Возможно, мне следовало взять несколько уроков. Это, возможно, помогло бы мне выйти из этого беспорядка живым.

Я тщательно пробрался назад по скрипящему полу к телу молодого человека. Он выглядел смягченным в смерти, мирным. Что бы ни сделал ему Самый Старший Графф, это было безболезненно, во всяком случае, у меня было такое впечатление. Это походило на те вещи, которые делают старые фэйри. Я наклонился и одетой в перчатку левой рукой схватил штучку, содержащую почерневший динарий Магога. Я резко дернул его, отделяя от воротника, и осторожно сунул в карман, не касаясь кожи. Я, кажется, стал несколько равнодушен при обработке этих монет, но трудно пугаться столько раз подряд, особенно учитывая обстоятельства. Риск еще раз подставить под удар мою бессмертную душу некоему жестокому присутствию казался довольно умеренной опасностью, по сравнению с тем, что все еще подкрадывалось в ночи вне старого здания.

Разговор с одним из… Я глубоко вздохнул и бесшумно выбрался на улицу. Я все еще слышал крики дальше по склону. Я услышал звук двигателя лодки на дальней стороне острова. Должно быть, были другие суда, пришвартованные где-то вдоль берега.

Хорошо, я знаю только об одном, и оно уже близко. Я выскользнул из консервного завода и, спеша, спустился по улице так быстро и бесшумно, как только мог.

Внизу, у основания грубой каменной лестницы все еще плавала лодка, привязанная к сломанному остатку старой деревянной колонны. Я подавил желание издать возглас, и спустился вниз по промерзшим камням так быстро, как только мог, не ломая себе шею. Вода была злобно холодной, но я почти не чувствовал этого – что, вероятно, не было хорошо. Когда это закончится, за это придется заплатить чертовски сильной болью. Но по сравнению с теми проблемами, что я недавно имел, эта была радостью.

Я добрался до лодки, забросил в нее посох и вскарабкался на борт. Я услышал крик на склоне и замер. Прожектор пробежался взад-вперед по деревьям, и удалился в другом направлении. Меня не заметили. Я усмехнулся, как дурак, и дополз до места водителя. Как только я начну двигаться, я привлеку внимание, но все, что мне нужно делать, это двигаться на запад так быстро, как только можно, пока не достигну земли. Вся западная береговая линия поблизости очень плотно заселена, и я без проблем найду место, где будет достаточно народа, чтобы избежать дальнейшей назойливости.

Я упал в место водителя и потянулся к ключу зажигания.

А его не было.

Я огляделся вокруг. Розанна оставила ключ в зажигании. Я определенно помнил, что она сделала именно так.

Тени, колеблясь, отодвинулись от пассажирского места напротив места водителя, раскрывая Никодимуса. Он спокойно сидел в его черной шелковой рубашке и темных брюках, с серой петлей, которую он носил, как галстук, вокруг горла, обнаженный меч на коленях, левым локтем опершись на левое колено. В кончиках пальцев левой руки он держал кольцо для ключей, с которого свисал ключ зажигания лодки.

– Добрый вечер, Дрезден, – сказал он. – Это ищете?

Глава 45

Дождь со снегом превратился в большие, влажные снежинки. Лодка мягко качалась на неспокойных водах озера. Вода хлопала о борта и булькала, огибая корпус. По сторонам и переду лодки начал формироваться лед. Я знаю, что есть слова для всех частей лодки, такие, как нос и планшир, но у меня это как-то не запоминается.

– Безмолвный Гарри Дрезден, – сказал Никодимус. – Предполагаю, такое случается не каждый день.

Я смотрел на него.

– Если Вы сами не догадались,- сказал Никодимус, – это – эндшпиль, Дрезден. – Пальцы его правой руки погладили рукоятку его меча. – Вы можете догадаться, что дальше, или я должен объяснить это Вам?

– Ты хочешь монеты, меч, девочку, деньги, и ключи к Монте Карло, – сказал я. – Или ты выстрелишь в меня и уложишь здесь.

– Что-то в этом духе, – сказал он. – Монеты, Дрезден.

Я залез в карман плаща и …

– Что за черт, – сказал я.

Мешочка от Королевской Короны не было.

Я проверил другие карманы, осторожно, чтоб не коснуться монеты, которую я взял у Магога, и осторожно, чтобы не показать ее присутствие Никодимусу. Ничего.

– Их нет.

– Дрезден, даже не пробуйте такое жалкое вранье.

– Их нет! – сказал я ему с жаром, ни капли не притворяясь. Одиннадцать монет. Одиннадцать чертовых проклятых монет. Последнее, что я о них точно помнил, это как я звенел ими для Никодимуса.

Мгновение он разглядывал меня, затем его глаза задвигались, и он начал бормотать что-то одним дыханием. Шепоты послышались от теней вокруг него. Я не узнавал язык, но я действительно узнавал интонации. Я задался вопросом, то ли это клятвы на ангельском языке, то ли слова, произнесенные задом наперед или что-то еще. Doog! Teews doog!

Меч Никодимуса рванулся стремительно, как трепещущий язык змеи и остановился отдохнуть у самого моего горла. Я не вздрогнул; это случилось слишком быстро. Я просто дышал и держался очень, очень тихо.

– Эти метки, – пробормотал он. – Душащее колдовство от Колючего Намшиэля. – Его глаза прочертили линию от последней очевидной метки на моей шее вниз к карману плаща, в котором был мешочек с монетами.

– А! Удушение было отвлечением. Так или иначе он выпотрошил Ваш карман прежде, чем его самого убили. Он проделывал такую штуку с Сент- …кем-то там, в Глазго в тринадцатом веке.

Нет ничего такого в том, чтобы попасться на старую уловку, я думаю. Но это означает, что Намшиэль сотрудничал с кем-то еще – кем-то, кто, должно быть, бродил вокруг, чтобы забрать монеты после того, как он взял их от моего кармана, и быстренько смотаться в общем беспорядке.

– Тесса и Розанна, – сказал я спокойно. – Они вернули свою коллекцию головорезов. Они выбрали правильный момент, чтобы разрушить Ваш план, также.

– Лживые суки, – пробормотал Никодимус. – Одна из них – наша собственная Иуда; я уверен в этом.

Я поднял брови.

– Что?

– Именно поэтому я доверил им, скажем так, незабываемые аспекты инициирования Архива к нашему миру, – сказал Никодимус. – Я предполагаю, что теперь, когда ребенок свободен, у нее будут некоторые довольно неприятные ассоциации с этими двумя.

– Зачем ты мне это говоришь?

Он пожал плечом.

– Ирония судьбы в том, Дрезден, что я только с Вами могу поговорить об этом специфическом аспекте семейного бизнеса. Вы – единственный, в ком я могу быть уверен, что он не перешел к этой новой силе – Черному Совету, как Вы его назвали.

– Что это ты так уверен во мне? – спросил я его.

– Пожалуйста. Не знаю больше никого, столь же беспокойного и не испорченного ничем, кроме своего собственного ослиного упрямства. – Никодимус покачал головой, не отводя взгляда от меня. – И еще. Мое время здесь не было потрачено впустую. Рыцари унесли монету Намшиэля, таким образом Тесса потеряла своего учителя колдовства. Я слышал, как какое-то время назад оборвался рев Магога, как раз перед тем, как Вы вышли из того же самого здания, таким образом самый сильный хулиган Тессы тоже оказался вне игры на какое-то время, а? – Никодимус радостно улыбнулся мне. – Возможно, его ошейник находится в одном из Ваших карманов. И у меня есть Фиделаккиус. Даже одно из этих Трех – прибыль, достаточная для одной операции, пусть я действительно потерял шанс получить контроль над Архивом.

– Почему ты думаешь, – спросил я, – что у тебя есть Фиделаккиус?

– Я сказал Вам, – сказал Никодимус. – Это – эндшпиль. Больше никаких игр. – Манера и интонация его голоса изменились, и хотя он все еще говорил в мою сторону, было ясно, что он говорит уже не со мной. – Тень, будь так любезна, отключи Дрездена. Мы поговорим с ним позже, в более тихом месте.

Он говорил с тенью Ласкиэли .

Черт, монополия на высокомерие была вовсе не у волшебников.

И не у Рыцарей Креста.

Я застыл на месте с полуоткрытым ртом. Потом я упал на бок, тело лежало напротив руля лодки, спина была прямой. Я не двигался, никаких, даже маленьких подергиваний.