– Кто? – прохрипел Сидор Петрович.

– Николай Артюхин, – повторил диктор.

– Сука! – крикнул Сидор Петрович. – Депутат трёпаный!

Схватив телевизор в охапку, Сидор Петрович, с мясом вырвав штепсель, кинул его в темноту раскрытого окна.

Расколовшись о голову Артюхина, телевизор с грохотом разлетелся по тротуару. Артюхин икнул и, не выпуская из объятий шампанское, тихо повалился на асфальт.

На всех углах бушевали газетчики.

– Кто стоит за покушением на Николая Артюхина? Откровения бывшего генерала КГБ! Последние новости! КГБ хотело убить рабочего! Покупайте печатный орган анархо-синдикалистов, газету «Крик души»! Один «Крик» – полтора рубля!

Посреди всего этого, напряженно вглядываясь в лица, явно не первый час ходили трое грузин. За ними, еле переставляя ноги, брела старушка.

– Кто стоит за покушением на Николая Артюхина!.. – орал детинушка у перехода.

– Эй! – позвал его Гиви.

Детинушка посмотрел на него как на прозрачного и продолжал орать.

– Эй! – вторично позвал Гиви и помахал перед носом десяткой. Детинушка тут же навел глаза на резкость.

– Ветеран не проходил? – спросил Гиви. – Тут усики, тут пиджак.

– А-а, – сказал детинушка, взяв десятку, и той же рукой указал: – Туда пошел!

– Спасибо, дорогой! – с чувством сказал Гиви и потащил старуху в указанном направлении.

Улицы были забиты возбужденным народом, поперек площади лежал лысый памятник…

Грузины молча продирались сквозь потные тела; что-то пророчили уличные астрологи; группа иностранцев с видимым интересом слушала какого-то параноика, который с грузовика кричал, что если его сейчас выберут президентом, он первым делом уничтожит Пакистан.

– Что тут у них происходит, как думаешь? – спросил высокий грузин.

– Я думаю, что-то с головой, – ответил маленький.

– Этот? – продираясь сквозь толпу и тыча пальцем во всех усачей, спрашивал Гиви. – Этот?.. Этот? – спросил Гиви, указав на остолбенелого мужика, с открытым ртом слушавшего жуткие речи с грузовика.

– Да я ж не вижу со спины! – ответила замученная старушка.

Гиви молча взял мужика за лицо и повернул к старухе.

– Вроде нет, – сказал старуха. – А может, и он. – Она с тоской посмотрела на суровые лица грузин. – Пускай будет он!

– Это – ты? – спросил мужика Гиви.

– Я, – честно ответил мужик.

– Тот был идиот? – спросил Гиви у старухи.

– Нет, – ответила старуха.

– Тогда не он, – сказал Гиви. – Пошли.

– Я хочу домой, – заявила старуха.

– Зачем?

– Мне надо, – сказала она.

– Отойди в кусты, – посоветовал Гиви.

– Я устала! – крикнула старуха.

– В морге отдохнешь, – заверил Гиви.

– Гад помидорный! – заверещала старуха. – Тебя расстреляют и я буду командовать расстрелом!

– Слушай… – подняв палец, начал было Гиви, но маленький его перебил:

– Эй! Это не он?

– Он! – тут же согласилась старуха. – Этот точно он. Вылитый!

Возле грузовика с параноиком-«президентом» стоял отбившийся от своих иностранец с усами. Поверх майки и фотокамеры на нем был только что купленный с рук за десять долларов китель с грудой звякающих железок – от Георгиевского креста до значка ГТО. Иностранец позвякивал цацками и радостно снимал картинки постперестроечной жизни.

– Точно. Он, – подтвердила старуха.

Гиви улыбнулся долгожданной улыбкой, постучал иностранца по кителю и, когда тот обернулся, сказал:

– Ку-ку.

Джон О’Богги нервно курил, сидя на детской площадке. Он ждал связника. Он не спал двое суток. Лицо его дергалось в тике. У песочницы воспитательница выгуливала детский сад.

– Чур я Горбачев! – кричал один мальчик, забравшись с ногами на скамейку, где сидел О’Богги, и прилепив себе на лоб листик.

– Нет, я! – кричал другой, прилепив листик побольше.

– Я первый сказал!

– Тогда я Ельцин. У-у-у!

«Ельцин» сделал «Горбачеву» «козу» и начал спихивать со скамейки.

– Не тро-ожь! – закричал первый. – Я Горбачев! Горбачев важнее Ельцина! От-стань!

С этими словами «Горбачев» столкнул «Ельцина» в песочницу и тут же заплясал, задразнил:

– У-пал с мос-та! У-пал с мос-та!

– Ж-ж-ж!

Сметая с пути детей и куличики, по песочнице проехался игрушечным танком мальчик в буденовке и с игрушечным автоматом на плече. Развернувшись, он помчался к скамейке.

– Пуф! Пуф! – крикнул буденновец «Горбачеву», сам залез на скамейку и, приставив автомат к голове О’Богги, сказал: – Та-та-та-та-та!

О’Богги икнул, отпрянул – и тут в конце аллеи появился связник. Сверкая на солнце рыжими волосами, он бежал от группы брюнетов, неуклонно сокращавших расстояние.

– Экскьюз ми, – пробегая мимо О’Богги, выдохнул связник. – Fuck!

И, перепрыгнув через деревянную детскую лошадку, он рванул со сквера через улицу. Брюнеты, гикая, пронеслись следом.

– Эй, урюк! – весело проорал Джону толстячок в майке с надписью «Аэробика» и притормозил, исполняя бег на месте. – Айда с нами рыжих мочить!

– Кого? – в ужасе переспросил О’Богги.

– Рыжих, – просто повторил толстячок и побежал дальше.

Сзади Джона внятно раздалось:

– Руки вверх!

Джон инстинктивно поднял руки. Правая щека у него дернулась в тике.

– Вы арестованы! Та-та-та-та-та!

Джон О’Богги сильно икнул и дернул глазом. Сзади, улыбаясь до оттопыренных ушей, стоял с автоматом юный буденновец.

– Зачем ты так, мальчик? – укоризненно произнес агент «Минотавр» и снова икнул.

На Лубянской площади под лозунгами «Позор КГБ!» и «За Артюхина ответите!» бушевал народ, а само здание КГБ уже охранял спецназ. Протиснувшись сквозь толпу, Джон О’Богги с трудом подобрался к майору, командовавшему оцеплением.

– Пропустите меня, – тихо попросил О’Богги и икнул.

– Куда? – поинтересовался майор.

– Туда, – показал О’Богги и снова икнул.

– Зачем? – спросил майор.

– Пожалуйста, – в волнении дергая глазом, смиренно попросил О’Богги. – Мне очень нужно…

– Ты мне, чурка, не подмигивай, – сурово произнес майор. – Я тебе не девка.

– Я шпион, – шепотом сказал О’Богги.

– Кто? – переспросил майор.

– Шпион я, – громче повторил О’Богги и сильно икнул. – Сдаваться пришел, – нервно пояснил он собравшемуся вокруг народу. – Ик!

– Иди домой, – посоветовал майор, брезгливо рассмотрев суперагента. – Опохмелись.

– Я шпион! – в тоске закричал О’Богги. – Позывной «Минотавр»!

Народ вокруг загудел.

– Иди по-хорошему, – сказал майор. – А то арестую.

– Вот! – обрадовался О’Богги и икнул еще сильнее. – Правильно! Арестуйте! Позывной «Минотавр» я! – поделился он с каким-то деклассированным элементом, торчащим рядом.

– Ага, – обернувшись к народу, подтвердил элемент. – Мы с ним вместе на ЦРУ работали. Га-а!

Элемент заржал. В толпе тоже захохотали.

– А ну бегом отсюда, чурка недоразвитая! – зашипел майор.

– Я шпион! – дергая глазом и размазывая слезы по щекам, кричал Джон О’Богги, но его никто не слушал. – Я! Ик! Шпион! Почему вы мне не верите? Ик!

– Погодь, погодь, – встрянул какой-то серьезный мужик с горящими глазами. – Позывной «Менатеп»? Эти тоже, что ль, шпионы?

– Ясное дело, – сказал кто-то по соседству. – Их сионисты давно купили.

– Кого?

– «Менатеп»!

– Да ну! – засомневался кто-то.

– Вот те и ну! За тридцать шекелей продали Россию.

– При чем тут «Менатеп»? Это я шпион. Я! Ик!

Но его уже никто не слушал.

Артюхин открыл глаза. Над его койкой стояла делегация в белых халатах.

– Николай Петрович, – прочувствованно произнесла женщина в очках, – коллектив нашей больницы поздравляет вас с выздоровлением и желает долгих-долгих лет жизни и крепкого-крепкого здоровья на благо всего народа.

Сказавши это, женщина сделала ручкой, и к постели Артюхина гуськом потянулись медсестры с букетами государственных красных гвоздик.