привычен к грубой пище, постам и диетам, к столь роскошным апартаментам, —
обвел рукой серые стены узилища.
— Скажите прямо: хотите знать, когда вас выпустят.
— Хочу, как ни странно. Именно выпустят, как джина из бутылки. Лесс тоже замечу.
Убила? Поделом. Выдайте ей медаль и отпустите. Я приму участие в дальнейшей
жизни девушки.
— Влюблены?
— Я не в том возрасте, полковник. К тому же реалист. Греза ее полета мне не по
зубам. Да, и не по средствам. Но из чувства справедливости, обязан ей помочь.
Долг у меня перед Алисой.
Все любопытней и любопытнее — подумал полковник, допивая вино.
— Боюсь даже спрашивать. Опять решите, что допрашиваю.
— Отчего же? — Бэф сел и поставил вино. — Я охотно расскажу. Надеюсь, моя
откровенность поможет Алисе. Но учтите, полковник, вы услышите чистую правду, и
она будет шокирующе неприятна для вас.
— Переживу, — заверил тот.
— Ничего, что я знаю, что Алиса агент СВОН?
— Ничего. Она в любом случае — бывший агент. Она что-нибудь рассказывала вам о
своей службе?
— Она неразговорчива. Кое-что я сопоставил и сделал вывод, что-то знаю не
понаслышке, но и крупицы не узнал от девушки. У вас неплохие люди, полковник. В
частности, Лиса сделала бы честь любому агентству.
— Согласен. Но ее карьера в прошлом, а будущее, честно скажу — туманно. Мне
будет жаль, если девушка понесет незаслуженное наказание. При всей бесспорности
факта убийства, я склонен думать, что в этой истории что-то нечисто. Алиса не
тот человек, чтоб поддаваться эмоциям, убивать демонстративно, и при этом
подставлять себя. Она прекрасно ориентируется, правильно оценивает свои силы и
возможности, как и противника. Она не могла не понимать, что ее могли застрелить,
и тем не менее, проигнорировала опасность. Не сбежала после, хотя могла легко
уйти, учитывая ее профессиональную подготовку…. Как видите, я откровенен с
вами. Примите это во внимание, Бэфросиаст, и ответьте тем же. Это важно не мне,
Алисе. На кону ее жизнь.
— Ее могут расстрелять? — изобразил тревогу Варн.
— Да.
— Но за что? За то, что она воздала по заслугам мерзейшему человечку, не
дожидаясь ни суда людского, ни милости Божьей?
— Она дезертир…
— Я же объяснил.
— Нет, вы констатировали без пояснений. Этого мало, граф, сказать можно, что
угодно. Мнение человека субъективно. Мы не вправе судить с данной точки зрения.
И потом, есть закон, Устав. Она нарушила его. Плюс убила офицера. Вот факты.
Остальное слова. То ли сказка, то ли быль.
— Хорошо, я расскажу вам все что знаю, но факты вы будете искать сами. Как
понимаете, я не занимался данным вопросом с бюрократической точки зрения.
Спрашивайте… Да, вам нужна запись нашей беседы? Желаете кого-нибудь пригласить
в свидетели?
— Нет, стенограмма мне без надобности, если конечно через час вы не откажетесь
от своих слов.
— Не откажусь. И не покину город, пока дело с Алисой не решится. Обязательно
подниму департамент мирового сообщества по охране прав человека.
Полковник вздохнул: вот только этого ему и не хватало!
— Если, конечно, понадобится, — добавил граф.
— Надеюсь — нет. Вы в состоянии прояснить ситуацию без вмешательства извне.
Столько волокиты будет, что вы сами, граф, не обрадуетесь. Дело затянется на
годы. Лисе это вряд ли поможет. Она служащий, офицер и принадлежит юрисдикции
особого отдела служебных расследований. Никого и близко не подпустят к ее делу,
а шумиха, что поднимется благодаря мировым правоведам, не нужна ни вам, ни нам,
ни Лисе. Даже повредит. Кто сдаст свою агентуру? Вот то-то и оно. Теперь
понимаете, что лишь навредите, а не поможете.
— Но справедливость должна восторжествовать! — с патетикой воскликнул
Бэфросиаст, мысленно усмехаясь.
— Вот и давайте ее восстанавливать. Но в узком кругу, тихо, по-семейному. Я не
враг вам и тем более Лисе. Так же, как и вы, хочу справедливости, но так, чтоб
ее на всех хватило. И никого не покалечило. Согласны?
— Я же сказал — спрашивайте.
— Сначала расскажите, как вы познакомились с агентом Лиса, откуда знаете
Гнездевского? Возникнут вопросы по ходу, я спрошу.
— Хорошо. Мне придется быть откровенным, стесняться нечего: в монахи я не
записывался и обет верности никому не давал… Я был любовником Агнешки
Гнездевской. Пояснить, кто такая?
Полковник, крякнув от неожиданности, отрицательно качнул головой. Заявление
графа многое объясняло, причем с материальной, а не мистической точки зрения,
как пытался это представить Игнат. Многое стало ясно от одной фразы: и
исчезновение Агнешки, жены капитана, которую он объявил убитой, и о его желании
найти Бэфросиаста, графа Рицу, установление слежки за ним, постоянные просьбы о
ликвидации графа под эгидой борьбы с вампиризмом. Черт! Ну, Игнат!
— Насколько я знаю, Агнешка умерла, была даже версия, что убита.
— Спорю, эту версию преподнес вам капитан Гнездевский?
— Хм… Она исчезла без следа.
— Агнешка жива и здорова. Не далее, как год назад, блистала на Венецианском
карнавале. Можете проверить. Ее красота неповторима. Трудно с кем-то спутать или
не заметить столь изумительную, уникальную женщину.
— Значит, вы?
— Если вы видели ее, полковник, то без труда поймете меня. Устоять против чар
этой женщины невозможно. Я не жалею. До сих пор питаю теплые чувства к ней и
нежную память о тех днях. Гнездевский избил ее в ту ночь. Он вообще был
непростительно груб по отношению к жене. Она прибежала ко мне и, естественно, я
не смог не принять участия в судьбе Агнешки. Обязан был помочь. Мы отправились в
Вену, потом — Париж, Верона. Где она сейчас, я не знаю. Мы расстались что-то
около четырех лет назад.
— Если вы говорите правду, Агнешку Гнездевскую будет нетрудно обнаружить. Меня
интересует один факт, граф, и не дает покоя. Год назад, когда вы остановились в
Плазе, из вашего номера изъяли носовой платок со следами крови и установили, что
… вы родились в конце семнадцатого века.
— Вот как? — рассмеялся Рицу. — Кто изъял, разрешите спросить? Агенты
Гнездевского? Можно было не утруждаться, взять биопсию мумии и приписать мне
любой возраст, а также парочку отклонений от нормы в любом направлении. Кстати,
не помню, чтоб у меня шла кровь из носа даже в детстве.
— Вы могли порезаться…
