И поскольку они были довольно близко ко мне, я заметил кое-что еще.

Они оба достали автоматы из-под пальто.

– О, господи, – пожаловался я уже на бегу. – Это же просто несправедливо.

Они начали стрелять в меня, и это было плохой новостью. Чародей ты или нет, пуля в голову разбрызгает твои мозги в точности так же, как у любого другого. Действительно же плохие новости были в том, что они вовсе не распыляли пули повсюду. Даже с автоматическим оружием, не так легко поразить движущуюся цель, и старый метод вести огонь “брызгай и молись” полагался на слепую удачу, замаскированную под закон средних чисел: Выпустите достаточное количество пуль, и в конечном счете вы должны во что-нибудь попасть. Используя этот метод стрельбы, и иногда можно достичь намеченной цели, а иногда нет.

Но граффы стреляли, как профессионалы. Они выпускали короткие очереди прицельного огня, и при этом еще сами передвигались.

Я чувствовал, что нечто ударило мне в спину, чуть левее от позвоночника, воздействие, которое как бы простучало по спине и отложилось в суставе. Это было острое, неприятное ощущение, но оно меня больше удивило и напугало, чем нанесло вред. Я продолжал бежать, наклоняя голову вниз, и насколько мог, сгорбив плечи. Защитное волшебство, которое было вложено в мое плащ, могло, очевидно, остановить любые пули, которые использовали граффы, но, допустим, рикошет в любое место вокруг плаща – в ноги, например, – убил бы меня точно так же, как попадание в голову. Только потребовалось бы немного больше усилий со стороны граффов, вот и все.

Трудно думать, когда кто-то пытается убить тебя. Мы, люди, не приспособлены к тому, чтобы быть рациональными и творческими, когда дело касается нашей жизни, когда мы подвергаемся риску быстрого и жестокого конца. У самого тела есть определенные идеи, но в основном из стратегий выживания оно предпочитает обниматься, а остальные сводятся к “разорвать угрозу на части”, или “бежать изо всех сил.” Никаких размышлений в это время, работают инстинкты.

Наши инстинкты помогали нам долгое время, тем не менее, теперь существуют угрозы, которые такими методами не нейтрализуешь. Вы не можете опередить пулю, и нет смысла идти на бандита врукопашную. Скорость и бессмысленная агрессия не собирались поддерживать меня. Я должен был найти выход.

Я почувствовал, что другая пуля поразила более низкую часть моего плаща. Она ударилась об усиленную колдовством кожу и толкнула ее вперед, приблизительно так, как это сделал бы кинутый камень. Хотя, по общему мнению, камень при ударе не производит неприятного шума и не напоминает сердитого шершня. Я сваливал мусор позади себя, надеясь, что это собьет с толку граффов хоть на какие-то секунды и предоставит мне немного времени.

Эй, ты пытаешься придумать убедительный, рациональный курс действий, перебегая засыпанный снегом переулок с настоящими персонажами из сказки за спиной, причем они еще и стреляют в тебя. Это не так просто, как может показаться.

Я не смел повернуться к ним лицом. Я, возможно, мог поднять щит, чтобы остановить этот огонь, но как только я прекращу двигаться, я буду иметь дело сразу с двумя фантастическими противниками, один из них просто перепрыгнет через меня, как какое-нибудь экстра-кунг-фу, и они нападут на меня с двух сторон сразу.

Фактически, если бы я был ими, и поймал меня в том переулке …

В этот момент огонь по мне прекратился, и я понял, что случилось.

Я выхватил свой жезл и, подбегая к концу переулка, направил его передо мной, и крикнул, “Forzare!”

Выбранный мною момент времени не был идеален. Невидимая сила, которую я выпустил из конца жезла, вылетела передо мной невидимым тараном. Она ударила третьего граффа, который как фэйри-головорез притаился за углом, как ударила бы массивная дубовая дубинка, что была у него в руках. Взрыв не поразил его прямо. Так бы его просто отбросило бы в сторону. Вместо этого удар пришелся по правой стороне его тела, отбросив дубинку далеко от него и посылая граффа в пьяное, колеблющееся вращение.

Я не очень много знаю о козах, но кое-что узнал о лошадях, заботясь о верховых лошадях моего второго наставника Эбенезера Маккоя на его небольшой ферме в Миссури. Их ноги ужасно уязвимы, особенно учитывая, сколько веса они принимают на такую относительно маленькую область. Любая из ста небольших вещей может пойти не так, как надо. Одна из них – возможность, что некоторые из удивительно хрупких небольших костей выше копыта могут быть сломаны или раздроблены. Травма бабки или сустава могут сделать лошадь хромой на несколько недель и даже месяцев.

Так что, когда я поравнялся с крутящимся граффом, я раскачал свой посох, как бейсбольную биту, нацеливаясь позади одного из его копыт. Я почувствовал отдачу от удара в руке и услышал резкий треск. Графф издал высокий и совершенно козлиный крик удивления и боли, и упал на снег. Я почти полетел огромными шагами, пересекая улицу, чтобы добраться до самого близкого угла, прежде, чем его приятели опомнятся и смогут выстрелить в меня.

Когда вы ведете игру, вы, черт возьми, можете хорошенько убедиться, что тот, кого вы считаете добычей, готов ко всему и способен на многое.

Я нырнул за следующий угол всего за половину секунды до того, как оружие позади меня закашляло, изрыгая пули, отбивая кирпичную крошку от стены. На той стороне здания была стальная дверь, дверь только для выхода без ручки на внешней стороне. Но я не мог долгое время стоять здесь, ожидая граффов. Я рискнул, остановился, и нажал рукой на дверь, надеясь, как безумный, что у нее там толчковый отпирающий механизм, а не мертвый болт.

Мне повезло. Я почувствовал задвижку с другой стороны, протянулся моей волей и прошептав "Forzare", направил силу по ту сторону двери. Она затрещала, открываясь. Я нырнул внутрь и закрыл дверь за собой.

Здание было темным, тихим, и почти неприятно теплым в отличие от ночи снаружи. Я повалился на металлическую дверь, переводя дыхание.

– Хорошая дверь, – прохрипел я. – Отличная дверь. Отличная, запертая, враждебная к фэйри дверь.

Мое ухо прижималось к двери, и по этой причине, я немедленно услышал движение на другой стороне. Тихо хрустнул снег.

Я замер.

Я услышал скоблящий звук, и фырканье, похожее на лошадиное. Потом ничего.

Меня потребовалось, возможно, секунды три, чтобы понять, что графф с другой стороны двери делает то же самое, что и я: слушает, чтобы понять, есть ли кто-нибудь с другой стороны.

Между нами было каких-то шесть дюймов.

И я стоял там в полной темноте. Если бы что-то пошло не так, как надо, и графф вошел следом за мной, то я не мог бы убежать. Я не видел ни пола, ни стен, ни любых других препятствий, которые могли бы помешать. Например, лестницу. Или насыпь ржавых лезвий.

Я замер, не смея двинуться. Металлическая дверь или нет, если у граффа был настоящий автомат и настоящие боеприпасы, он мог бы пронзить меня насквозь прямо через сталь. И мало ли что у него могло быть с собой еще. Я когда-то видел очень отрезвляющую демонстрацию того, как кого-то пронзили мечом с другой стороны металлической двери, и это не было симпатично.

Таким образом, я стоял на месте и пытался думать спокойно.

Именно тогда я вспомнил один из тех кинофильмов с маньяком в призрачной маске, где один из детей прислоняется к стенке душевой кабины, прислушиваясь точно таким же способом, как я сейчас. Убийца в соседней кабинке всаживает нож в ухо жертвы.

Это была мысль, стимулировавшая панику, и внезапно мне пришлось бороться с желанием бежать. Мое ухо начало испытывать неистовый зуд. Если бы я не знал, что граффы пытались прогнать меня, как кролика от его участка колючего кустарника, то мне, возможно, не удалось сохранить мое самообладание. Это было сложно, но я сделал это.

Полторы недели прошли прежде, чем я услышал еще один выдох от большей, чем у человека, груди, и пару быстрых, легких хрустов раздвоенных копыт на снегу.

Я отодвинулся от двери так тихо, как только мог, дрожа от выброса адреналина, усталости, и холода. Мне нужно думать быстрее этих жоп, если я хочу выйти отсюда целым. Инки, Бинки и Пинки знали, что я вошел здесь, и они не собирались бросать преследование. Прямо сейчас один из них наблюдал за дверью, в которую я вошел, чтобы я не мог выскочить. Двое других пошли вокруг здания, ища путь внутрь.