— Это Маргарет, — сказала она, покраснев до ушей. И крикнула: — Входите, Маргарет, я в спальне!

Маргарет вошла, сделала реверанс и, обращаясь ко мне, сказала:

— Я пришла забрать поднос, ми... Ой! Мисс Смит! Это вы тут? А я приняла вас за госпожу... — И покраснела, а Мод, укрывшись за пологом кровати, смеялась, закрыв рот ладошкой, совсем как маленькая. Прямо покатывалась со смеху, и темные глаза ее сияли.

— Вы только представьте, что мистер Риверс тоже ошибется и перепутает нас? — сказала она мне, когда за Маргарет закрылась дверь. — Что нам тогда делать?

И снова расхохоталась. Я глянула на себя в зеркало и улыбнулась.

Было же во мне что-то, из-за чего меня приняли за леди?

Лучшего моя мать и желать не могла.

В конце концов, я ведь намереваюсь прибрать к рукам все ее наряды и украшения? Ну, начала чуть раньше. Только и всего. Когда она отправилась к дяде, я сняла оранжевое платье, села и отпорола подпушку, а также чуть распустила лиф. Не стану же я себя калечить, даже ради осиной талии.

— ... Правда, мы теперь красивые? — спросила Мод, когда я зашла за ней в библиотеку.

Она оглядела меня с головы до пят, потом огладила на себе юбку.

— Ой, какая пыльная! — вскричала она. — Это с дядюшкиных полок насыпалось! Это все книги, гадкие книги! — Казалось, она вот-вот заплачет.

Я стряхнула пыль, и мне вдруг захотелось сказать ей, что она зря переживает. Да появись она хоть в рубище и с лицом как у трубочиста, для Джентльмена она всегда будет самой желанной, пока в банке лежат пятнадцать тысяч с пометкой: «Мисс Мод Лилли».

Представьте, каково мне было — смотреть на нее, и знать все то, что я знала, и делать вид, что ничего не знаю. Будь на ее месте другая какая девчонка, все это было бы даже забавно. Я бы сказала: «Вам нездоровится, мисс? Принести вам что-нибудь? Хотите, я принесу вам зеркало, чтобы вы на себя посмотрели?» А она бы ответила: «Нездоровится? С чего вы взяли? Я просто озябла и гуляю, чтобы согреться». Или так: «Зеркало, Сью? К чему мне зеркало?» — «Мне кажется, вы смотритесь на свое отражение чаще, чем положено». — «А почему, как вы думаете, я это делаю?» — «Не могу знать, мисс».

Сказали, что его поезд прибывает в Марлоу в четыре часа дня и что Уильям Инкер отряжен встретить его, так же как встречал меня. В три часа Мод решила сесть с шитьем у окна, потому что там светлее. Конечно, к тому времени стало смеркаться — какой уж там свет! — но я промолчала. Там, у дребезжащего окна с волглыми песчаными мешочками, стояла низкая скамеечка, накрытая подушкой, во всей комнате места холоднее не сыщешь, но она просидела там чуть ли не полтора часа, обернувшись шалью, стуча зубами от холода и то и дело поглядывая на подъездную аллею.

Я подумала: «Если это не любовь, тогда я — голландский матрос, а если такова любовь, тогда все влюбленные — глупцы, и, слава богу, я не из их числа».

Наконец она прижала руку к груди и вскрикнула. За окном мелькнул огонек — фонарь на двуколке Уильяма Инкера. Она вскочила, бросилась прочь от окна, подбежала к камину и замерла, в волнении сжимая руки. Потом послышался цокот копыт по гравийной дорожке.

— Это мистер Риверс, мисс? — спросила я.

— Мистер Риверс? — переспросила она. — А что, уже так поздно? Да, наверное. Как же дядюшка обрадуется!

Дядюшка вышел его встретить. Она засуетилась:

— Наверное, он позовет меня поприветствовать мистера Риверса. Как сидит на мне юбка? Может, зря я не надела серое?

Но мистер Лилли ее не позвал. В комнатах под нами послышались мужские голоса, со скрипом закрылась парадная дверь, но лишь через час горничная пришла с сообщением, что прибыл мистер Риверс.

— Мистера Риверса устроили в его прежней комнате?

— Да, мисс.

— Мистер Риверс, должно быть, устал с дороги?

Мистер Риверс послал сказать, что он не очень устал с дороги и надеется увидеть мисс Лилли, а также ее дядюшку за ужином. Прежде этого времени он не осмеливается тревожить мисс Лилли.

— Понимаю, — сказала она, услышав эти слова. И закусила губу. — Пожалуйста, передайте мистеру Риверсу, что он не причинит госпоже никакого неудобства, если зайдет к ней в гостиную еще до ужина...

И продолжала в том же духе, запинаясь и краснея. В конце концов горничная все поняла и вышла. Она отсутствовала примерно четверть часа. Когда же вернулась, за ней следом шел Джентльмен.

Он шагнул в комнату и сначала вроде как не заметил меня. Взгляд его был устремлен на Мод.

Он сказал:

— Мисс Лилли, как великодушно с вашей стороны принять здесь усталого путника в пятнах дорожной грязи... Как это на вас похоже!

Голос его был нежен. А что до пятен — лично я не заметила ни одного. Думаю, он успел сходить в свою комнату и по-быстрому переодеться. Волосы его были приглажены, усы аккуратно расчесаны; и на сей раз у него было лишь одно скромное колечко — на мизинце, сами же руки были чистые и ухоженные.

Он казался тем, кем и хотел казаться: красивым порядочным джентльменом. Когда же он наконец обратился ко мне, я от неожиданности сделала реверанс и чуть не покраснела.

— А это Сьюзен Смит! — произнес он, оглядывая мое бархатное платье и растягивая губы в улыбке. — Но я чуть не принял ее за леди, клянусь вам!

Он шагнул ко мне, взял меня за руку, и Мод тоже подошла ко мне. Он сказал:

— Надеюсь, вам понравилось здесь, в «Терновнике», Сью. Надеюсь, на новом месте вы показали себя как хорошая служанка.

Я ответила:

— Я тоже на это надеюсь, сэр.

— Она очень хорошая девушка, — сказала Мод. — Очень-очень хорошая.

Она произнесла это скороговоркой, словно ей приятно было, что он обратил на меня внимание: так отвечают обычно, когда незнакомец на улице похвалит вдруг вашу собачку.

Джентльмен крепко сжал мне руку, потом выпустил — она безвольно упала. Он сказал:

— Конечно, она и должна быть хорошей, всякая девушка обязана быть хорошей, когда у нее перед глазами такой пример для подражания, как вы, мисс Лилли.

Ее лицо, которое уже почти приобрело естественный цвет, снова запылало.

— Вы так добры, — сказала она.

Он покачал головой и закусил губу.

— Любой джентльмен просто обязан быть добрым, — проговорил он, понизив голос, — рядом с вами.

Теперь и его щеки зарозовели — не хуже, чем у нее. Думаю, он для этого специально поднатужился. Он не сводил с нее глаз, и в конце концов она улыбнулась ему. А потом рассмеялась.

И тогда я впервые подумала, что, должно быть, он прав. Она и правда была красивая, нежная такая и хрупкая — я поняла это, когда увидела, как она стоит перед ним и смотрит ему в глаза.

Вот дурачки. Большие часы пробили положенный час, они вздрогнули и словно очнулись. Джентльмен сказал, что отнял у нее много времени.

— Надеюсь, я увижу вас за ужином, вас и вашего дядюшку?

— Да, и моего дядюшку, — тихо сказала она.

Он отвесил ей низкий поклон и направился к двери, потом, уже шагнув за порог, кажется, вспомнил о моем существовании и устроил что-то вроде пантомимы, хлопая по карманам в поисках монет. Достал шиллинг и поманил меня, чтобы дать мне награду.

— Это вам, Сью, — сказал он. Взял мою ладонь и вложил в нее шиллинг. Монета была фальшивой.— Все хорошо? — добавил он тихо, так, чтобы Мод не услышала.

Я ответила:

— О, благодарю вас, сэр. — При этом сделала реверанс и подмигнула.

Да уж, делать эти два дела одновременно оказалось труднее, чем я предполагала, так что никому не посоветую: когда подмигиваешь, очень трудно сохранить равновесие в реверансе, а приседая, подмигивания не заметно.

Но, похоже, Джентльмен мук моих не оценил. Он улыбнулся довольной улыбкой, еще раз поклонился и вышел. Мод, взглянув на меня, молча прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь — уж не знаю, что она там делала. Я сидела и ждала, пока она не позовет, и она позвала спустя полчаса — надо было помочь ей переодеться к ужину.

А пока я была в комнате одна, сидела и от нечего делать подбрасывала на ладони шиллинг. «Ну и ладно, — подумала я, — фальшивые монеты блестят не хуже, чем настоящие».