— В штате Флорида есть знаменитый дельфинарий, — мечтательно проговорила Уткина. — Я очень люблю дельфинов. Там держат и касаток. Огромные киты выпрыгивают из воды…
— На потеху людям, — ввернула Грымзина. — За чем ехать в Америку? У нас в Абхазии на Черном море тоже есть дельфинарий. И дельфины прыгают сквозь горящие обручи. Цирк на воде.
— Думаю, что кроме китов и… — Уткина бросила насмешливый взгляд на Грымзину, — …разноцветных мужчин, в Америке найдется еще на что посмотреть.
— А какую тебе роль предложили? — задумчиво посмотрела на Уткину Соболева.
— Птичницы Анастасии…
— Я думала, принцессы, — усмехнулась Коняга.
— Современные птичницы, доярки, телятницы и есть принцессы… — нашлась Альбина Аркадьевна.
Когда мои женщины разговорятся, их не остановить. Я вышел из комнаты и в коридоре увидел Скобцова.
— На ловца и зверь бежит! — приветливо улыбаясь, он протянул мне руку.
Мы прошли мимо пустующего кабинета покойного Горбунова, исполняющая обязанности директора института Ольга Вадимовна Гоголева не пожелала его занять. Кабинет Скобцова помещался в противоположном конце коридора. Артур Германович положил руку мне на плечо, так мы и шли по длинному коридору. Как два близких друга. Полагаю, что заместителю директора было не совсем удобно идти: я был на голову выше его. Серый в полоску костюм сидел на нем как влитый, в тон рубашка и галстук, густые седые волосы зачесаны назад, загорелое лицо до синевы выбрито.
— Как отдохнули? — спросил Артур Германович. — Хорошо сейчас на Черном море?
Пришлось и ему объяснять, что я провел отпуск в деревне.
— Мечтаю как-нибудь сесть в машину и забраться куда-нибудь в глушь… — мечтательно проговорил Скобцов. — Тихое голубое озеро, сосны на берегу, палатка, костер и уха в закопченном котелке…
Многие так красиво говорят, но почему-то предпочитают отпуск проводить на фешенебельных черноморских курортах. Да и трудно было мне представить импозантного Артура Германовича в брезентовой куртке и резиновых сапогах, заросшего щетиной, с удочкой или походным топориком в руках. Уж скорее он смотрелся бы на пляже в модных японских плавках, окруженный красивыми женщинами… Я вспомнил, что несколько лет назад поговаривали, будто у него был роман с Уткиной и якобы их вместе видели не в первозданной глуши, о которой он так красочно рассказывает, а на берегу Черного моря в Сочи.
Обычно женщины с трудом удерживаются, чтобы не рассказать о подобном приключении, но Альбина Аркадьевна оказалась на высоте: ни разу не проговорилась, наоборот, начисто отрицала, что у нее что-то было со Скобцовым. Будь иначе, она уже давно не работала бы в нашем институте: Артур Германович нашел бы способ от нее избавиться.
В кабинете мы уселись на диван, на нас строго смотрели со стен ученые с мировым именем. Слушая пустопорожний разговор о том, как трудно жить в городе, когда жара и каменные здания раскаляются, а на дачу в будний день невозможно выбраться — текучка заедает, совещания, деловые встречи с иностранными гостями, учеными, я думал о том, что Артур Германович по своим способностям, пожалуй, добился всего, чего можно только пожелать. Откуда в человеке эта неистребимая жажда большего? Лезть и лезть все выше и выше, покуда не сорвешься и с треском не покатишься вниз? Есть же у нашего великого классика Александра Сергеевича Пушкина известная сказка о рыбаке и рыбке. По-моему, поставив перед собой задачу стать директором Ленинградского филиала НИИ, Артур Германович переоценил себя и возможности золотой рыбки. Не оказаться бы ему в роли старухи у разбитого корыта?.. Наверное, даже умный человек, достигнув служебного потолка по своим способностям, начинает испытывать неудовлетворение: ему хочется еще большего, хотя это большее уже ему не по силам. Сколько я знал случаев, когда человека, великолепно справлявшегося со своим делом, выдвигали на более ответственную работу и он ее заваливал, потому что она была ему не по плечу. Более того, этот человек терял уважение своих коллег, товарищей. Когда он был на своем месте, его ценили, а тут вдруг все замечали, что «король-то голый», и уже он не такой умный, как думали, и не такой уже ценный работник, как полагали… А многие ли, даже зная свои возможности, имеют мужество отказаться от повышения, более высокой зарплаты, других привилегий, которые дает высокий пост?
Вот если бы мне вдруг предложили должность заместителя директора института, отказался бы я?
— Вы знаете, что наш филиал после трагической кончины незабвенного Егора Исаевича, — перешел к делу Артур Германович, — по всем показателям плетется в хвосте? Москва нами недовольна. Вчера меня вызывали в обком, — он подчеркнул, что именно его вызывали, а не Гоголеву, — там тоже пришлось мне краснеть.
— В чем же причина? — спросил я, хотя отлично знал, что ответит Скобцов.
— Я очень уважаю Ольгу Вадимовну, она весьма толковый ученый, но наш филиал ей не потянуть. Не подумайте, что я недооцениваю наших дорогих женщин, однако надо признать, что существуют высоты, которые им недоступны. Вы знаете, что женщин не назначают командирами воздушных лайнеров? Аркадий Гайдар в шестнадцать лет командовал полком, а вот, чтобы женщины командовали полками, дивизиями, даже в зрелом возрасте, я не слышал, — продолжал Скобцов. — Наш институт — это тоже своего рода дивизия, и командовать им должен мужчина.
— Вы, Артур Германович, служили в армии? — спросил я.
Он остро взглянул мне в глаза и тут же отвернулся: в глаза Скобцов не любил смотреть. Вопрос мой явно ему пришелся не по душе. Воевать он не мог, потому что, когда кончилась война, ему от силы было лет пятнадцать. Чего же он тогда оперирует такими сугубо военными терминами, как полк, дивизия, командир? Наш институт сравнивать с дивизией по меньшей мере смешно.
— Даже, если бы Ольга Вадимовна стала директором института, я не думаю, что вы от этого что-либо выиграли, — помолчав, заметил Артур Германович.
— Мне все равно, кто будет директором, — устало сказал я. — И меня удивляет вся эта мышиная возня. Люди взбудоражены, только и разговоров о кандидатах на пост директора. Уборщицы и те в раздевалке толкуют об этом!
— Я вот о чем хотел поговорить с вами, — посерьезнев, сказал Скобцов. — Чтобы у вас не было иллюзий, будто я рвусь на это место, сразу поставим точки над «и». Меня директором не назначат, я знаю это точно. Признаюсь вам, что я надеялся на лучшее отношение ко мне вышестоящих органов… Но, как говорится, с горы виднее. Сейчас меня волнует другое: кто лучше? Пилипенко или Гоголева? Это две реальные кандидатуры на пост директора. С Пилипенко я часто встречался по работе, был с ним в заграничной поездке. Впечатление у меня от него сложилось такое: педант, замкнутый человек, к своим сотрудникам относится жестко, излишне требовательный. Когда он пришел в наш центральный НИИ, его туда пригласили из Киева, он потащил за собой старых знакомых, с которыми много лет работал бок о бок. Не исключено, что он потащит их в Ленин град. В Москве он был заместителем директора, а здесь сам владыка… Очевидно, произойдет перестановка кадров и у нас. Не буду скрывать, это в первую очередь коснется руководства института, не исключено, что и лично меня. В филиале НИИ я работаю двенадцать лет, и мне было бы больно расстаться с ним…
— Я не знал, что вы пессимист, — сказал я.
— Скорее, реалист, — улыбнулся Скобцов. — Перед нами альтернатива: Пилипенко или Гоголева. Как ни прискорбно, но я выбираю Гоголеву. А вы кого? — он опять быстро взглянул на меня и забарабанил пальцами по резной красноватой ручке кожаного кресла.
— А как же авиация? — не сдержал я улыбки. — Женщины, вы говорите, никогда не командовали лайнерами…
— Я выбираю из двух зол меньшее, — пожал он плечами.
— Вы думаете, у нас есть выбор?
— Сейчас с мнением общественности очень и очень считаются, — повторил он слова, которые я часто слышал от Грымзиной.
— Я против Ольги Вадимовны ничего не имею, — сказал я. — И против Пилипенки я тоже бороться не буду.
