— Вернусь? В «Терновник»?

— Почему в «Терновник»? Я хотел сказать — к вашему супругу.

— К нему? — Моему изумлению нет предела. — Я не могу к нему вернуться! Два месяца я только и думала, как бы от него сбежать!

Он качает головой.

— Миссис Риверс... — говорит он.

Меня передергивает.

— Не называйте меня так, умоляю.

— Однако это странно! Как же мне вас еще называть?

— Зовите меня Мод. Вы вот спросили, что у меня есть — своего, не чужого. У меня есть это имя — и все, а больше ничего.

Он неопределенно машет рукой:

— Не говорите глупостей. Послушайте меня. Я вам сочувствую. Вы поссорились, не так ли?..

Я лишь рассмеялась в ответ — он вздрогнул от неожиданности, а печатники в соседней комнате подняли головы. Он посмотрел на них и снова обратился ко мне.

— Будете вести себя разумно? — говорит он тоном, не предвещающим ничего хорошего.

Но разве это возможно?..

— Поссорились!.. — говорю я. — Вы думаете, это ссора? Думаете, я бежала сюда, раздирая в кровь ноги, через весь Лондон, из-за какой-то ссоры? Вы ничего не знаете. Вы даже не догадываетесь, из какого кошмара я выбралась, из какого ада!.. Но я не могу рассказать вам. Тут такое...

— Что такое?

— Тайна. Хитрый план. Не могу рассказать. Не могу... О!

Взгляд мой снова падает на печатную страницу, «...вам же нравится, когда вас бьют розгами?»

— Что это за шрифт? — интересуюсь я. — Вы не напомните?

Он отвечает не сразу.

— Шрифт? — переспрашивает он.

— Да, этот вот набор.

Помолчав немного, тихо говорит:

— Кларендон.

Кларендон. Кларендон. Ну да, как же я забыла! Я все смотрю на оттиск — и даже, наверное, трогаю пальцем страницу, — наконец мистер Хотри подходит и кладет поверх нее чистый лист бумаги, точно так же он закрывал другие оттиски.

— Не надо это читать. И смотреть не надо! Да что с вами такое? Вы, должно быть, больны?

— Нет, не больна, — отвечаю. — Я просто устала. — Закрываю глаза. — Можно, я останусь здесь, посплю?..

— Хотите остаться здесь? Здесь, в лавке? Вы что, с ума сошли?!

Услышав это слово, я открываю глаза и смотрю на него — пристально, в упор. Он краснеет, поспешно отводит взгляд. Я повторяю, на сей раз уверенней:

— Я просто устала.

Но он не отвечает. Покусывает большой палец. А сам искоса, внимательно, напряженно смотрит на меня.

— Мистер Хотри... — говорю я.

— Я хочу, — неожиданно говорит он, — я просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что намерены делать дальше. Как мне вывести вас из лавки? Я должен нанять извозчика, подогнать карету к заднему крыльцу...

— Вы это сделаете?

— Вам есть куда пойти — где вы можете поспать, поесть?

— Нет!

— Тогда езжайте домой.

— Не могу. У меня нет дома! Мне нужно только немного денег, немного времени. Я должна найти кое-кого, спасти...

— Спасти?

— Найти. Найти. И как только я ее найду, тогда мне снова может понадобиться помощь. Но это уже проще. Меня обманули, мистер Хотри. Подло со мной поступили. Полагаю, если найти адвоката — только честного... Вам известно, что я богата — или должна быть богата... — И снова он косится на меня, но ничего не говорит. Я продолжаю: — Так вот, я богата. Если бы вы могли мне помочь. Если бы я могла остаться у вас...

— У меня? Да понимаете ли вы, о чем говорите?! Где я помещу вас?

— А в вашем доме нельзя?

— В моем доме?

— Я думала...

— В моем доме! Где жена и дочери? Нет, нет. — Он принимается ходить по комнате.

— Но в «Терновнике» вы говорили, и не раз...

— Разве я не сказал вам? Здесь не «Терновник». Мир не похож на «Терновник». Пора бы это понять. Сколько вам лет? Вы же еще совсем дитя. Вам нельзя уходить от мужа, как ушли от дяди. В Лондоне нельзя без денег. Ну на что вы собираетесь жить?

— Не знаю. Я полагала... — «Я полагала, вы дадите мне денег», — думаю я. Оглядываюсь вокруг. Потом меня вдруг осеняет идея. — Нельзя ли, — говорю я, — работать у вас?

Он замирает.

— У меня?

— Можно, я буду работать здесь? Брошюровать книги? Или переписывать их для вас? Я умею. Вы сами увидите, как хорошо я умею это делать! Вы можете платить мне жалованье. Я сниму комнату — мне нужна всего одна комната, одна тихая комнатка! Я буду тихо жить в ней, Ричард и не узнает, вы ведь ему не расскажете... Я буду работать, скоплю денег — совсем немного, чтобы разыскать свою знакомую и найти честного адвоката, и тогда... Что такое?

Он слушал все это спокойно, но взгляд его теперь настораживает.

— Ничего, — говорит он, снова принимаясь ходить.— Я... Ничего. Попейте воды.

Наверное, я раскраснелась: говорила быстро, торопливо. Я пью прохладную воду — она пронзает мне грудь, как обоюдоострый меч. Он подходит к столу, опирается на него, на меня не глядит и думает, думает, думает. Я ставлю стакан — он поворачивается ко мне. Но не глядит на меня.

— Послушайте меня, — говорит он спокойно. — Вам нельзя здесь оставаться, вы и сами это знаете. Я должен послать за извозчиком, вас отвезут. И еще... еще надо позвать одну женщину. Я заплачу ей, и она вас проводит.

— Куда проводит?

— В какой-нибудь... в какую-нибудь гостиницу. — Повернувшись ко мне спиной, он берет перо — заглядывает в книгу, пишет адрес на клочке бумаги. — В какой-нибудь дом, — говорит он, продолжая писать,— где вы сможете отдохнуть и поужинать.

— Отдохнуть? — говорю я. Мне сейчас не до отдыха, но комната, комната! — А вы поедете со мной? — Он не отвечает. — Мистер Хотри?

— Сегодня — нет, — говорит он, а сам все пишет. — Сегодня никак не могу.

— Тогда завтра.

Он помахивает листком, чтобы просохли чернила, потом складывает письмо.

— Завтра, — говорит, — если получится.

— Вы должны!

— Да, да.

— А работа — я же хотела работать у вас! Вы подумаете об этом? Обещайте, что подумаете!

— Тише. Да, я подумаю. Да.

— Ну слава богу!

Я закрываю глаза ладонью.

— Оставайтесь здесь, — говорит он, — ладно? Никуда не уходите.

Я слышу, как он идет в соседнюю комнату, потом, выглянув в оконце, вижу, как что-то тихо он говорит одному из наборщиков — вижу, как тот надевает куртку и выходит. Мистер Хотри возвращается. Кивком указывает на мои ноги.

— Наденьте-ка туфельки, — говорит он и отворачивается. — Мы должны быть готовы к отъезду.

— Вы так добры, мистер Хотри, — говорю я, наклоняясь и натягивая порванные шелковые туфли. — Видит бог, никто не был так добр ко мне, с тех пор как... — Договорить мне не удается, перехватило горло.

— Ну-ну, — отвечает он рассеянно. — Не думайте об этом, не надо сейчас...

Потом я сижу молча. Он ждет, вынимает карманные часы, то и дело выходит на лестницу — стоит там, прислушивается. Наконец возвращается бодрым шагом.

— Они здесь, — говорит. — Ну как, готовы? Сюда, пожалуйста.

Он ведет меня вниз по лестнице, проводит через ряд помещений, доверху заставленных ящиками и коробками, потом через что-то вроде кладовой — к двери. За дверью пыльный крытый дворик, ступеньки ведут в переулок. Там уже поджидает карета, рядом с ней стоит женщина. Увидев нас, она кивает.

— Вы знаете, что делать? — говорит ей мистер Хотри.

Та снова кивает.

Он передает ей деньги, обернутые листком бумаги — я узнаю в нем письмо, которое он писал при мне.

— Вот эта дама. Ее зовут миссис Риверс. Позаботьтесь о ней. У вас есть какая-нибудь шаль?

У нее есть вязаная шерстяная накидка, она укутывает меня в нее с головой — раз нет шляпки. Щекам сразу становится жарко. На дворе тепло, хотя уже почти вечер. Солнце зашло. Уже три часа прошло с тех пор, как я сбежала с Лэнт-стрит.

Уже стоя у дверцы кареты, я оборачиваюсь. Протягиваю мистеру Хотри руку.

— Так вы приедете завтра?

— Конечно.

— И вы никому не расскажете? И будете помнить, что я в опасности?

Он кивает.

— Езжайте, — говорит он тихо. — Эта женщина позаботится о вас лучше, чем я.