И вдруг замолчал. Мир исполненный абсолютного безмолвия. Линия раздела. Финальная аберрация. Неуловимые тончайшие нити меж любовью и смертью нежнейшие кружева праоснова мироздания он видел их яснее ясного. Он стремительно превращался в человека.
Пыхтел на ветвях бородатый черный весь в перьях в первобытности своей. За ними серая площадь шпилем ушедшая ратуша.
— Вот что я скажу тебе, Кассий, — все разрешилось. Пришла пора одеть старые одежды.
Изумленное ошарашенное молчание.
— Я правильно понял тебя, милая?
— О чем бы вы ни думали что бы вы ни делали все вы — вы не свободны от идей иудео-христианства на которых зиждется Запад. Вы либо принимаете либо отвергаете их людей никак не затронутых ими практически нет — не так ли?
— Учитель, вы ведь знаете, что я в Бога не верю.
— Это не имеет никакого значения. Для людей живущих здесь небеса это солидный счет в банке. Если ты веришь ты жертвуешь что-то церкви если нет — то нет. Вот и вся разница.
— Колин, милый, и все же мир начался не вчера — в распоряжении моего ребенка будет все его прошлое — разве не так?
— Он будет дышать тем же воздухом что и мы с тобой, дорогая. Коль так то пусть уж и начинает с того же. Обо всем остальном можно забыть.
— Ну что вы, Учитель! — не выдержал Кассий. — Историю изменить невозможно — мы ее продолжатели и только. Мы — это мы. От этого никуда не денешься.
— Здесь ты ошибаешься, Кассий, — мы это не только мы. Что до истории, то она меняется сама собой. После того, как упали эти бомбы, прежняя история закончилась. Чем быстрее мы это поймем, тем лучше это будет для нас.
— Может быть вы и правы… Почему же тогда вы не хотите вывести нас из этого кошмара, Учитель?
Дрожащей рукой подносит ко рту дымящийся рифер.
— Сделай я так и вы заснете еще крепче. Это как опий.
Она видела, что он борется с каким-то соблазном. Она видела его. Он видел, что она его видит. Самому себе он представлялся теперь чем-то совершенно новым, доселе небывалым. Более изощренная ложь? Она видела его иначе ей казалось что он раздваивается. Она стояла вне себя ощущая собственную неполноту. Первый опыт временного потока.
Из ушей Кассия валил дым англиканская церковь горела синим пламенем он странно извернулся и выпал подчистую из здешних пространств подобно изгнанному духу. Она его изгнала. За руку его придерживая двинулась к вершине проплывавшей мимо горы и уже там предалась чувствам праведный гнев он раз за разом будит мертвецов чтобы посмотреть как они будут умирать на сей раз и только. Чартерис хохотал чуть не валился с ног так это было смешно. Под знаменами клятв и заклятий по склону. Женщина.
— У тебя синдром Кассия, детка, ты считаешь людей личностями мы же живем скопом и умираем скопом — понимаешь? Не люди но фазы! Выброси все это из головы, Энджи! Считай что все уже позади. Мы играем отныне новую музыку и меряем все новою мерой. Поступай как знаешь можешь быть со мной можешь вернуться к Руби мне все равно только давай не будем торчать на этом маттерхорне.
Грустит прячет глаза
— Этот кассий Колин Кассий ты бы знал как я его боюсь ты такой беззащитный он с тобой все что угодно может сделать он ведь искариотом себя чувствует это по всему видно иначе зачем бы он на дерево взбирался? Если настоящее это уже прошлое значит судьба твоя, Кол, предрешена.
К ним шли люди он слышал их голоса их шаги.
На площади материализовался их оркестр в полном составе.
— Я и Кассу дело найду.
Безликая масса из настежь распахнутых тюремных врат позванивая бубенчиками и колокольцами.
Молитвенный цилиндр раскручивался все сильнее все лица устремлены к нему цвет юных светлых ликов. К незримым берегам расходятся волны их очистят от былого скверны. Волны. Отовсюду люди.
Передний край — Лаундрай и его воинство. Чартерис забрался на скамейку над которой старый знак — до Франкфурта столько-то километров — облезлый старый знак. Взмахнул руками, призывая к тишине. Взрыв восторга.
К ним новым словом: у меня открылось новое видение. Все мои прежние «я» все мои спящие «я» остались в прошлом.
Я — мира новый терминатор.
От меня отчет новой эры постпсихотомиметической эры оккультуре пришел конец
Метаморфинист
Бескрылый Лаундрай прервал его:
— С видением нам все понятно. Вы лучше скажите, когда мы займемся делом.
— Старые боги умерли их больше нет.
— Очень приятно слышать, но что вы нам скажете о походе на Берлин?
Знакомая смущенная улыбка.
— Пора стартовать и вам — отдайтесь ветру пока он наполняет ваши паруса! Отправятся в путь только те, кто действительно желает того, — принуждение любого рода исключается. Я же останусь здесь. Наши фотографии здесь расходятся.
Многоголосое дружное «нет» ползет по площади, пока Чартерис не возвышает голоса:
— Я хочу сказать вам о своем недавнем видении. Не я вел мотоколонну, но Лаундрай! Радуйся же, механизатор, — настало время исполнения желаний! Веди их!
— Schleisskopf! He хочешь быть ведущим — становись ведомым!
Хорст юркою пташкой порхнул под крыло.
— Моим полномочным представителем в вашем лагере станет мой первый заместитель Касс!
— Адъютант у меня уже есть.
Чистит перья.
— Касс будет связным. Вот твой новый командующий, Касс, — чудесным разумом его отобрази — когти подрезаны и тьма в часу девятом — ты понимаешь?
Блеснули карие глаза и отразили громаду белую утеса увешанного медалями.
— Mein herr, я счастлив служить вам могу заверить — Человек действия это я уже понял. Так значит вся эта кавалькада теперь в моих руках — так? Так. Стало быть решено. Люди! Люди! Собратники! Герр Чартерис, во имя единения и славы ради! Мы еще встретимся! Теперь же, слушайте! Действие! Борьба! Движение! Утопии астротрассы!
Касс и Вексель уже сообразили что к чему и понеслись к автомобилю босса.
— Водород 12 да будет с вами!
Прощальным напутствием.
Рев кактомобилей энзимы энтузиазм полные коробки скоростей аорты радиаторов стремительное ног и — К Чартерису подошел Арми Бертон.
— Эй, тебе еще нужна эта крошка представитель великого народа?
— Имя.
— Представительница великого народа носит имя Элсбет.
— Она еврейка.
— Я понимаю. Именно так они себя и называют.
— Ты все перепутал. Это немцы себя так называют.
— Ах, да! Это же совсем другой мир! Так нужна она вам или нет?
— Ты хочешь ехать с Лаундраем и хочешь чтобы она поехала вместе с тобой?
Руби Даймонд в облике человека сжимает руку Анджелин и вместе с ней за ствол.
— Чартерис хочет свалить — я не ослышался? Он что — уходит?
— Руби, он просто спрямляет путь! Наш отравленный мир попетляет-попетляет и вернется на круги своя и все начнется снова а он будет уже там и я буду там вместе с ним потому что я не могу оставить его, иначе он просто загубит себя — ты понимаешь?
Под шкуры толщей боль.
— Но он же хотел убить тебя, миленькая, — оставь его он пред тобой никто никтожество пропащий человек со мною же тебе куда как лучше — слышишь!
— Если он так ко мне относится значит ничего другого я просто не заслужила.
Засверкала первая слезинка.
— Да ты просто свихнулась, Энджи! Поехали с нами — брось ты его!
Отпрянула и тыльной стороной руки нос утерев сказала еле слышно:
— Не сбивай меня с толку, Руби. Если уж я ему нужна, значит без меня он не сможет и с этим я ничего поделать не могу!
— Да ты то же самое и о Филе говорила! Ты же повторяешь свои ошибки! Выйди ты из этого порочного круга, хватит с тебя, слышишь? Поехали с нами, Энджи!
Лицо в морщинках тихо:
— Руби, Руби, он ведь действительно без меня не может!
— Это я без тебя не могу! Он же тебя угробить хотел!
— Он такой несчастный!
И тут из глаз его вдруг дикое быка:
— Сука ты безмозглая, вот ты кто!
Сказал и тут же к ней спиной что растворилась в общей суматохе словно и не было Руби. Все спинами лишь Арми лицезреет вчерашнего вождя.
