Итак, кто же такой Покровский как историк? Одни (А.А. Чернобаев) [544] думают, что Покровский – подлинный рыцарь марксистской истории. Другие (Дж. Энтин) [545] доказывают, что в конце жизни Покровского он и Сталин были идейно неразличимы. Последнее – это безусловная натяжка.

Покровский, что лежит на поверхности, был рафинированным, прямолинейным и очень злобным историком-марксистом. Впрочем, иной истории после пришествия большевиков и быть не могло. Поэтому все нападки на Покровского и со стороны его коллег, и высшей партийной элиты – не более чем дань моменту. Никакой собственно исторической подоплеки там не было. Одним из первых, кто об этом заговорил открыто, был сибирский историк А.А. Говорков [546]. Впрочем, в настоящее время это и вовсе неинтересно.

Куда любопытнее иной ракурс образа Покровского как феномена убежденной продажности, как уникальной по своей разрушительной силе личности, сжигавшей своей яростной убежденностью всех, кто попадал в ее энергетическое поле. Поэтому Покровский, по крайней мере в наши дни, перестает восприниматься как живой человек со своими страстями и болезнями. Он стал заурядным символом гуманитарной (в частности, исторической) науки сталинского времени. Сталин, конечно не желая того, сам окружил Покровского (уже после его смерти) ореолом мученика. Не для кого ведь не было секретом, что Сталин выбросил Покровского «из истории» не за какие-то конкретные прегрешения, а потому, что так было нужно ему, Сталину, в его хитроумных политических многоходовках.

Но на вес Покровского в исторической науке это оказало, конечно, отрицательное влияние. Он стал восприниматься как временщик. В политике такое случается частенько. Там эта вещь заурядная и вполне объяснимая. В науке же подобное также, конечно, объяснимо, но все равно… неловко как-то.

Родился наш академик 17 августа (ст. стиля) 1868 г. в Москве в семье железнодорожного служащего. Профессии обучался в Московском университете на историко-филологическом факультете. Вполне мог считать себя учеником В.О. Ключевского и П.Г. Виноградова. Но поскольку это ученые буржуазные, а Покровский, по собственному его признанию, «ни одного мгновения в жизни» монархистом не был, то такими учителями он, само собой, не гордился.

Университет Покровский закончил в 1891 г. и был оставлен в нем для подготовки к профессорскому званию. С 1896 г. он становится убежденным марксистом, и мгновенно вся история России да и лекции Ключевского стали им восприниматься карикатурой на подлинную историю. Написать именно ее и стало жизненной программой честолюбивого историка.

Уже в начале 900-х годов Покровский с удовольствием читает на Московских педагогических курсах один из первых циклов лекций по истории России с чисто марксистских позиций. Это его жизненная установка. Она теперь неизменна.

Что касается политических убеждений Покровского, то тут четкости не было никакой. В начале XX столетия он вместе с П.Б. Струве в «Союзе освобождения», этом своеобразном коконе будущей кадетской партии. Понятно, что кумиром Покровского тех лет была русская интеллигенция [547]. И его не смущало, что это идет поперек классового учения Маркса. Нет. Все же, по-видимому, смущало. Поэтому он не задержался в стане русского либерализма, более того – стал его злейшим врагом. Иначе, как провокатора и политического жулика, Покровского в среде русских либералов (сиречь – интеллигентов) теперь не воспринимали. Впрочем, он платил им той же монетой – даже здороваться с ними перестал.

Накануне 1905 г. Покровский стал почти большевиком. Он тесно сблизился с И.И. Скворцовым-Степановым и стал сотрудничать в журнале «Правда». А с 9 апреля 1905 г. он уже полновесный большевик, был даже в 1907 г. делегатом V съезда РСДРП(б), на котором его избрали кандидатом в члены ЦК. А ему уже 56 лет. Когда революционный бунт провалился, Покровский бежал из страны. В эмиграции, в основном по памяти, он и сочинил свой популярный пятитомный курс «Русской истории с древнейших времен».

Большевики поначалу держали Покровского за цепного пса, ибо в пору идейных схваток со своими политическими оппонентами лучшего полемиста им было не найти. Меньшевики его звали «прокурором», а Н.И. Бухарин любовно величал Покровского «большевистской язвой». Когда он схватывался с убежденным противником большевизма, то буквально становился говорящим желчным пузырем. Переспорить его было невозможно даже теоретически, ибо он не имел совести.

В 1907 г. Покровский вернулся в Россию и, находясь на нелегальном положении, умудрился устроиться приват-доцентом в Московский университет. Однако с августа 1909 г. он вновь в эмиграции. Живет во Франции. Там он пробыл аж до сентября 1917 г., когда стало ясно, что личные его враги – либералы Временного правительства – скоро прекратят управлять Россией. Покровского даже хотели включить в большевистский список депутатов Учредительного собрания. Но дальновидный Ленин выступил резко против. Он знал, что при всей желчной агрессии, убеждения Покровского слишком ненадежны, он пока еще только полемизировал, а на партийной работе не проверялся. Пусть сначала поработает. А там – посмот-рим [548]. И он поработал. Стал первым советским председателем Моссовета.

Люто ненавидевший Покровского П.Н. Милюков заметил, что сразу после Октябрьского переворота Покровский «становится большим сановником по служебной карьере и строгим блюстителем марксистского правоверия в своей науке» [549]. Такой должности, конечно, не было и все же Покровский стал главным историком стра- ны Советов. А со старой гвардией «буржуазных ученых» просто перестали считаться.

Официальные должности, которые занимал Покровский, нарастали как снежный ком. Он – первый заместитель наркома по просвещению, президент Коммунистической академии, директор Института истории Комакадемии и Института красной профессуры, руководитель Центрархива, председатель Общества историков-марксистов, редактор трех журналов: «Историк-марксист», «Крас-ный архив» и «Борьба классов». Всего Покровский уже в 1918 г. занимал 19 официальных должностей. И все – одновременно. Как видим, не только рядовые труженики стали работать на износ, на износ большевики обрекли само дело, ибо им руководила неизбежная при таких нагрузках халтура.

Это Покровскому большевики обязаны изобретением рабфаков. Причем сделал он это не только для того, чтобы рабочие могли получить образование, прицел был дальний: после рабфаков рабочие беспрепятственно могли поступить в любой университет, закончить его и, само собой, вытеснить оттуда буржуазную профессуру. Это-то и было настоящим политическим вожделением Покровского. Его голубой мечтой.

Если судить по конечному результату, то политическим игроком Покровский был плохим. В сложной подковерной борьбе, которая немедленно наступила после смерти Ленина, он сначала «ставил» на Бухарина, но после его провала в 1928 г. мгновенно полюбил Сталина. Теперь враги Сталина – его враги. Сталин, возможно, был и не умнее Покровского, но то, что хитрее, – факт. Он быстро понял, с кем имеет дело, и уже одним этим фактом вынес приговор «фюреру советской истории».

На самом деле Покровский воевал на стороне Сталина в его открытой схватке с Троцким. Спорил Покровский яростно. Думал – с Троцким. На самом деле, со всей российской историей. «Троцкий обошел его… с тыла», – так писал П.Н. Милюков. Сталину такие сторонники были не нужны. Не смог «развенчать» Троцкого? Развенчаем самого [550].