он, чувствуя, как его охватывает страшная усталость, — Шанталь, почему ты это сделала?

— Власти завели на меня дело. Из-за очень серьезного случая, который мы прокручивали еще с Пьером. Положение было почти безвыходное. Но тут появился Сименони предложил: «Если ты нам доставишь Леблана, мы все уладим». Что бы ты сделал на моем месте? Ведь я тебя еще не знала.

Томас думал: «Что за жизнь, все хуже и хуже. Одни охотятся за другими и стараются сожрать их, предать, уничтожить, руководствуясь правилом: убить, чтобы не быть убитым» — и тихо спросил:

— Что нужно им от меня?

— Сименон получил приказ. Ты кого-то обманул со списками. Так ли это?

— Да! — ответил Томас.

Шанталь встала, подошла к нему и положила руки на его плечи.

— Мне хочется плакать, но слез нет. Ударь, убей меня! Делай что-нибудь, но не смотри на меня так.

Томас опустился в кресло и тихо спросил:

— Какую пластинку ты должна поставить?

— «Я страстно люблю тебя».

Легкая улыбка появилась на его бледном лице. Он встал. Шанталь с испугом отшатнулась от него. Но он прошел мимо нее в соседнюю комнату, включил граммофон и начал искать пластинку. Томас горько улыбнулся, прочтя название найденной пластинки, и опустил ее на диск. Раздались первые такты мелодии, и Жозефина Беккер запела песню о любви. Снаружи послышались приближающиеся шаги. Шанталь вскочила и встала перед Томасом, закрывая его. Дыхание было прерывистым. Она прошептала: