— Я уже слышал подобные слова, — ответил Лён. — Вот только не пойму, зачем ты мне всё это говоришь.

— Всё ты понимаешь. — отвечала ведьма. — Я не знаю, что мне делать с тобой. Ты явно обладаешь магией и её сила мне неизвестна. Почему-то ты себя не прояв-ляешь. Я предлагаю решить всё просто. Уходи, я тебя выпущу.

Лён смеялся. Значит, его отпускают? Очень хорошо. Где та дыра, в которую он вылезет обратно в свой жестокий мир?

— А зачем ты утащила Катьку и устроила ей избушку, как в сказке?

— А, это! — ведьма тоже засмеялась. — Девчонке было скучно, я и решила: пусть немного поиграет.

— Ага, и картушей приставила для охраны, чтобы девочка не забрела в болото!

— Само собой! — небрежно отмахнулась Евдокия.

— А потом увидела шарик у неё на шее и передумала играть с ребёнком в сказку! — продолжил Лён.

— Точно! — с удовольствием подтвердила ведьма. — Пусть так и живёт здесь с шариком на шее. Мне он не мешает, ей — тоже. Ей хорошо будет с Васиными, лю-ди ласковые. Конфет только не забывать подкладывать в коробке.

Лён перестал смеяться. Всё схвачено у этой ведьмы. Всё давно и хорошо про-думано. Небольшие погрешности плана она легко исправляет на ходу. Осталось только выяснить, как избавиться от этой занозы — Лёньки. А мама, дядя Саня, На-таша, Катька и даже Антонина останутся тут на пожизненный срок? И не только они — все остальные тоже лишены и своей воли и своих семей и самой своей жиз-ни. Только оболочки? Актёры второго плана? Хорошее кино у ведьмы.

— А почему Кондакову и Немучкину поблажка? Тела неподходящие?

— Не хами. Просто уговор такой: я мертвецам пообещала. Твой Кондаков у них неделю был в гостях. Они там с оператором такого наснимали! У мертвецов свои задумки, а они за это кое-что подарили мне.

— Понимаю, бартерный обмен.

— Он самый. Ты, конечно, будешь торговаться, попытаешься вытащить отсюда мать. Хорошо, я уступлю. В конце концов, всё равно тел не хватает, придётся до-бирать в деревне.

— Нет, я не буду торговаться.

— Вот и молодец.

— Я остаюсь. Чего мне бояться? Ты меня не достанешь, у меня защита и не только моя иголка. Я буду ходить по твоей тюрьме и портить всё, что ты будешь делать. В конце концов даже твой кадавр начнёт задавать вопросы. Я буду убивать и дальше твоих картушей. Ты права, действительно пора браться за дело и про-явить себя.

— А где будешь прятать своих родителей? Не вечно же им сидеть в убежище? Мне ведь только дотянуться. Поставил преграду и решил, что защитил их?

Лён хотел ответить, но запнулся. Он не ставил никакой преграды. Ведьма не могла видеть веранды потому что той в сороковом году ещё не было. И тут до не-го дошло: это морокам неизвестно про пристройку в доме Семёновых, их про-образы давно умерли. А старуха жила тут и всё знает про деревню, даже какие в доме Васиных фотографии были на стенах!

— Если бы ты мог, то поставил бы преграду вокруг всего дома, а не только при входе на веранду. — продолжала ведьма. — Не пытайся сделать вид, что ты сильнее. Простая защитная магия для тела — всё, что у тебя есть. Да и ту поставил кто-то, а не ты. Тебе подарили волшебную иголку? Но сам-то ты немного можешь. Карту-шей рубить? Большое дело! Я новых понаделаю, людей вокруг полно. Теперь я на свободе, спасибо Марианне.

Ведьма засмеялась:

— Ничего, мальчик, у тебя не выйдет. Невозможно сражаться, имея за собой незащищённые тылы. Ты будешь всё время оглядываться, а мне нужен только мА-ленький промах.

Он задумался. Обвести весь дом дивоярской сталью? Подействует ли? Здесь требуется магия, которой ему недостаёт. Волшебник оказался очень слабым. Вот Гедрикс тут бы развернулся. Достать клинок и рубануть с плеча? "Ты видишь этот меч, Эйчвариана?"

О каком препятствии говорила ведьма?

Лён поднял глаза. Старуха молча смотрела, опершись подбородком о свою высокую клюку. Почему ведьма не уходит?

— Неосознанная магия? — наконец, задумчиво проронила она. — Кто б поду-мал…

Она выпрямилась и исчезла. Лён остался на тропинке один.

— Витян! — воскликнул Немучкин, врываясь в монтажку и впервые называя Кондакова несерьёзным школьным именем. — Они там свадьбу затевают! Столы поставили прямо посреди улицы, водки натащили! Родни набежало из Матрёшина!

— Ну и чего? — отозвался Витька, просматривая снятый накануне материал. — Ты вот лучше посмотри, что за брак на плёнке? Что за типы такие, как привиде-ния?

— А, это? — Борис наскоро глянул в монитор. — Чепуха какая. Это мы с тобой снимали, как наши в траве дрыхли. Это я так, потом на капустнике крутить. Вот будет хохма! Да ты послушай, это же массовка и какая!

— Да что ты?! — оживился Виктор. — И много там народу?

— Народу-то не больно много, но всё такие типажи, такой сплошь колорит! Деревня, глушь, Саратов!

Оба торопливо похватали оборудование и выбрались на улицу. Там в самом деле царило оживление. Какие-то незнакомые мужики тащили из домов столы, на-крывали простынями. Маниловна несла чугунок с картошкой. От чугунка шёл пар. Какие-то босые парни суетились, выставляли на стол из магазинной тары разно-мастые бутылки. Вытаскивались огурцы из кадок, грибы, выставлялись на стол конфеты, печенье, колбаса. Вся деревня веселилась. Никого из съёмочной группы видно не было.

— Куда все наши подевались? — недоумевал Виктор.

— А кто невеста? — крикнул Борька, при виде заранее пьяного Лешего.

— А Лукерьина внука! — охотно отозвался тот. — За вашего осветителя Димку выходит замуж!

И лесник с удальством развёл в стороны мехи старой, довоенной гармошки.

— Тына-тыны-гормотына, вот какая наша тына! — дурным голосом заблажил он.

Ну дела! Виктор с Борисом расхохотались. Вот так съёмки! Сманили парня, подлецы! Будут улучшать породу!

— А, может, она в Москву за ним поедет? — заикаясь от смеха, предположил Борис.

Завидев бабку Евдокию, оба заголосили и замахали руками. Обычно старуха в курсе всех событий. Та обернулась и, приветливо помахав рукой, снова углуби-лась в разговор.

— Ты что это задумала, Маниловна? — сузив глаза, спросила болотная ведьма. — Хитришь чего или совсем рехнулась?

— А что такого? Нам сказано, что будем жить тут, вот мы и живём. — рассуди-тельно ответила толстая старуха. — Лушка девка молодая, самый сок. Не мой Евгений, так какой другой найдётся. Да что, такой-то молодайке, вечно что-ли за старухой выносить? Поженятся, дитёв вот нарожают. Будет в деревне весело у нас. А то всё старики одни. Всем будет хорошо.

Ведьма смотрела на неё, едва сдерживая смех.

— И то верно, Клавка. — согласилась она. — Пущай женятся, сердешные. Всю жизнь ты прожила без мужа, без дитя. Порадуйся хоть внукам.

Повернулась и пошла, оставив довольную Маниловну чистить вареный кар-тофель.

Все с гомоном садились за столы. Вокруг с камерой бродили Кондаков и Борька. Они снимали всё подряд.

Во главе стола уселся молодой жених. В картузе, за ленточкой вьюнок.

— А где невеста?! — заголосили гости.

— Лёнь, сынок, — обратилась к проходящему мимо совершенно обалдевшему Косицыну нарядная тётка. — сходи-ка к Воронцовым. Скажи-ка Лушке, пущай торопится, все уж собрались.

— Хорошо, Виолетта Егоровна, — пролепетал он, глядя на неё одним правым глазом. — позову сейчас.

И опрометью кинулся в конец улицы.

Антонина кокетливо вертелась перед зеркалом, примеряя ленты из старого бабкина сундука. Сама старуха сидела у стола, подперев морщинистую щёку то-щей лапкой и смотрела на «внуку» со смесью жалости, смеха и, как ни странно, зависти.

— Бабусь, а бусов нет? — почти тридцатилетняя девица легко, как мотылёк, подскочила к сундуку.

— Антоша, милая. — сказала ей старуха. — Не надо бы тебе…

Дверь открылась и вошёл соседский парень.