Деветьяров и Шленский переглянулись и тут же отдернули взгляды.

– Как «сломал»? – переспросил Шленский.

– Просто. Напился, как свинья, и упал с лестницы, – без выражения ответил Роман Юрьевич. – Хорошо еще, Аслан рядом был.

– Угу, – скромно сказал Аслан, доливая из чайника какао. – Еле поймал его. Тяжелый… И зачем люди пьют? – повернувшись к Деветьярову, спросил он. – Один вред от этого.

– Ну хорошо, – неопределенно сказал Деветьярову Роман Юрьевич и отошел от столика.

– Ну, я пойду, – сказал Шленский и вышел из-за стола.

– Так, значит, еле поймал? – уточнил Деветьяров.

– Он погибнуть мог, – без улыбки ответил Аслан.

– Сережа! – кричал Шленский. – Дай семьдесят процентов!

Голубоватое пятно на черной сцене становилось светлее.

– Вот так! Теперь – что-нибудь на третий план!

В зале Дома актера – в Москве, на Тверской – полным ходом шла подготовка к вечеру. По стенам фойе были развешаны фотографии финалисток; вдоль них бродили допущенные на этаж завсегдатаи Дома.

Расположившись в креслах у столика, Жукова и Стеценко, не стесняясь, обсуждали мужчин, останавливавшихся у фотографий.

Неподалеку, на подоконнике, глядя вниз, сидела у открытого окна Кузнецова. С высоты пятого этажа была видна улица Горького и кусок сквера. Напротив, прямо на тротуаре, целовалась какая-то пара.

– Лена! – В дверях зала стоял Шленский.

Кузнецова, соскочив с подоконника, с готовностью шагнула навстречу:

– Да, Леонид Михайлович!

– Лена, у меня к вам просьба, – сказал Шленский. – Позовите, пожалуйста, в зал Андрея Николаевича. Он внизу, в буфете. И девушек.

– Хорошо, – сказала Кузнецова.

– Спасибо. – Шленский, нащупав пачку сигарет, подошел к соседнему окну, растворил его и закурил. Когда через несколько секунд он обернулся, Кузнецова все еще стояла, словно ждала чего-то. Встретив его взгляд, она повернулась и быстро вышла из фойе.

Шленский курил, глядя, как через дорогу все еще целуется та же пара.

Девушки стекались в зал, выходили на сцену, примеряясь к ней. Монтировщики, поглядывая в их сторону, установили на заднем плане кресло-трон для победительницы и ушли за кулисы.

Жукова немедленно села на трон и спросила:

– Как смотрюсь?

Черышева фыркнула. Быстро отвернулась литовка. Лаврушина снисходительно усмехнулась.

– Ой! Дай мне посидеть! – попросила Веснина.

– Девушки, на первый номер! – Хлопая в ладоши, в зал вошел Деветьяров.

Шленский, стоявший у окна, никак не среагировал на его голос, а Деветьяров словно и не заметил его.

– А потом прогон будет? – спросила Шефер.

– Это – к Леониду Михайловичу, – ответил Деветьяров.

– Андрей Николаевич, – спросил Шленский, – вам сорока минут хватит?

– Да.

– Отлично.

И Шленский отправился по фойе мимо служительниц, внимательно рассматривавших полуобнаженную Кузнецову на фотографии.

– Проститутка! – возмущенно пропыхтела наконец одна. Шленский резко обернулся. – А вы что: не согласны? – с вызовом спросила служительница.

До начала оставалось меньше часа. За кулисами царило возбуждение. Одни девушки делали макияж, другие дожидались своей очереди. Крутила телефонный диск Ева Сергеевна; в углу молча сидел телохранитель Степан.

– Девчонки! – умоляла Веснина. – Ни у кого нет лишней вешалки?

– Ой! На кресло положи, затрахала своей вешалкой, – сказала Стеценко.

– Отойди, ты мне мешаешь, – бросила Черышева Жуковой, стоявшей позади ее стула.

– Чем это я тебе мешаю, дорогая? – поинтересовалась Жукова, продолжая делать маникюр. Черышева не ответила.

– Нервы лечить надо, – посоветовала Жукова, от – ходя.

– Девушки, спокойнее, – попросила Лаврушина.

– Ева Сергеевна! – подбежала Шефер. – Колготки поползли!

– Не мельтеши, – бросила Ева Сергеевна и снова окунулась в телефонный разговор. – Это я. Приедет Берти – сразу звони.

Она положила трубку и подняла жесткие глаза:

– Сейчас принесут тебе колготки. Лицом займись.

– Девушки! – За кулисы зашел Роман Юрьевич. – Внимание! В конце вынесут шубы, подарок от спонсоров, – победительница от имени всех финалисток от шуб откажется. В пользу детского дома. Текст я дам. Ясно?

– Ясно, ясно, – сказала Жукова, делая ресницы.

– Вот и славно, – улыбнулся Роман Юрьевич. – Леонид, – обратился он к вошедшему за кулисы Шленскому, – отойдем на минутку.

Они вышли из-за кулис на пустую сцену.

– Вот папка с местами, – просто сказал Роман Юрьевич. – Ознакомьтесь и держите при себе.

Шленский ознакомился.

– Тут их семь, – сказал он наконец.

– Как семь?

– Кого-то потеряли. – Шленский посмотрел еще раз. – Стеценко нет.

– Разгильдяи! – рассмеялся Роман Юрьевич. – Видите, с кем приходится работать… Ну, впишите ее сами. – И пошел прочь.

– На какое место? – спросил ошарашенный Шленский.

– Да на любое, кроме первого, – улыбнулся Роман Юрьевич и дружески потрепал его по плечу. – Важно – кто первый, остальное пустяки, не правда ли?

Шленский еще раз прочитал решение жюри: застегнув папку, крепко сжал ее в руке и снова вошел за кулисы. Девушки наводили последний глянец.

– Ну-ка, – сказал Шленский, подсев к Кузнецовой. – Погляди на меня.

Кузнецова посмотрела на него в зеркало.

– Хорошо, – сказал Шленский. – Очень хорошо!

В зеркале все это наблюдала Стеценко.

– Правда? – повернувшись к нему, серьезно спросила Кузнецова.

– Честное слово, – сказал Шленский и шепнул: – Лучше всех.

И быстро отошел от столика. Кузнецова, опустив глаза, сидела со щеточкой для ресниц в руке, пытаясь справиться с дыханием.

– Внимание! – В дверях появился Деветьяров. – Напоминаю изменения. «Стоп-кадр» до конца фонограммы; выходы – через центр, уходы – за кулисы. На последний выход Лаврушина идет после Жуковой.

– Почему? – насторожилась Жукова.

– А не все ли равно? – улыбнулся Деветьяров.

Шленский поглядел на него так, словно видел первый раз в жизни.

Зазвонил телефон.

– Ясно, – сказал в трубку Степан. И, встав, вынул из-под мышки пистолет и сказал: – Всем к стене.

Раздался короткий женский взвизг.

– Что? – не понял Шленский.

– К стене, – повторил Степан, поведя стволом.

Тут же в наступившей гробовой тишине трое неизвестных молодых людей пронесли через закулисье ворохи роскошных шуб.

– Отбой, – сказал Степан и, спрятав пистолет, безучастно сел в свой угол.

– Как красиво, – выдохнула Веснина.

– Ну, девушки, – снимая паузу, сказал Шленский. – Ни пуха ни пера.

– И ни шуб, – добавила рыжая Стеценко.

– Леонид Михайлович, – вежливо спросил Деветьяров. – У вас – всё?

– Да, – сказал Шленский.

– Тогда, с вашего позволения, начнем.

Восемь девушек в платьях начала века поочередно выходили на сцену и застывали, словно схваченные магниевой вспышкой фотографа. А потом на сцене появился и он сам – и, поочередно выхватывая их на этой фотографии, начал вовлекать в свой танец…

Шоу началось.

– Вы собираетесь выйти? – с тревогой спросил Шленский, глядя, как Роман Юрьевич поправляет у зеркала бабочку.

– Собираюсь, – улыбнулся тот.

– Но…

– Не волнуйтесь, маэстро, – улыбнулся Роман Юрьевич. – Все будет замечательно! Отдыхайте.

Деветьяров сделал последнее па, зал зааплодировал – и Роман Юрьевич вышел на сцену.

– Добрый вечер! – сказал он. – Вот и настало время мне как председателю оргкомитета конкурса «Мисс фото – 88» открыть его финальное представление. Тысячи девушек со всей страны прислали год назад свои фотографии, сотни их были отобраны лучшими фотохудожниками страны – и вот восемь лучших перед вами!

И он изящным жестом показал направо, где стояли финалистки.

– Я не завидую членам жюри, – тонко пошутил Роман Юрьевич. – Как выбрать лучшее из лучшего? Положа руку на сердце, я дал бы титул всем восьмерым. Но – конкурс есть конкурс, и сейчас я хотел бы попросить выйти на сцену человека, без которого все это не могло состояться, – одного из известнейших модельеров мира, главного спонсора конкурса господина Никколо Берти!