— Может быть я скажу ересь, — ответил Спенсер, — но я лечу на побережье совершить сделку, и это для меня самое главное.

Его сосед заинтересовался.

— Чем торгуете?

— Грузовики. Оптовая торговля грузовиками.

— Грузовики? Я считал, что ими торгуют диллеры.

— Так и есть. Меня подключают, когда сделка заключается на партию от тридцати до ста грузовиков. Местные торговцы меня не жалуют, они не любят людей из центральной конторы. Торговля имеет свои маленькие проблемы. Вот так то!

Спенсер достал сигареты, но остановился.

— Наверное, курить нельзя? Мы еще не взлетели?

— Если и летим, то очень низко и очень медленно.

— Ну и ладно! — Спенсер вытянулся в кресле. — Как я устал! Это был один из тех дней, когда лезешь на стену. Понимаете, о чем я говорю?

— Мне кажется, да.

— Сначала этот парень решил, что грузовики моего конкурента лучше. Потом, когда он все-таки согласился на мои машины и я решил, что смогу оформить заказ к ужину и к завтрашнему вечеру вернуться домой, я получаю телеграмму о том, что я должен быть в Ванкувере к завтрашнему ланчу. Там срывается большой контракт. Поэтому должен появиться волшебник и спасти положение. — Спенсер вздохнул, потом выпрямился в кресле и спросил с притворной серьезностью:

— Эй, послушайте. Если вам нужно сегодня сорок или пятьдесят грузовиков, я могу вам сделать приличную скидку. Чувствуете, как шумит ваш автопарк?

Сосед рассмеялся.

— Спасибо, не надо. Боюсь, мне негде их применить. Это не моя область.

— А чем вы занимаетесь? — поинтересовался Спенсер.

— Медицина.

— А-а-а, вы доктор?

— Да, доктор. И боюсь, что не смогу быть вам полезен в продаже грузовиков. Я не могу купить даже один, не говоря уже о сорока. Футбол — единственная страсть, которую я могу себе позволить и поэтому я путешествую везде, если только могу выкроить время. И вот я лечу ночью.

Откинувшись на спинку кресла, Спенсер сказал:

— Рад, что вы рядом, доктор. Если не смогу уснуть, вы пропишите мне снотворное.

Пока он говорил, моторы взревели на полную мощность, и весь самолет завибрировал, удерживаемый на месте тормозами.

Доктор наклонился к Спенсеру и прокричал ему в самое ухо:

— Снотворное в таком шуме не поможет! Я никогда не мог понять, почему они так ревут перед тем, как тронуться.

Спенсер кивнул; потом, когда через несколько секунд шум утих настолько, что он мог слышать себя без больших усилий, он ответил:

— Это всегда делается перед разбегом и взлетом. Каждый двигатель имеет два магнето на случай, если одно выйдет из строя в полете, а на старте каждый двигатель, в свою очередь, испытывается на полную мощность и каждое магнето проверяется отдельно. И если пилот удовлетворен их работой, только после этого он взлетает, но не раньше. Авиакомпании, слава богу, строго соблюдают этот порядок.

— Вы говорите, как специалист в этом деле.

— Вовсе нет. Я был военным летчиком во время войны, но порядком все подзабыл. Боюсь, что совсем все.

— Ну, мы поехали, — сказал доктор, когда рев двигателей стал глуше. Их слегка вдавило в кресла, самолет все быстрее и быстрее бежал по взлетно-посадочной полосе. Внезапно легкий крен подсказал им, что они уже в воздухе, рев моторов перешел в ровный гул. Набирая высоту, самолет сделал крутой вираж, и Спенсер увидел, как огни аэропорта промелькнули под крылом.

— Вы можете расстегнуть ремни, — раздался голос стюардессы, — и можете курить.

— Наконец-то, — пробормотал доктор, расстегивая замок и беря предложенную сигарету. — Благодарю. Между прочим, меня зовут Бэйрд, Бруно Бэйрд.

— Очень приятно, док. А я Спенсер, просто Джордж Спенсер из «Фулбрайт Мотор Компани».

Некоторое время мужчины молча курили, рассеянно наблюдая, как сигаретный дым поднимался к потолку и втягивался в вентиляционное отверстие. Невеселые мысли одолевали Спенсера. Очевидно, должен состояться серьезный разговор по возвращении его в центральный офис. Хотя он и объяснил ситуацию местному диллеру в Виннипеге перед тем, как вызвать такси в аэропорт, этот заказ необходимо было сейчас поддержать. А для этого желательно бы организовать в Ванкувере солидную контору. Да, это отличная идея! Это может служить поводом просить прибавки жалованья по возвращении. А еще лучше, повышение по службе. На место начальника отдела региональных диллеров, о чем старик часто упоминал, но никогда не делал. Это было бы очень кстати! Он и Мэри, Бобси и маленькая Китти могли бы переехать в район Паркуэй Гейтс. Или оплатить счета — новый бак для воды, счета за учебу, за медицинское обслуживание во время последней беременности Мэри. «К сожалению, на это не хватит даже зарплаты начальника отдела», — с горечью подумал Спенсер.

Доктор Бэйрд никак не мог решить, устроиться ли ему спать или почитать захваченный с собой медицинский журнал, но не стал делать ни того ни другого, а погрузился в размышления о хирургической клинике в маленьком городке, которую он покинул пару дней назад. Интересно, как там справляется Эванс? Обещающий парень, но до смешного молод. Будем надеяться, что миссис Лоури не даст юному Эвансу сбиться с верного пути. Доктор слегка задремал и проснулся от того, что сигарета обожгла ему пальцы.

Пара, сидящая через проход от них, была по-прежнему погружена в спортивные журналы. Описать Джо Грир значило бы описать Хэйзел Грир: это была пара, какую трудно себе представить. У обоих была розовая кожа и проницательный взгляд небесно-голубых глаз; оба низко склонились над страницами, усеянными мелким шрифтом так, как будто там были напечатаны секреты всего мира.

— Ячменный сахар? — спросил Джо, когда стюардесса обходила салон с подносом.

— Ага-а-а, — ответила Хэйзел, усердно жуя, и две копны каштановых волос опять склонились над журналами.

Четверка пассажиров, сидящих сзади, по третьему кругу пустила бумажные стаканчики с водкой. Трое были совершенно обычного вида: мускулистые, энергичные любители поспорить, позабывшие свою обычную сдержанность на два предстоящих дня. А четвертый был невысокого роста, худощавый, мрачного вида и неопределенного возраста; говорил он с явным ланкаширским акцентом.

— За завтрашний успех «Лайонз», — провозгласил он следующий тост, поднимая стаканчик. Его друзья торжественно поблагодарили его за это. Один из них — на лацкане его пальто был нацеплен значок, на котором грязная, облезлая, бродячая кошка, стоящая на задних лапах, очевидно, изображала царя зверей — достал свой портсигар и заметил, уже не в первый раз:

— Никак не думал, что мы когда-нибудь улетим. Когда мы сидели в Торонто из-за этого проклятого тумана, я сказал себе: «Энди, очень возможно, черт возьми, что мы можем не попасть на этот матч!». Тем не менее, мы опаздываем только на несколько часов и можем с успехом выспаться в самолете.

— Я надеюсь, нас сначала покормят, — заметил один из его друзей. — Я проголодался. Когда же принесут обед?

— Я полагаю, чуть позже. Обычно они разносят его около восьми, но сейчас все сдвинулось из-за этой задержки.

— Неважно! Давайте выпьем в ожидании обеда, — предложил ланкаширец по прозвищу «Тушенка», поднимая бутылку.

— Полегче, дружище! У нас ее осталось не очень много.

— Да, нет. Водки у нас больше, чем вам кажется. Ну, поехали! Это поможет нам уснуть.

Остальные пассажиры, среди которых три или четыре женщины, разговаривали или читали или предвкушали предстоящую игру, радуясь тому, что их трансконтинентальное путешествие подходит к концу. В иллюминаторе еще можно было видеть мерцающие синие и желтые огоньки последних окраин Виннипега, пока их совсем не скрыли облака. Самолет набирал высоту.

В крошечной, но хорошо оборудованной кухоньке стюардесса Джанет Бенсон готовилась разносить обед, который она должна была подать еще два часа тому назад. В зеркале над стеклянным шкафчиком отражалось то радостное настроение, которое ее охватывало в начале полета и переизбыток которого ей не от кого было скрывать в своем служебном помещении. Доставая из встроенных ящиков салфетки и приборы, она что-то весело напевала. Роль официантки была наименее приятной из всех обязанностей стюардессы и Джанет знала, что ей предстоит выматывающий час: накормить полсотни голодных людей — но, тем не менее, она была счастлива и уверена в себе. Многие из ее коллег, когда видят ее развевающиеся из-под форменной шапочки светлые волосы и движения ее стройного тела во время работы на кухне, оценивающе присвистывают и тоже заряжаются ее уверенностью. В свои двадцать один Джанет только начинала вкушать жизнь, и находила ее прекрасной.