А потом эти субчики вот что проделали: залезли в свою бронированную и на нас потихоньку двинулись. Едут, значит, и вещают:
— В целях предотвращения распространения инфекции вы сейчас пройдете дезинфекцию!
Стихами кроют.
— Мы просим вас соблюдать полное спокойствие, не препятствовать осмотру наших специалистов…
Во! Да они нас, и, правда, за какую-то заразу принимают! Ну идиоты! И тут меня стукнуло — это кто идиот-то? Я же ведь первая идиотка и есть! Это, значит, меня сейчас сгребут, дезинфицируют, обследуют, может, куда запрут… А Быков? А воля-свобода? На фиг-на фиг такой график!
И я с лету ринулась в леса. Ох, мама, подарила ты мне субтильное сложение и быстрые ноги! И благодарна я буду тебе за то по гроб жизни, потому что словить меня в ту пробежку никто не смог.
Хотя, может, никто и не пытался.
В общем, удрала. Удрала, вылезла из этого деруна-лесочка, села на обочине и призадумалась. Удрать-то я удрала. А дальше что? Ой, врешь, не дальше что, а дальше — с кем? Избаловалась, в одиночку уже ходули не ходят. А бедолагу Шельгу они явно сцапали… Во психи, а?
И тут меня скрутило.
Перво-наперво стало не хватать воздуха — словно на грудь кто-то давил, не давая подыматься. Я испугалась. Я всю жизнь была здорова, как бельгийская телка, а сейчас валялась на обочине, зажимала дико трепыхавшееся сердце и уговаривала:
— Ну, чего ты, а? Ну хватит, а?..
В таком виде меня обрел возвращавшийся Шельга. Этот действовал безо всяких уговоров — сунул мне чего-то в пасть, положил под голову сумку, да еще оттянув ворот свитера, ляпнул на грудь что-то влажно-теплое…
И я быстренько пришла в норму. И обнаружила, что здоровье мое по-прежнему непоколебимо, Шельга по-прежнему со мной и жизнь по-прежнему прекрасна. Гаркнула:
— Приветствую помешанно-зараженных сограждан!
Шельга заметно вздрогнул.
— Отлегло?
— Ну. Возьмите от меня… энто мокрое. Что вы мне приклеили?
— Платок из термоса намочил.
Я оттянула прилипший свитер.
— А как вы удрали?
— Я не удрал, — поправил Шельга, — я ушел.
— И вас отпустили?
— Сначала — нет, а потом…
Он замолчал, рассеяно подкидывая платок.
— Ясно, — сказала я, — военная тайна. Да бросьте вы платок! Что вам новенького сказали?
Шельга уставился на платок, точно видел его впервые.
— Новое… — сказал медленно, — да, интересное новое…
И сунул мокрый платок в карман.
Шельга двигался по своим только ему известным делам, ну и я, естественно, с ним.
Пришли мы на Центральную. Ну да, на ту, по которой раньше демонстрации шествовали. Где Ленин показывал в одну сторону, а народ шагал в другую.
Пошли через площадь, а меня как застопорило. Стою и смотрю на нее, как баран на новые ворота. Оглянувшись, Шельга тоже притормозил.
— Что случилось, Дина?
— Давайте в обход.
— Зачем? Здесь ближе.
— Ну и пусть ближе! Пойдем в обход, правда!
Шельга повертел стриженной башкой, словно принюхиваясь.
— Шельга, не ходите!
Шельга пошел. Он пересек дорогу. Я, словно меня кто-то отпустил, побежала за ним.
И, едва ступив на первую плиту, почувствовала, что идти становится труднее — ноги наливались тяжестью, словно я шла по непролазной грязи или глубокому снегу. Ступни тянуло вниз, просто приковывало к серым плитам.
— Шельга! — позвала я тихо
Он оглянулся. Рожа напряженная, глаза — как щели.
И вдруг — треск! Это разламывались, вставали стоймя под ногами плиты. Шельга молча балансировал на одной из них. Я прыгнула вперед — плиты мягко, зыбко, как болото, заходили под ногами.
— Дина, быстро!
Мне защемило носок кроссовки. Шельга схватил и так дернул меня за руку, что едва не выдернул ее из плеча.
Мы выпрыгнули на полосу неподвижного асфальта и, пятясь, смотрели, как площадь ходит ходуном. Со стороны это выглядело интересней.
— Что вы почувствовали? — спросил Шельга, не отрывая глаз от сошедшей с ума площади. — Почему сказали идти в обход?
— Да так… сама не знаю.
— А вы не находите, что для природы это как- то все… нецелесообразно? То дома рушатся, то…
— Так закон же новый! Природа сама не знает, что с ним делать. А может, это вовсе не природа! Может, это город. Я где-то читала, что города на какой-то стадии развития становятся разумными…
— Фантастика? Не люблю. И, кроме того, зачем разумному самого себя разрушать?
— Люди тоже вроде разумные — а пьют, колются, жрут че не попадя, мечтают о чем попало!..
— Я не пью и не курю. Не колюсь. И твердо стою на своих ногах, — сказал Шельга.
— Ну, вы! — сказала я, махнув рукой, — Вы, вообще, какой-то правильный. Ангел прямо!
— Я не ангел, — тихо возразил он, — и я это знаю.
— Вы вообще, как я посмотрю, все знаете. Скучно, да?
— Знание не может быть скучным, — ровно возразил Шельга. — И, кроме того, я не могу знать все. Я не знаю, например, что творится в этом городе. Но я хочу это узнать. А вы, Дина, вроде бы и не хотите. Не думаете об этом, правда?
Я засунула руки в карманы. Оглядела чистенького, подтянутого Шельгу — от ботинок до светлой головы.
— Не хочу, — кивнула. — Нет, вернее, хочу, но не так, как вы. Мне и так здесь нравится. Он — как я. А вы… вы, наверное, с ума сойдете, если не поймете. Вам все надо по полочкам.
— Это плохо? — спросил Шельга спокойно.
— Просто все по полочкам не получится. Я вот, например, не войду. Ясно?
— Я для вас заведу целый шкаф, — засмеялся Шельга, разом смахивая с меня раздражение. Смех у него был славный.
А потом мы встретили веселого человека. Странника. Шел он нам навстречу по улице, а параллельным ему курсом двигалась здоровенная красивущая псина. Сближались потихонечку, приглядываясь. Странник нам шибко не возрадовался, но уклониться от встречи не пытался. Был он лохмат, бос и бледен.
— Добрый день, — сказал Шельга.
— Я Странник, — быстро, словно упреждая наши вопросы или действия, сказал тот.
— Простите?.. — вежливо переспросил Шельга.
— Ну странник он, — объяснила я. — Странник и все тут. Пес чей?
Пес был здоровый, породы неизвестной и глядел на нас, присев в сторонке. Я подошла — он подобрал длинный язык и искательно ткнулся мокрым носом в мою руку.
— Он сам по себе, — равнодушно сказал Странник.
Я похлопала по густой пыльной шкуре.
— Жарко, да?
Пес улыбнулся. Шельга меж тем вел светскую беседу.
— И куда вы путь держите?
— По городу, — охотно сообщил Странник, — каждый раз что-нибудь новенькое. То люди, то…
Шельга уже шелестел картой.
— Где вы видели людей?
— Нет, — дружелюбно сказал Странник, — я в эти дела не вмешиваюсь. У меня такой принцип.
— Мы ничего им не сделаем.
Странник широко улыбнулся и помотал головой.
— Нет-нет, я же сказал…
Я уткнулась подбородком в твердый затылок пса. У Шельги были очень узкие глаза.
— Я прошу вас, — тихо сказал он. — Где вы видели людей?
Странник пожал плечами и стал подтягивать лямки своего задрипанного рюкзака.
— Я еще раз спрашиваю вас… — монотонно говорил Шельга. Странник косо поглядел не него. Потом на меня — что, мол, он у вас не дослышит?
Я подняла длинное ухо пса и шепнула ему:
— А лучше б сказал. А то он расстроится. А профессия у него нервная.
— Да-а… — протянул Странник, нерешительно косясь на меня.
Шельга молча смотрел на его босые ноги.
— Ну да, ну да, — быстро сказал Странник, — но их там мало было… У завода да еще у райисполкома…
Шельга молча протянул ему карандаш. Странник тиснул карту к стене дома и стал что-то там вычерчивать, одновременно приговаривая:
— Вроде без оружия… Чем занимаются? На знаю, не доложились, гражданин начальник. Задевать не задевают, но к себе не приглашают. За главного у них парень был. Рослый такой, видный…
Я надавила пальцем на нос пса.