холодный взгляд в поникшую, расстроенную Алису. — Хватит мне психику своими
слезливыми сантиментами расшатывать! Еще раз замечу подобные колебания — спишу!
Пойдешь древнюю профессию осваивать, в ведомство Словина, полковой шлюшкой.
Подобрала слюни и пошла работать! Все, разбор полетов закончен! Надеюсь, мне
больше не придется повторяться? Кричать, чтоб лучше дошло?
— Нет, — качнула головой Алиса, вставая с постели, и в упор посмотрев в глаза
Гнездевского, спокойно предупредила. — Еще раз повысишь на меня голос и
посмеешь пугать, как какую-то малолетку, я тебя убью. Без сантиментов.
Игнат внимательно посмотрел на нее и скривился, изобразив смущение. Может,
конечно, оно было искренним, но после услышанного Алиса уже не могла верить
капитану. Уяснила два пункта: она пешка, которую будут двигать, как вздумается,
и Игнат слова не скажет в защиту своей игрушки. Вывод прост и тривиален до
противности — она одна. Последняя иллюзия помахала ей белым платочком —
Гнездевский ей не друг и не любимый — всего лишь суррогат детской мечты и страха
перед реальностью. Еще один миф, придуманный ею самой и ею же развенчанный. Не к
кому прислониться, не на кого надеяться, не к кому плыть, не к чему стремиться.
Впрочем, у нее есть мама. Ради нее она выплывет, поможет не себе, так ей. Лучше
гордиться своей дочерью — защитницей Родины, отважной агенткой СВОН, стоящей на
страже интересов любимого Отечества, чем скорбеть о том, что родила убийцу.
Нет, никогда мама не узнает, чем на самом деле занималась ее дочь-патриотка. И
гордится ею, молится за нее, благословляет, а не плюется в спину и не плачет от
горя.
— Я выполню приказ. Вопросов больше не будет, — произнесла безжизненным
голосом.
— Ну, вот и хорошо, славно… Ты извини, я вспылил, но я ведь о тебе беспокоюсь,
о твоей родне. Чтоб всем хорошо было, понимаешь, Алисия? Ты пойми, обратной
дороги нет, теперь только вперед, а там солнце, радуга, птички, травка, а шаг в
сторону и мрак. Обоим венок на могилку и прощальный салют. Ты в особо секретном
отделе. С этого поезда не спрыгнуть. Если только под колеса.
— Я поняла. Давай комп, буду работать.
— Справишься?
— Обижаешь.
Игнат обнял девушку, зашептал с искренним сопереживанием:
— Трудно первый раз, потом проще. Главное, сразу понять, что это не только
неизбежно, но и необходимо, и не для тебя, понимаешь? Для твоих братьев, для
твоей матери, для многих, многих, кого мы обязаны защищать. Если ты поймешь это,
примешь как единственно непреложную истину, сомнений больше не будет. Служба
Родине — твой долг, а теперь и призвание. Увы, нельзя достигнуть чистых целей с
чистыми руками.
— Перестань меня уговаривать, это излишне, и патетика не к месту. Я же сказала
— все поняла. Не мучайся — задание будет исполнено.
Сталеску отодвинулась от мужчины, взяла компьютер и принялась изучать нюансы
дела. Через час она знала свою новую автобиографию, как родную, а еще через час
поняла, как устранит объект.
На следующий день в 14.00 она вошла в контрольный тоннель вокзала. Две минуты на
эскалаторе и двери таможни распахнулись перед ней.
— Сюда, пожалуйста, — указал охранник на ленту, ведущую через изовизор. Ее
просветили от молекул строения плащевки до костного мозга скелета. То же самое с
багажом.
Контроль над рейсами и всей таможенной службой любых пунктов передвижения давно
осуществлял СВОН. Он же обеспечивал безопасность пассажиров. В каждом вагоне, в
каждом салоне стояли чувствительные аппараты по контролю за климатом,
воздухоочистительной системой и отношениями меж пассажирами. Ни пожары, ни
выхлопы ядовитых газов, ни какие-либо трения меж путешественниками были
невозможны, пресекались в зачатке, если не аппаратурой, то вызванным ею же
сотрудником охраны. Любые подозрительные вещи, опасные для жизни вещества и
запрещенные законом предметы изымались на таможне. Включая аптечки — на каждом
маршруте работала бригада медиков с полным оснащением. Любой медикаментозный
препарат, что выдавался бесплатно и незамедлительно, стоило только нажать кнопку
на панели в купе. Поэтому Лиса сразу отмела варианты с отравлением, как
снотворным, так и ядом. Все колюще-режущие предметы также были оставлены в
номере — с ними бы она не дошла до поезда. Да, и зачем привлекать внимание
таможенников древним оружием, если есть такое чудесное средство, как накладные
ногти?
Она прошла досмотр и не спеша двинулась на смотровую площадку стоянки, лениво
переставляя длинные ноги в обтягивающих сапожках, покрутилась у автоматов
распродаж, пофлиртовала с разносчиком прохладительных напитков, а заодно
попыталась засечь объект. И обнаружила излишне-пристальное внимание к себе
постовых. По сему двинулась к вагону, чуть покачивая бедрами, все той же лениво-грациозной
походкой: Пусть полюбуются охранники фигуркой скучающей стервы элитных кровей.
Багаж уже прошел по ленте изовизора до поезда и был доставлен в купе.
— Ваше место А, — одарил заискивающей улыбкой проводник, открывая перед ней
двери и впуская внутрь. — Если что-то понадобится, нажмите кнопку,
соответствующую номеру вашего места. Приятного путешествия.
Полсуток она провела в лихом веселье, отдавшись ему назло себе, своим мыслям,
Игнату и тому, что предстоит совершить. Еще полсуток отсыпалась, чутко
прислушиваясь к звукам и движениям в коридоре, поглядывая периодически сквозь
полуопущенные ресницы в приоткрытую дверь купе. За четыре часа до прибытия она,
наконец, увидела объект. Женщина стояла у окна, наслаждалась красотами океана,
что виделся сквозь прозрачный пластик.
Алиса встала, и, покачиваясь, вышла в коридор, прошла мимо женщины, нечаянно
задев в амплитуде телесных колебаний шаткой походки, и направилась в ресторан,
за дополнительной порцией крепленого вина. Ни один смотровой дисплей системы
слежения не заметил, как она пробежалась отточенными ногтями по жизненно важным
точкам на позвоночнике объекта. Да, и сама женщина почувствовала лишь неприятный
озноб, прошедший по спине вверх, покосилась на полупьяную пассажирку и тут же
забыла о ней, продолжив любоваться красотами бескрайних вод, сливающихся с небом.
Две секунды, не больше ушло на выполнение задания. Десять — пятнадцать минут
после блокировки точек, и женщина упадет замертво. Никто, никогда не узнает, не
догадается об истинной причине ее смерти.
Сталеску залпом отправила в рот вино, потерла лоб, отгоняя паршивые мысли о себе,
любимой, и жертве ее профессионализма, заказала обед и принялась не спеша
поглощать то ли пищу, то ли горечь развенчанных жизнью иллюзий.
Через двадцать минут она вошла в свой вагон и заняла место в толпе любопытных и
сочувствующих, что окружила тело молодой женщины, лежащей на половой дорожке
коридора. В ее открытые, чуть удивленные глаза заглядывала девочка лет
