Никто не ответил на мой вопрос.

Тишина стала неуклюжей. Я неловко покашлял.

– Мм. Кто-нибудь знает, сколько времени?

– Почти полночь, – сказала Люччио спокойно.

Я ждал в течение минуты, но очевидно никто не собирался оказать мне услугу и вышибить меня из сознания снова, поэтому я приложил все усилия, чтобы проигнорировать все острые и тупые боли, и сел.

– Что сказал Никодимус?

– Он пока не ответил, – сказала Люччио.

– Неудивительно, – пробормотал я, расчесывая пятерней волосы. Я заснул, одетый в старые Майкловы треники и футболку, таким образом мои лодыжки были голые, а треники и футболки болтались на мне, как палатка. – Независимо от того, что они делают, чтобы держать Иву взаперти, не сомневаюсь, что сделать это довольно сложно. Я бы тоже отложил звонок до тех пор, пока не был бы уверен, что здесь все в порядке.

– Я тоже так думаю, – согласилась Люччио.

– Она в самом деле так опасна? – спросил Майкл.

– Да, – сказала Люччио спокойно. – Совет расценивает ее как значительную власть в ее собственном праве, равную, пожалуй, младшим королевам Дворов Сидхе.

– Если так, я думаю, что характеристика Стражей недооценивает ее, – сказал я спокойно. – У нее было всего ничего для работы, а она делала Тесу с командом похожими на пигмеев, пытающихся захватить слона. Если бы они не отключили ее полностью, я думаю, что она съела бы их живьем.

Люччио встревоженно нахмурилась.

– В самом деле?

– Вы, возможно, видели такое, – сказал я. – Я никогда не видел… Вы, возможно, видели.

– Если она так сильна, – сказал Майкл спокойно, – смогут ли они ее удерживать?

– О, да, – сказал я. – Конечно. Но им понадобится значительный круг и очень мощный ритуала в специально подготовленном месте. И это должно было быть чертовски безупречно, иначе она сломает его.

Молли расстроено сморщила лицо.

– Она не будет … не возьмет монету. Ведь нет? – Она переводила взгляд с Люччио на меня и обратно, а потом немного пожала плечами. – Потому что… это было бы очень плохо, если бы она так сделала.

Я посмотрел на Майкла.

– Падший ведь не может просто вскочить и сокрушить кого-то, не так ли? Просто захватить, без согласия?

– Обычно нет, – ответил Майкл. – Но все же есть обстоятельства, которые могут изменить это. Умственно отсталые люди могут быть восприимчивыми к этому. И другие вещи могут способствовать овладению. Наркотики, причастность к темным ритуалам, развернутый преднамеренный контакт с духами. Некоторые другие вещи.

– Наркотики, – сказал я устало. – Иисусе.

Майкл вздрогнул.

– Извини.

– Даже если душа уязвима для нападения, – сказал Майкл, – разум и воля могут бороться против агрессивного духа. Несомненно Архив оценивается как огромный ум и воля.

– Согласен. Но это не обязательно означает, что Ива поступит именно так. Когда она родилась, она уже была Архивом. У нее никогда не было надобности развивать ее собственные способности, ее собственную индивидуальность.- Я встал, качая головой, и начал беспокойно шагать по комнате. – Она сейчас беспомощна, вероятно, впервые в жизни. Одна. Напугана. – Я посмотрел на Майкла. – Ты думаешь, что эти … люди … не знают, как напугать маленькую девочку?

Его лицо исказилось и он опустил голову.

– А затем появится Падший и скажет ей, что может ей помочь. Что хочет быть ее другом. Что может заставить плохих людей прекратить причинять ей боль. – Я покачал головой и стиснул руки. – Возможно, она будет знать факты. Но эти факты не смогут ее утешить. Они не будут ощущаться как…

Я заморгал и посмотрел на Майкла. Потом на Молли. Потом я рванулся мимо них в кухню и ухватил блокнот Черити для записи покупок, который был прицеплен к холодильнику магнитом. Я нашел карандаш на верху холодильника и сел за кухонный стол, неистово сочиняя.

«Ива,

Ты не одна.

Кинкейд жив. Я в порядке. Мы придем за тобой.

Не слушай их. Держись.

Мы придем.

Ты не одна.

Гарри.»

– О, – сказала Молли, читая через мое плечо. – Это умно.

– Если это сработает, – сказал Люччио. – Она должна узнать это?

– Я не знаю, – сказал я. – Но я не знаю, что еще я могу сделать. – Я потер свой лоб. – Есть что-нибудь съедобное?

– Я приготовила жаркое, – сказала Молли.

– А съедобное что-нибудь?

Она дала мне подзатыльник, но не слишком сильно, и пошла к холодильнику.

Я сделал себе сэндвич. Я – американец. Мы можем съесть что угодно, если положить это между двумя кусками хлеба. С достаточным количеством горчицы я почти не чувствовал вкуса этого жаркого. В течение нескольких минут я был занят едой, я был достаточно голоден, чтобы в самом деле наслаждаться приобретением жизненного опыта, где Моллино жаркое терроризировало мой рычащий живот.

Зазвонил телефон.

Ответил Майкл. Он мгновение слушал и затем сказал мягко,

– Никогда не слишком поздно искать искупления. Даже для Вас.

Кто-то весело засмеялся на другом конце телефона.

– Минутку, – сказал Майкл чуть спустя. Он повернулся, держа трубку в руке, и сказал, – Гарри.

– Он, – сказал я.

Майкл кивнул.

Я пошел к телефону и взял трубку.

– Дрезден.

– Я впечатлен, Дрезден, – сказал Никодимус. – Я конечно, ожидал, что Адский Пес устроит хорошее представление, но Вы меня удивили. Ваши навыки развиваются весьма быстро. Тесса в ярости.

– Я устал, – ответил я. – Ты собираешься говорить о деле или нет?

– Ну, я не звонил бы иначе, – ответил Никодимус. – Но давайте сделаем это немного проще, а? Только Вы и я. У меня нет никакого желания втягивать преступный мир Чикаго или остальную часть Белого Совета в это небольшое уродливое дело. Безопасный проход взаимно гарантируется, конечно.

– Мы уже сделали это однажды, – сказал я.

– И несмотря на то, что Вы предали нейтралитет встречи задолго до того, как я или любой из моих людей предприняли какие-то действия, – который я беру, поскольку очень многообещающий акт на Вашей выгодной партии хочу оказать Вам доверие еще раз.

Я хохотнул.

– Да. Ты – святой.

– Иногда, – сказал Никодимус. – Иногда. Сейчас, скажем, встретимся с глазу на глаз. Поговорим. Только Вы и я.

– Чтобы вы налетели на меня всей бандой? Нет, спасибо.

– Приходи сейчас. Как Вы сказали, я действительно хочу говорить о деле. Если Вы дадите мне Ваше слово безопасного прохода, это можно провести даже на Вашей собственной территории.

– О? – спросил я. – И где конкретно?

– Это не имеет значения, лишь бы никто не заметил меня с Вами, пока Вы носите этот смешной заимствованный ансамбль.

Волосы на моей шее поднялись дыбом. Я чуть-чуть повернул голову. На окнах, выходящих на задний двор Карпентеров, были жалюзи и занавески, но ни одни их них не были полностью закрыты. Кухонные огни превращали окна в зеркала. Я ничего не мог увидеть за ними.

– Ну так что, Дрезден? – спросил Никодимус. – Вы даете мне свое слово безопасного прохода для нашего разговора? Или мне разрешить, чтобы мои люди открыли огонь по прекрасной молодой особе у раковины?

Я обернулся через плечо туда, где Молли вытирала посуду. Она наблюдала за мной уголком глаза, явно заинтересованная разговором, но пытающаяся не показать этого.

Наверное, я не смог бы предупредить кого либо прежде, чем люди Ника могли открыть огонь – и я полагал, что они у него действительно были там. Вероятно, в доме на дереве. Оттуда можно было хорошо разглядеть кухню.

– Хорошо, – сказал я, говоря так, чтобы все там могли услышать меня. – Я даю Вам свое слово безопасного прохода. В течение десяти минут.

– И надежду умереть? – усмехнулся Никодимус.

Я стиснул зубы.

– По крайней мере, мы встретимся.

Он снова засмеялся.

– Держите предмет этой беседы между Вами и мной, и не надо вмешивать никого.

Телефон разъединился.

Чуть погодя кто-то постучал в переднюю дверь.

Рычание Мыша наполнило весь дом, даже при том, что он оставался в гостиной.