Мужчина двинулся к избе.

Тихо, попытка заглянуть в окна ни к чему не привела — высоко расположены. Куда же Перемыст исчез?

Николай толкнул дверь, выставив ствол автомата. Опять тихо и никого нет.

Шагнул сторожась через сенки, стараясь не задеть инвентарь, ведра, в другую дверь заглянул и чуть не выругался: за столом сидел Антон и дородный, бородатый мужчина. Последний чинно и не торопясь ел картошку и запивал молоком, а первый, словно парализованный кролик на удава, сидел и смотрел на него.

Странная картинка.

Николай перестал таиться и вышел. Замер у порога:

— Здоров будь, отец.

Мужчина уставился на него, не переставая жевать. Окинул хмурым взглядом и, бросив неласково:

— Здоровей видали… родственничек, — вновь сунул картофелину в рот и уткнулся взглядом в миску.

У Санина в животе заурчало, как и Перемыста.

Антон на лейтенанта уставился: видишь, гад, как измывается?

С голодухи смотреть на рассыпчатый картофель, сдобренный маслом, было больно. Еще тяжелее смотреть, как хозяин его ест, сглатывать слюну, и понимать, что гостей здесь привечать не собираются. Все это злило.

— Морда ты кулацкая, — поддел мужика Антон со вздохом. Санин лишь глянул на своего бойца, но осуждать ни его, ни хозяина заимки не спешил, хотя очень хотелось.

— Немцы были, отец?

Мужик глянул, как в лес послал и за молоко принялся.

— Ответить трудно?

— Да гад, говорю! Морда буржуинская, — то ли возмутился, то ли восхитился Перемыст.

Санину надоела немая сцена и он постановил:

— Мы у тебя на ночь остановимся. Девять человек.

Мужик стакан с молоком отодвинул, чинно руки на столе сложил, уставившись на потрепанного командира исподлобья:

— А ежели не пущу?

— Девушка с нами, ребенок совсем. Ранена. Ее тоже не пустишь?

— С вами? Ну, так вам и забота.

— Во, гад, — опять тихо возмутился Антон. Санин глянул на него и кивнул:

— Наших зови.

И прошел к столу, сел напротив хозяина, на освободившееся место:

— Что ж так неласково? Из бывших, что ли?

— А тебе, что за печаль?

Николай взгляд отвел — не нравился ему мужик все больше и больше, и назло ему картофелину взял из миски, хотел съесть да передумал — Лене нужней. Подумал и решил: раз к ним не по-человечьи, так он уговаривать и призывать к совести не станет:

— Мы голодные. На стол собери.

— Мож те еще коня дать?

— Сам возьму, если надо будет.

— Комиссар, да?

— Командир. Лейтенант Красной армии, и на мне ответственность за вверенный состав.

— Ну, иде твоя армия, красный?

Николай понял, что говорить с ним бесполезно. Встал, обошел избу — небольшая, но просторная, чистая, места всем хватит. Вернулся и заявил:

— Ночь у тебя скоротаем. И ужин все же приготовь — не обеднеешь.

Мужик вовсе насупился:

— Командир ишь ты ж, — прошипел. — Ну, че ж с ружьишком-то не покомандовать.

В избу бойцы ввалились, Лену на лавку усадили и затоптались, чуя по мрачному лицу хозяина и не менее хмурому лейтенанта, что неладно дело.

Мужик оглядел воинство, хмыкнул уничижительно и грузно поднялся. Достал из-за печи небольшой мешок с картошкой и вручил первому стоящему у порога — Густолапову:

— Сами обиходитесь.

И растолкав мужчин, вышел во двор.

— Дрозд, посты расставь, — проводив недобрым взглядом ворчуна, сказал Николай.

— Уже, — буркнул тот, оглядываясь. — Сидельников и Летунов.

— Не рады нам, а? — спросил Голушко, а у самого взгляд в миску с остатками картофеля. Фенечкин вовсе ждать не стал, взял и товарищам протянул, тяпнув кусочек.

Санин Лене, что забран нагло, отдал и приказал:

— Ужин соображайте. И располагайтесь, хватит топтаться у порога.

Лена картофелину жевала и на свои руки поглядывала: грязные. Когда она с такими руками была, тем более вздумала пищу ими брать? А тут все равно.

Леня полотенце нашел чистое и давай оглядываться:

— Спирт-то есть? Мужики? Брагу бы!

— Сдурел паря? — проворчал Васечкин.

— А что? Замахнуть бы хоть по соточке, — размечтался Антон и закружил по хате. В сенки сходил и ведь нашел бутыль с мутной жидкостью. На стол водрузил, откупорив, вдохнул и зажмурился:

— Это я понимаю! Живем!

— Отставить!

Фенечкин молча из под его носа бутыль увел.

— Ты это чего?! — возмутился было Перемыст.

— Раненым! — отрезал тот, лишая мужчину и аргументов и мечты.

— Вот так всегда, — буркнул Антон разочарованно.

Лену и Васечкина перевязали, и измученная девушка заснула.

Бойцы уже растопили печь и варили ужин. Николай с Сашей вышли на крыльцо, сменить караульных.

Санину все не нравилось, настораживало, особенно отсутствия хозяина. Понятно, обиделся на незваных гостей, но куда смылся?

Дроздов тоже был настороже, щурился оглядываясь:

— Думаю, не стоит нам здесь надолго задерживаться, — заметил, мысли друга подтверждая.

— Передохнем, поедим и уйдем, — согласился тот.

— Куда? — после паузы спросил мужчина, пристально глянув на товарища. — Партизанить по приказу Банги? Извини, старичок, дело, конечно нужное, важное. Только сколько заваруха эта продлиться? Месяц, два? И баста. А что потом? А потом нам с тобой влепят за дезертирство и, думаешь, полковник заступится, скажет, что приказал организовать диверсионный отряд на месте? Сомневаюсь. Ну, допустим, каких чудес на свете не бывает. Но где гарантия, что он добрался, что вообще жив? Нет, гарантий. Значит, и подтверждения отданному приказу нет. И вляпают нам за самодеятельность, мама не горюй.

— Что предлагаешь?

— К своим, Коля, через кордоны, заслоны. Прорываясь.

— И положив всех. А там нас встретят.

Они переглянулись: с чем и как их в оборот возьмут, обоим ясно было. Иллюзий давно не питали. Чистка в войсках из года в год шла и можно было бы понять ее — враги кругом на молодое государство ополчились. Только вот не верилось, потому что знали некоторых из тех, кого на «воронках» увозили. Да что далеко ходить — мать Николая. Какой враг? По навету соседки взяли, не разбирая. И это в мирное время, а сейчас?

Саня присел на корточки. Травинку сорвал в зубы сунул, покручивая, сморщился, на коней в загоне глядя:

— Мы с тобой к Забайкальскому округу прикомандированы. Чем ты объяснишь, что в глубоком тылу врага оказался, за многие тысячи километров от места назначения? Отпуск? А где твои отпускные предписания? Где бумажки, Коля? В поезде сгорели? Представь, вываливаются к тебе девять лебедей с двумя командирами и девчонкой и начинают плести сказку о том, как ехали они отдыхать в Брест к другу. Не в деревню, прикинь, на заставу. По дороге состав разбомбили и рванули гарные хлопцы по шпалам, лесам и полям в обратном направлении. Семь дней шли, а все равно никуда не пришли. А тут явились, черт его знает через сколько. Так, где ж бродили? Чего? Не спешили — вывод сделают.

— Ты меня за что агитируешь? — тихо спросил Николай.

— А ни к чему, — после паузы бросил, травинку выплюнул. — Дела у нас паршивые. К своим пойдем, по загривку получим. Однозначно. Не пойдем, тоже получим.

— Выход?

— Знал бы, разговор не затевал.

Оба задумались. У Николая план созрел:

— Хозяина попытаем, где находимся, где немцы, где наши. Может, знает. Молчун он и неприветлив до желания в зубы дать, но другого информатора у нас нет. Потом Лену здесь оставляем и двигаем к своим. Про Бангу ты правильно сказал, я уже думал о том. Скажи — никто нам не поверит, и самодеятельность припишут и дезертирство. Не докажем, что его приказ был.

— Вон хозяин, — встал Дрозд, узрев мужчину с охапкой сена, направляющегося к лошадям. И пихнул друга подгоняя:

— Пошли, выясним.

Широкую бесхитростную улыбку изобразил, подходя. Спросил мужчину весело:

— Отец, помочь?

Тот зыркнул и слова не сказал, накидал сена в загон.

"Понял?" — взглядом констатировал Николай друг. Тот подмигнул: подожди, обломаем бирюка.