предметы, разложенные на нем с другого конца. Рука потянулась за острой палкой.
Что за ерунда? — подумала она, рассматривая серебряный наконечник и осиновое
древко. В том, что осиновое — она не сомневалась. Вряд ли клен или тополь будут
обжигать, исписывать рунической вязью, окантовывать серебром. А в довесок
выдавать чеснок, характерные серебряные пули.
Женщина, настороженно щурясь осмотрела предметы и уставилась на спящего сына: та-ак…
Не иначе вляпалось чадо по саму белу шейку. Добегался сынок по ночам за
когтистыми вертихвостками, досиделся в Визионе.
Инга еще раз внимательно осмотрела разложенные предметы, просчитала возможные
варианты их приобретения и назначения, разложив по пунктам, пришедшие в голову
выводы:
1 — Сынок решил вспомнить детство и записаться в кружок антивампиров. Состоялся
слет, теперь предстоит поход против нечести… Бред!
2 — Мальчик действует самостоятельно. После ночных бдений у открытого окна у
него развилась особо редкая фобия, что переросла в манию преследования вампирами…
Бред в квадрате!
3 — Решил привлечь свою любимую таким неординарным способом, представившись
тайным агентом по выявлению и ликвидации вампиров… Бред в кубе!
Так и что в итоге сие значит?! — начала раздражаться Инга. Взгляд упал на пустую
склянку с крестами по бокам, длинную царапину на столешнице, ушел в сторону
открытого окна, из которого несло промозглым осенним холодом. Не мерзнет, сынок?
И вдруг все поняла. Вывод напросился сам, после того, как Инга сложила все
нюансы происшествий последних недель — та девица! Память тут же вытащила файл с
ее образом, кадры их встречи: слишком большие черные зрачки, завораживающий
голос, плавная, словно летящая походка, слишком длинные даже для завзятой
модницы ногти без маникюра! А потом она исчезла. Просто исчезла, словно улетела!
Ах, ты! Вампирша! Конечно! Только так можно объяснить патологическую
привязанность сына к девице, его слезы, метания, ожидания у открытого окна, а не
в сквере под часами! И то, что бледен, худ, ничего не есть и спит днем!
Инга прикрыла рот ладошкой — была бы она обычным обывателем, не смогла бы
принять данную версию, рассмотреть ее, а значит, потеряла бы сына, так и не
поняв, из-за чего, как это произошло. Не смогла бы спасти.
Ах, сынок, как же тебя угораздило?
Женщина, ступая на цыпочках, чтоб не разбудить юношу, спустилась вниз и набрала
номер брата:
— Игнат? Это Инга. Мне срочно нужна вакцина и помощь!
Лесс покинула замок, но в город не полетела, опустилась на каменный уступ с краю
ущелья и уставилась невидящими глазами перед собой. В ушах еще звенел смех Нэш.
Память, словно издеваясь, раскрашивала ее образ в сияющие одежды превосходства,
лишая малейшего шанса найти изъян. Мужественный Бэф и хрупкая красавица Нэш.
Нежность объятий, лучащиеся искренней радостью взгляды.
Они пара — с тоской подумала Лесс, чувствуя себя гадким утенком. Но утонуть в
дебрях самоуничижения ей не дали. Вездесущий Урва с гиканьем спланировал вниз,
хлопнулся рядом с подопечной.
- `Грусть-тоска меня снедает… — хихикнул, толкнув плечом Варн. Лесс грустно
посмотрела на него — играть не было желания.
— Ревнуешь? — посерьезнел тот, слегка удивившись неожиданной реакции Лесс. Вот
если б она зарычала в ответ, попыталась укусить или исцарапать, как обычно…
Варн вздохнула и отвернулась.
— Хм! — поджал губы Урва, задумался, сложив руки на коленях. Выдал. — Нэш
семь лет.
Лесс лишь пожала плечами: какое значение имеет возраст очаровательной Варн,
красивей, женственней и уверенней в себе которой она не встречала.
— Она непоседа. Неделя, две и опять улетит. Нравиться ей гостить в других
кланах, в других городах, а здесь Нэш тесно, — опять протянул хитрец. — Слышал
от Дейнгрина, в клане Гоуст ей приглянулся один Варн. Может, за благословлением
Бэфросиаста она и вернулась?
— Хочешь сказать, что Варн может покинуть клан, если пожелает?
— Свобода выбора, детка, дана каждому существу, и мы не исключение. Другое дело,
что вожак отвечает за нас, как мать за детей. Поэтому мы в ответ должны спросить
его. Согласись, подобная мелочь весьма разумна. Он опытен, мгновенно просчитает
варианты, а там, возможно — отпустит, возможно — нет. Но в этом случае — точно
отпустит. Возлюбленный Нэш кузен Гоуст, Варн сильный, хитрый. Видел я его —
хорошенький, но не приторный. Умен, начитан, и такой же непоседа, как и Нэш. Ей
будет хорошо с ним.
— Если Бэф отпустит.
— Отпустит, — рассмеялся Урва. — Глупышка ты. Неужели не поняла еще — нет
тебе равных в сердце вожака. Остальное от тебя зависит, дурочка! Чем нос свесив
сидеть, полетели веселиться!
Лесс несмело улыбнулась: слова наставника сладким дурманом проникли в душу и
успокоили Варн.
— Полетели! — встрепенулась она.
— Догоняй! — рассмеялся Урва, взмывая в ночную темноту неба. Лесс, оставив
печаль, помчалась за ним.
Как только Лесс покинула залу, улыбка спала с лица вожака. Он сел спиной к
веселившимся и уставился в проем камина. Буквально через минуту его уединение
было нарушено. Нэш опустилась на подлокотник кресла и пытливо уставилась в глаза
вожака:
— Ты очень изменился, — протянула задумчиво.
— Находишь?
— Да, — Варн села ему на колени и прижалась к груди. — Меня не было всего
лишь четыре месяца, а сколько перемен произошло. Помнишь, я год провела в
Венеции. Вернулась и через час уже чувствовала себя так, словно и не отлучалась
из клана.
Бэф улыбнулся, зарылся пальцами в золоте волос сестры:
— Там ты и познакомилась с Лабьер.
— Ты все знаешь. Наверняка уже в курсе, зачем я пожаловала в клан.
— Лабьер очаровал тебя, и ты готова поменять место жительства.
— Сердишься? — заглянула ему в глаза.
— Нет. Он добрый Варн и смелый воин. Сам не обидит тебя и другим в обиду не
даст… Скажи, ты счастлива?
— Я не чувствую себя одинокой. Мне тепло с ним, Бэф, и покойно. С ним я
чувствую себя живой, живущей. Да, я счастлива, почти так же счастлива, как в ту
ночь, когда ты сделал меня своей сестрой. Не хмурь брови. Сколько бы лет ни
прошло, сколько бы веков, я буду благодарна тебе за ту ночь, за тот год, в
котором ты оберегал меня, грел и учил свободе. Мне трудно давалась эта наука.
Намучился ты со мной, — улыбнулась Нэш. Легла ему на грудь, заглядывая в глаза.
— Ты и Лабьер — мое пристанище, моя семья. Но оставим меня — все ясно, все
