Тут Кантрель объявил нам, что, по его подсчетам, следующего автоматического перелета аппарата ждать придется бесконечно долго, и предложил не торопясь последовать за ним к другому участку громадного парка.

Метр направился в сторону гигантского, похожего на алмаз камня, возвышавшегося в конце террасы и уже не раз успевшего обратить на себя наше внимание своим необычным блеском.

Размером два на три метра чудовищная драгоценность, обточенная в форме эллипса, отбрасывала под лучами солнца почти непереносимые глазом огненные отблески, отходившие от нее во все стороны, подобно нескольким коронам. Прочно укрепленный в искусственной каменной глыбе небольшой высоты, в которую было заделано его относительно малое основание, камень был огранен, как настоящий драгоценный алмаз, и, казалось, содержал внутри различные подвижные предметы. По мере того как мы постепенно приближались к нему, слышалась неясная музыка, производившая чудесное впечатление мелодии, составленной из непривычной череды рулад, переливов, гамм, игравшихся в обе стороны.

На самом же деле, как в этом легко можно было убедиться вблизи, «алмаз» представлял собой всего лишь огромный сосуд, наполненный водой. Не приходилось сомневаться, однако, что в состав жидкости входили какие-то особые элементы, так как лучи исходили именно из нее, а не от стеклянных граней, пронизываемых ими повсеместно.

Стоило приблизить глаза к любой грани, как взгляд охватывал все внутреннее пространство сосуда.

В сосуде находилась прелестная стройная молодая женщина в купальнике телесного цвета, стоявшая на самом дне и полностью погруженная в воду. Она совершала грациозные телодвижения, плавно покачивая головой.

На устах ее играла нежная улыбка, и она свободно дышала в окружавшей ее со всех сторон жидкой стихии. Прекрасные светлые волосы свободно колыхались над ней, но не доходили до поверхности. При малейшем движении каждый волос, как бы помещенный в тонкую оболочку, вибрировал при прохождении волн, и образованные таким образом струны издавали более или менее высокий звук в зависимости от длины волоса. Так рождалась завораживающая музыка, которую слышно было при приближении к «алмазу». Умело изменяя силу и быстроту движений шеи и головы, молодая женщина увеличивала или уменьшала громкость производимых ею музыкальных звуков. Гаммы, трели, рулады, мелодично поднимавшиеся вверх или опускавшиеся вниз, покрывали не меньше трех октав. Часто музыкантша совершала лишь слабое движение головой, и диапазон звуков при этом оставался весьма сокращенным. Но затем она принималась раскачивать нижнюю часть тела, от чего торс ее начинал ходить из стороны в сторону, и этот странный инструмент обретал всю свою мощь и гибкость.

Такое таинственное сопровождение прекрасно гармонировало с пластичными позами молодой женщины, походившей на волнующую воображение русалку. Исходившие от нее звуки отличались необычным наполнением благодаря жидкой среде, в которой они распространялись.

Время от времени рядом с ней в огромном резервуаре живо проплывало странное животное — наверняка земного происхождения, о чем свидетельствовали четыре лапы с когтями. С толку сбивала розовая шкура, начисто лишенная шерсти. Впрочем, о породе недвусмысленно говорили его глаза, которые могли принадлежать только кошке.

В правой части сосуда на полуметровой глубине на леске плавал довольно бесформенного вида предмет. Похож он был на внутреннюю часть человеческого лица, без малейшего намека на кости, мясистую массу и кожный покров. Под нетронутым мозгом виднелись расходившиеся во все стороны нити мышц и нервов. Благодаря тонкому, почти невидимому каркасу предмет сохранял свои первоначальные очертания, и по рисунку того или иного сплетения можно было ясно определить место щек, рта или глаз. Каждое волокно помещалась в водную оболочку, чуть толще той, что окружала волосы русалки. Леска, на которой все это держалось, была прикреплена тремя отходившими от нее концами к трем точкам по окружности каркаса, прямо под мозгом.

Еще правее в сосуде виднелся маленькая труба, неподвижно державшаяся в вертикальном положении в толще воды.

На дне обширного резервуара лежал длинный металлический рожок с заостренным концом и многочисленными отверстиями.

Кантрель подвел нас к левой части «алмаза», и сквозь его грани мы увидели совсем близко от нас маленьких человечков, державшихся поодиночке, парами или группами и, подобно подводным поплавкам, поднимавшихся вертикально вверх, затем, не дойдя до поверхности, снова опускавшихся ко дну для короткого отдыха перед следующим подъемом.

Метр указал на две соединенные вместе фигурки и стал рассказывать:

— Атлет Вирлас, ловящий большую птицу, выученную с преступным умыслом задушить Александра Великого.

Сцена, на которую нам указали, изображала настоящую драму. На роскошной восточной постели безмятежно спал человек, не осознававший разыгравшейся вокруг него трагедии. К стене у изголовья был прибит золотой шнурок, завязанный удавкой на его шее, а другим концом надетый на лапу гигантской зеленой птицы, с каждым взмахом крыльев которой смертельный узел все сильнее затягивался на шее жертвы. Птицу-убийцу пытался решительно схватить обеими руками человек с фигурой атлета, выступавший в роли спасителя, птицу же неким таинственным способом в пространстве удерживал все тот же шнурок.

Человек и птица быстро поднимались. Когда они уже почти достигли поверхности, большой пузырь воздуха вылетел вдруг из отверстия, видневшегося в верхней части стены, к которой был прибит золотой шнурок. При проходе пузыря, очевидно, включился внутренний механизм, результатом чего стали новые действия. От взмаха крыльями птица двинулась вверх, удавка стала затягиваться на шее спящего, но сама птица оказалась во власти атлета, руки которого уже готовы были ее схватить. Взлет птицы стал следствием, а не причиной действия шнурка, который при затягивании несколько удлинил конец, на котором держалась птица.

После выхода воздушного пузыря начался спуск, и в это же время руки атлета стали расходиться, узел ослаб и шнурок потянул птицу в ее первоначальное положение. Достигнув дна сосуда, пара какое-то время не двигалась, а затем снова подалась вверх до той же высоты, где опять повторились уже виденные нами жесты до нового всплытия воздушного пузыря.

— Пилат, терпящий муки от огненного клейма на лбу, — пояснил Кантрель, указывая на еще одну всплывающую вертикально фигурку.

Пилат стоял с поднятыми к искаженному болью лицу руками. В полузакрытых глазах его читались страдание и страх. В верхней точке' подъема из отверстия в его темени вырвался ₍воздушный пузырь, и в то же время на лбу его* возникло световое пятно от электрической лампочки, вмонтированной в голову. Пятно, составленное из огненных линий, представляло собой, собственно, картину, изображавшую агонию Христа. Кантрель показал нам, что у подножия креста благоговейно стояли на коленях Богородица с одной стороны и Мария Магдалина с другой, а края их платьев прочерчивали на каждом веке Пилата огненную полосу.

Затем фигурка стала медленно опускаться, световая картина погасла, чтобы загореться вновь при следующем подъеме.

Кантрель ткнул пальцем в новую фигурку и назвал ее:

— Жильбер на развалинах Баальбека со знаменитым нечетным систром великого поэта Миссира.

С выражением безумной радости на лице Жильбер стоял на куче камней, принадлежавшей к очень древним руинам. В правой руке он гордо держал пятиконечный систр, а раскрытый рот его свидетельствовал о том, что он декламирует какие-то поэтические строки.

Когда эта фигурка достигла предела своего подъема, из правого плеча ее вылетел пузырь, в результате чего поднятая рука стала весело размахивать систром, как если бы его нужно было заставить вибрировать.