Гашишные разговоры № 3
— как тебя зовут?
— Анастасия, Настя, Ася, как тебе легче
— ее зовут Анастезия, Анастезия, будь так любезна, дай мне, пожалуйста, трубочку и сигаретку…ты надолго в Дели?
— дня на три, деньги кончились, я позвонил дяде в Индонезию, чтобы он прислал тревел-чеки
— а потом?
— не знаю… в Катманду, или, может быть, сначала в Пушкар, в Манали, ты же знаешь, мне все равно куда… в Гоа сезон закончился, очень много народу в Манали, люди из Гоа делали в Пушкаре a very big party,[55] приехала полиция и всех разогнала… правительство боится… а вы?
— да мы не знаем ничего… я говорю, я прилетел по делам на неделю и вот встретил девушку… может быть, в Ришикеш… я слышал, что израильская полиция приезжала не то в Гоа, не то в Манали и отлавливала израильтян по просьбам их родителей
— ха-ха, встретил девушку… ты первый раз в Индии?
— да
— у Алекса мама русская, Алекс даже говорит немножко по-русски
— правда? скажи что-нибудь
— скайши што-ньибуть…
— ха-ха-ха! это все чему мама тебя научила? ой, Алекс, убери ногу с моей подушки
— ты спишь здесь? this way or that way?[56]
— both ways[57]
— на двух кроватях сразу?
— да, причем именно голову я кладу на подушку
— а он спит там? сегодня я буду спать здесь… ты же знаешь, у меня нет денег, мне нужно где-то ночевать…
— ха-ха-ха, очень смешно
— у тебя есть бойфренд в Москве?
— время от времени
— так есть или нет? Или ты спишь в Москве одна?
— я очень целомудренна, Алекс, я всегда сплю вот с этим плюшевым щенком
— правда? сегодня ты будешь спать со мной
— ты любишь игрушки?
— иногда
— ха! иногда! я больше не могу вас слушать, Алекс, ты не знаешь, где можно достать ДМТ?
— нет, я не ем сильные вещи. И потом это очень дорого
— это дорого, но стоит того, Alex is a family boy[58], он даже ЛСД не употребляет
— правда? я не верю… ты посмотри на него, у него глаза плута
— правдья, я был домашним мальчиком, когда начинал путешествовать, but now I'm not[59]
— нет, Алекс, you are a tempter5
— кто?
— ты не знаешь этого слова? in the Bible the snake tempted Eve, many Christian saints were tempted by the devil[60]… понимаешь?
— i have only one Holy Bible, you know, this is the Lonely Planet Travel Survival Kit on India. But I haven't read anything about a woman named Eve in it. And allso about her problems with snakes. She was a fakir, ah?[61] ha-ha-ha…
— нет, Алекс не искуситель, Алекс is very shunty
— что значит shunty? ну что вы смеетесь? Лешка, ну скажи, пожалуйста
— скаши, скаши, Льешка
— это индийское слово, но его так не переведешь… пусть тебе Алекс объяснит
— Shunty — это добрый, светлый, благословенный, все сразу, ты либо чувствуешь значение этого слова, либо нет, нельзя перевести
— а на японский ты бы смог перевести?
— нет, тоже не смог бы
— ой, Алекс, я придумала новый вид национальной японской поэзии — acid tanka[62]… например,
эти индусы
такие забавники
как чебурашки
веселы и проворны
сердце мое ликует!
— she is crazy, ah? if she comes to Goa everybody decides she is British or Swedish
— no, she is like Australian girls. Alex, you remember Australian girls in Goa? they are very beautiful.[63]
— о, Алекс, а еще есть haiku-core
коснулась уха индийского юноши луна над Фудзи
— Алекс, Анастезия, а не прогуляться ли нам до German Bakery?
— Ам-м-м-м-м-м-м…
— что это с тобой, Настюх?
— это новая мантра
— «почему ты так много ешь, мальчик? — кто сказал, что я обкуренный, я не обкуренный…»
В German Bakery слишком много народу, и Алекс, встретив кого-то из знакомых, исчезает, а мы поднимаемся на крышу. Одному или, наоборот, не одному индийскому богу известно, что за сумасшедший дизайнер оформлял этот сюрреалистический интерьер. Ресторанчик представляет собой две площадки частью под тентами, частью под открытым небом, разделенные лестницей вниз, в гостиницу, тут же плиты, на которых что-то варится, кипит, шкварчит, брызгает маслом, тут же стол, на котором кулинарные шедевры по демиургическому взмаху поварской руки обретают свой окончательный вид, растения в деревянных кадках, традиционные плетеные кресла, деревянные красно-зеленые столы и — по разным углам, по центру, между столиками — шизофренические скульптурные композиции.
Бронзовая кенгуру с детенышем, выглядывающим из сумки, благодушный Ганеша, некто верхом не то на корове, не то на быке может с успехом оказаться и индийским героем и похищаемой Европой, ренуаровских пропорций дива неустановленной этнической и культурной принадлежности, в трогательном бикини, отдыхает в тени фикуса, благообразный тигр, задрав хвост, удаляется от стервозного вида обезьяны, застывшей на двух ногах в позе, призванной символизировать переход к прямо-хождению.
Знаешь, мне все это ужасно напоминает «Ускользающую красоту» Бертолуччи — я не видел, хороший? — смотря какие критерии, он очень спокойный, и, понимаешь, такое ощущение, что он ни о чем, весь сюжет сводится к тому, что некая американская барышня прибывает в Италию, в поместье скульптора, друга ее умершей матери-поэтессы, якобы для того, чтобы скульптор сделал ее портрет, а на самом деле, чтобы выяснить, с кем согрешила ее мамочка в отсутствие дражайшего супруга, и кто является ее настоящим отцом. Но пока она его ищет, задавая всем попадающимся ей мужчинам пикантные вопросы, выясняется, что у барышни есть проблема, потому что она до сих пор, в свои девятнадцать лет, — девственница — какой кошмар — я рада, что ты понимаешь, но там дело совершенно не в сюжете, а в том, как он снят, во всех этих цветах, полутонах, контрастах, крупных и мелких планах, пейзажах, когда на одной стене иллюстрация из «Кама-сутры», а на противоположной — «Искушение святого Антония», это как мелодия факира — простенькая, три ноты, а змея торчит — я не пошел на него, мне все сказали, что это лажа, хотя я очень люблю Бертолуччи, «Последний император» — это вообще мой любимый фильм — конечно, вся эстетствующая киношная тусовка на него наехала, они во всем ищут подтекст, контекст, протест и прочую херню, и если не находят, они говорят — это дерьмо, это вторично, они совершенно отравлены этим традиционным русским поиском смысла — ну ты знаешь, я вообще не знаю никого, кроме Бертолуччи, кто бы снимал такие потрясающе спокойные фильмы — еще Кесьлевский — да ты что, Кесьлевский — это такой крутой польский авангард, ничего общего с Бертолуччи, ты вспомни, все эти парижские станции метро, чемоданы, автокатастрофы, ночные звонки — я не про общее, а про интонацию, у Кесьлевско-го тоже удивительно прозрачный, какой-то промытый взгляд на мир, ой, да, с Бертолуччи такой прикол был, на него привели солдат и посадили их на первые четыре ряда, и когда фильм закончился, я прохожу мимо и слышу разговор: «ну, как фильм-то? да так, покатит, а как он назывался-то? а хрен его знает, „Убегающая девственность", кажется»…