— Отличное дерево, — заметил Милоу хозяйским тоном.

— Древо жизни… — ответил Йоссариан, шевеля пальцами ног. — А также древо познания добра и зла…

Милоу пристально оглядел своими косящими глазами кору и ветви.

— Нет, — возразил он. — Это каштан. Уж я-то знаю. Я торгую каштанами.

— Ладно, пусть будет каштан.

Несколько секунд они сидели на ветке молча, болтая ногами и вцепившись руками в сук над головой: один — совершенно голый, если не считать сандалий на ногах; другой — наоборот, затянутый в плотную грязно-оливковую шерстяную форму, с туго завязанным галстуком. Милоу краешком глаза наблюдал за Йоссарианом, но из деликатности не решался задать ему вопрос, вертевшийся на языке.

— Я хотел тебя спросить кое о чем, — сказал он конец. — Вот ты сидишь голый… Я не собираюсь вмешиваться, но просто интересно: почему ты не носишь форму?

— Не желаю.

Милоу торопливо кивнул, словно воробей, склевавший зернышко.

— Понимаю, понимаю, — согласился он поспешно, сильно смутившись. — Вполне понимаю. Я слышал, как Эпплби и капитан Блэк говорили, что ты сошел с ума. Мне только хотелось убедиться, что это действительно так. — И опять поколебался, тщательно обдумывая следующий вопрос: — Собираешься ли ты вообще надевать форму?

— Не думаю.

Энергичным кивком Милоу подтвердил, что он все понял. Снова наступило молчание. Оба, мрачно нахмурившись, обдумывали каждый свое. Прилетела какая-то птаха с алой грудкой и села внизу на закачавшийся кустик почистить свои упругие черные крылышки. Йоссариан и Милоу сидели, как в беседке, скрытые ярусами нежной зелени, свисавшей над ними, а также стволами соседних каштанов и голубой канадской елью. Солнце стояло прямо над головой в сапфировой голубизне неба, цепочки низких, редких, пушистых облачков радовали глаз безупречной белизной. Воздух был неподвижен, листва повисла безжизненно. Кружевные тени лежали на Милоу и Йоссариане. Кругом царил мир. Вдруг Милоу, сдавленно вскрикнув, выпрямился и взволнованно протянул руку.

— Посмотри-ка туда! — тревожно воскликнул он. — Посмотри. Там кого-то хоронят. Похоже, что там могила. Йоссариан ответил:

— Хоронят того малыша, что погиб в моем самолете над Авиньоном. Его звали Сноуденом.

— Что с ним случилось? — Милоу перешел на почтительный шепот.

— Убит.

— Это ужасно. — В больших карих глазах Милоу блеснули слезы. — Бедный! Это действительно ужасно. — Он крепко прикусил свои дрожащие губы, и, когда снова заговорил, голос его зазвенел от избытка чувств.

— Но будет еще хуже, если столовые не согласятся покупать мой хлопок. Йоссариан, что с ними творится? Разве они не знают, что они наряду со всеми имеют свой пай?

— У покойника из моей палатки тоже свой пай? — спросил Йоссариан язвительно.

— Конечно, — охотно заверил его Милоу. — У каждого в эскадрилье свой пай.

— Он был убит прежде, чем его зачислили в эскадрилью.

Милоу отвернулся с гримасой невыразимого огорчения.

— Прошу тебя, прекрати попрекать меня этим покойником из твоей палатки, — сказал он капризным тоном. — Я уже говорил, что нисколько не повинен в его гибели. Моя ошибка в том, что я просчитался, закупив весь урожай египетского хлопка, и навлек на всех вас беду. Разве я мог предвидеть, что возникнет такой завал хлопка? — Я даже не знал, что в момент покупки на рынке наблюдался избыток хлопка. Случай завоевать рынок подворачивается не так уж часто. И я постарался не упустить этот редкий шанс.

Милоу едва не застонал, когда увидел, как шестеро военных вытащили из санитарной машины простой сосновый гроб и осторожно поставили на землю рядом с зияющим провалом свежевырытой могилы.

— И теперь я не могу сбыть ни клочка, чтобы выручить хоть пару центов, — причитал Милоу с траурным видом.

Йоссариана не трогали ни напыщенный и загадочный церемониал похорон, ни переживаемая Милоу горечь тяжелой утраты. Голос капеллана доносился до него издалека плохо различимым, еле слышным бормотаньем. Йоссариан узнал долговязую, возвышавшуюся над толпой фигуру майора Майора, и ему показалось, что он узнал майора Дэнби, вытиравшего лоб носовым платком. Позади трех офицеров выстроились подковой рядовые, неподвижные, как чурбаны. Четверо могильщиков в полосатых робах, скучая, опирались на лопаты, воткнутые в страшную, нелепую кучу медно-красной земли Йоссариан увидел, как капеллан воздел очи в сторону Йоссариана, горестным жестом дотронулся до глаз пальцами, снова посмотрел в сторону Йоссариана, на этот раз пристально, и опустил голову. Йоссариан расценил это как конец погребальной церемонии. И действительно, четверо в робах подняли гроб на ремнях и опустили в могилу. Милоу резко вздрогнул.

— Я не могу смотреть на это! — вскричал он с душевной болью и отвернулся. — Я не могу сидеть здесь и смотреть на все это, в то время как столовые позволяют разоряться моему синдикату! — Он заскрипел зубами и затряс головой от невыразимой скорби и обиды. — Будь я на их месте, я развел бы костер и сжег нижнее белье и летнюю форму, лишь бы увеличить спрос на хлопок. Но они не хотят делать ничего. Йоссариан, попытайся проглотить остаток шоколадно-хлопкового пирожного — ради меня. Может быть, оно все-таки тебе понравится…

Йоссариан оттолкнул его руку:

— Отстань, Милоу. Хлопок не едят.

Милоу хитро сощурился.

— Это ведь не просто хлопок, — уговаривал он Йоссариана. — Это хлопковые пирожные, восхитительные хлопковые пирожные. Попробуй и увидишь.

— Восхитительные? Ну уж не ври.

— Я никогда не лгу, — возразил Милоу с горделивым достоинством.

— А сейчас врешь.

— Я лгу только в случае необходимости, — объяснил Милоу, на мгновенье опустив глаза, но тут же победоносно вскинул ресницы. — Эти штуки лучше, чем обыкновенные пирожные, ей-богу, лучше. Они же начинены настоящим хлопком. Йоссариан, ты должен заставить всех есть эти пирожные. Не забывай, что египетский хлопок — лучший в мире.

— Но он несъедобен! — воскликнул Йоссариан. — У меня от него будут колики в желудке, понимаешь? Почему ты не испробуешь его на себе, если мне не веришь?

— Я пытался, — признался Милоу мрачно. — У меня от него несварение желудка.

Трава на кладбище отливала желтизной сухого сена и зеленью вареной капусты. Молча, неторопливо люди шли к машинам, поджидавшим их на обочине пыльной, ухабистой дороги. Горестно склонив голову, капеллан, майор Майор и майор Дэнби двигались на почтительном расстоянии друг от друга к своим джипам, стоявшим отдельной группкой.

— Все кончено, — сказал Йоссариан.

— Конец, — уныло согласился Милоу. — Никакой надежды… И все потому, что я дал им возможность решать самим. Ну что ж, это послужит мне хорошим уроком. Я уж заставлю их слушаться, если в следующий раз решусь на что-нибудь подобное.

— А почему бы тебе не продать хлопок правительству? — небрежно предложил Йоссариан, глядя, как четверо солдат в полосатых робах швыряют в могилу лопатами медно-красную землю.

Милоу сразу же забраковал эту идею.

— Это дело принципа, — убежденно заявил он. — Суть правительственного бизнеса — не лезть в частный бизнес, и я был бы последним негодяем, попытайся я впутать правительство в свой бизнес. Но основной бизнес правительства — забота о частном бизнесе, — тут же припомнил он и продолжал с подъемом: — Это сказал Кальвин Кулидж. А Кальвин Кулидж был президентом, так что, должно быть, это верно. И если правительство несет ответственность за процветание частного бизнеса, оно обязано скупить мой хлопок, раз никто другой не желает его покупать. Должен же я получить прибыль, а? — Но неожиданно лицо Милоу омрачилось, он снова стал серьезным и озабоченным. — Да, но как я добьюсь этого от правительства?

— Дай взятку, — сказал Йоссариан.

— Взятку? — Милоу рассвирепел и, покачнувшись, опять чуть было не свалился с сука и не свернул себе шею.

— Стыдись? — сурово отчитывал он Йоссариана. Казалось, огонь праведного негодования вырывался из его раздувавшихся ноздрей и из гневно скривившегося рта. — Взятка — дело противозаконное, и ты об этом прекрасно знаешь. Хотя… Хм… Ведь получить прибыль — это не противозаконно, а? Нет, конечно, нет? Следовательно, я не сделаю ничего противозаконного, если дам взятку с целью получения основательной прибыли. — И с несчастным, жалобным лицом он снова углубился в размышления. — Но откуда я знаю, кому надо дать взятку?